Спэнсер Коэн (ЛП) - Уолкер Н. Р. (библиотека книг txt, fb2) 📗
смутить его еще больше, я посмотрел на него, все еще придерживая рукой за спину, и
сказал:
– Готов?
Он быстро кивнул.
– Конечно.
Повернувшись к друзьям, которые смотрели на нас и улыбались, я произнес:
– Мы пошли. Словимся позже. Запрете за нами? – я направился к входной двери, отпер ее и придержал для Эндрю.
Дверь еще не успела закрыться, и клянусь, я уловил, как Лола визгливо зашептала, что она делает только в периоды эмоционального возбуждения.
– О, боже мой! Вы видели лицо Спэнсера? – Кто–то что–то забормотал, кто–то
засмеялся, но, к счастью, дверь со щелчком закрылась, и больше я ничего не услышал. По
воле Господа или благодаря хорошим манерам Эндрю вроде ничего не заметил. Я же
мысленно отметил: убить своих так называемых друзей.
Я указал на ведущую к пляжу улицу.
– Сюда.
Пройдя полблока в тишине и немного поболтав о его поездке до моего дома, он
проговорил:
– Твои друзья классные.
Я захохотал.
– Обычно они так себя не ведут. Они реально хорошие люди. Большинство считает
татуировщиков бандитами, что совсем не так. Эмилио и Даниэла – очень верные друзья, а
Лола… чокнутая. Но она моя лучшая подруга. Милая, суровая и чокнутая.
– Мало кто мог бы носить розовые волосы, черно–белое полосатое платье и
бирюзовые туфли.
Теперь я ухмылялся.
– Да, мало кто. Она смахивает на девочку из пятидесятых, встретившую панк–
рокершу.
Он улыбнулся.
– Правда.
– За углом есть небольшой марокканский чайный дом, – поведал я ему, кивнув
вверх по улице. – У них отличные завтраки. Ты ел?
– Несколько часов назад.
Господи, было воскресенье, десять часов утра.
– Ты давно встал?
– Уже успел сходить в зал.
Я покачал головой.
– Тогда аппетит должен был появиться.
– Никогда не пробовал ничего марокканского. На завтрак, конечно.
Я открыл дверь в кафе и поймал себя на том, что улыбался ему.
– Тогда сегодня у тебя первый раз.
Внутренний интерьер кафе – сочетание оранжевого, пурпурного и красного. Здесь
пахло специями и лимоном. Столы из темного дерева были низкими, а скамьи устелены
подушками, и я был благодарен, что мой любимый столик пустовал. Располагался он в
углу возле окна, в которое проникал солнечный свет.
Я уселся и ждал того же от Эндрю. Он устроился напротив меня, оглядываясь
вокруг и улыбаясь.
– Люблю это место, – признался я ему. – А этот стол? Если б можно было принеси
книгу и весь день получать чай, я бы никогда не ушел. Особенно зимой, когда солнце
проникает в окно.
Он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, и опять меня поразило, какой
же он красавец. Коротко постриженные волосы песочного цвета были зачесаны на бок, но
все равно немного взъерошены. Он был чисто выбрит и пах невероятно хорошо: мылом, дезодорантом и мужчиной. Он был такой весь из себя американский мальчик–аккуратист, знавший все на свете. Я постарался представить его в одежде примерно моего стиля или в
чем–то ином, нежели чем в свитере с ромбиками и классических брюках, но не преуспел.
Ему все это очень шло. Если бы существовал журнал под названием «Сексуальные
ботаники», он был бы на обложке.
Хозяйка, пожилая женщина по имени Зинеб, подошла к нам и сверкнула улыбкой.
– Спэнсер, давно не виделись.
– Знаю! Был занят на неделе, – сообщил я ей. – Но мой друг никогда не пробовал
ничего марокканского. Как считаете, с чего ему начать?
– С хобз бчехмы с бараниной и перцем, – ответила она. – Приготовлены сегодня
утром, и мсемен, твой любимый.
Я усмехнулся.
– Как всегда. Пожалуйста, с медово–инжирным вареньем.
Она закатила глаза.
– Разумеется. Чай?
– Для меня – да, пожалуйста. – Я махнул рукой на Эндрю, изумленно смотревшего
на меня. – И латте с двухпроцентным молоком, без сахара и сиропа. Спасибо. – Я сделал
для него заказ ровно так, как ему нравилось.
Зинеб оставила нас и выкрикнула что–то по–арабски своему мужу. Боже, я обожал
это место.
– Ты запомнил? – спросил Эндрю. – Какой кофе я пью.
– Конечно, – ответил я. Будто для него никто и никогда не делал таких простых
вещей. – Моя работа – помнить о тебе все.
– Да, безусловно, – сказал он, неожиданно обнаружив что–то интересное в меню.
– Что напоминает мне, – добавил я. – О любимой песне.
– Понимаешь, не так–то все легко.
– Нет, легко.
– Тогда какую песню ты любишь больше всех остальных?
– Кавер Джеффа Бакли «Аллилуйя».
Он моргнул.
– Так просто?
– Так просто.
– Хорошая песня.
– Песня прекрасная, – поправил я. – Не пойми неправильно, мне нравится версия
Леонардо Коэна. Но версия Джеффа Бакли… ну… прекрасна.
– Прекрасна? Довольно громкое заявление. – Он помрачнел. – Прекрасная песня?
Как ты определяешь прекрасную песню?
Я поймал себя на том, что улыбался ему.
– Не выворачивай ее наизнанку, вот как. Отбрось весь технический шлак:
параметры, аккорды и прочую лабуду. Исходи из ощущений. Что ты чувствуешь здесь. –
Я прижал руку с груди. – Эта песня остановит меня, где бы я ни был.
Он рассматривал меня с намеком на улыбку, но в глазах мелькнуло понимание и
невысказанное согласие.
– Что ж, если ты определяешь прекрасную песню именно так, то я бы назвал
«Лунную сонату» Бетховена. – Он тяжело сглотнул и пожал плечами, как бы извиняясь. –
Она не крутая или что–то типа того, но это красивая песня. Хотя формально это даже не
песня, а музыкальная композиция.
– Формальности в сторону, не извиняйся, – сказал я. – Никогда. Если тебе нравится, признай. Повторяй за мной… – Он в ожидании уставился на меня. И я произнес: – Моя
любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она
охренеть какая классная.
Он зашелся в хохоте и огляделся вокруг убедиться, не слышит ли кто мои
ругательства.
– Говори, – надавил я на него.
Он прокашлялся и тихо залепетал:
– Моя любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она… охренеть какая классная.
Я хмыкнул.
– Видишь? Разве не стало лучше?
Он усмехнулся как раз в тот момент, когда Зинеб принесла наши напитки и с
надеждой посмотрела на меня.
– Ну? – сказала она. – И кто твой друг?
Эндрю остолбенел, глядя на нее, а я представил их друг другу.
– Это Эндрю. Эндрю, это Зинеб, творец самого вкусного зеленого чая во всем ЛА.
Он просияла.
– Ему нравится марокканский зеленый, – обратилась она к Эндрю. – Мало кому он
нравится. Купи ему чай, и ты завоюешь его сердце. – Я фыркнул, а Эндрю почти
проглотил язык. – Еда скоро будет, – добавила она и удалилась, по–видимому, не обратив
внимания на ужас, отразившийся на лице Эндрю.
– Она считает, мы…?
Он кивнул.
– Лучше привыкнуть, – сказал я, разворачивая чашку чая. – Нужно, чтоб публика
думала, что мы встречаемся. Особенно Эли.
Брови Эндрю сошлись на переносице, но он кивнул.
– Да. Наверно.
– Не такой уж я и страшный, – брякнул я, пошутив лишь наполовину.
– Что? Нет! – яростно воскликнул он. – Ты просто… ну, знаешь…
– Нет, не знаю. – Это могло плохо закончиться. Мне практически не хотелось
задавать вопрос. – Это хорошее «ну, знаешь» или плохое «ну, знаешь»?
– Хорошее, – протарахтел он. Шею покрыл слабый румянец. – Просто ты такой…
стильный. – Он поежился от сказанного слова. – А я нет.
– Ну, простите мистер любитель «Заводного апельсина» и «Лунной сонаты», –
парировал я с улыбкой. – Это чертовски круто.
Он покачал головой, полностью игнорируя мои слова.
– Но посмотри, как ты одет.
Я глянул на свою одежду: брюки три четверти песочного цвета, белая рубашка на
пуговицах и синие замшевые «оксфорды».