Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— А та… мисс доктор? — уточнил Коннор. — Она не может помочь?

— Похоже, Георгу уже никто не может помочь, — отрезал Хэйтем. — Хотя попытки предпринимаются. Тайно, по понятным причинам. Мисс Вулидж лично проверяет каждого из отобранных, но пока… Пока безуспешно.

Коннор опустил плечи, но все-таки пошутил:

— Вашингтон хотя бы не надевает наволочку на голову. Хотя в плане графомании он недалеко ушел от Георга. Пишет и пишет. Кстати, мне докладывали, что Брант, который недавно вернулся из Англии, проводил время в Лондоне в развлечениях. Возможно, развлекался как раз королем Георгом. Надо думать, теперь Бранту король перестал нравиться.

— Он там еще и с мистером Арнольдом, который сдал вам с Шэем Вест-Поинт, встречался, — просветил его Хэйтем. — У мистера Арнольда свои трудности — его финансовые махинации уже дважды едва не привели его на скамью подсудимых. Что же до Бранта, то лично мне на него наплевать. Он вернулся в Квебек, а это личные проблемы мистера Халдиманда.

— Вот так все и кончилось, — печально вздохнул Коннор.

— Каждый из них получил по заслугам, — попытался утешить его Шэй. — Но у нас еще есть надежда, что в Соединенных Штатах все получится лучше, чем могло бы. Любое дело нужно завершить, и у тебя есть все возможности. Поезжай в Маунт-Вернон и помни — что бы ты ни решил, у тебя есть, куда возвращаться, где тебя ждут. Меня это очень поддерживало, когда я мотался по Старому Свету.

— Да, это поддерживает, — Коннор посмотрел на него открыто. — Я наконец-то понял тебя, Шэй. Понял, почему ты ушел из Братства. Я не считаю идеологию Ордена правильной, но вы с отцом, тамплиеры, смогли показать мне, что важна не только цель, но и методы. Вот чего я раньше не мог понять, так это двойной морали. Почему можно убить одного ради спасения многих, но нельзя действовать интригами, если это позволяет добиться своего без убийств? Почему можно пренебречь чем угодно, чтобы достичь цели? А теперь понял. Наверное, только так и можно это понять — оказаться один на один с собой, когда ты ведешь людей, которые уверены, что все, что ты делаешь, нужно и правильно. А сам ты при этом понятия не имеешь, что нужно и правильно, а просто пытаешься не дать этому миру скатиться в бездну. Уметь признать свои ошибки — первый шаг на пути к этому.

Хэйтем отвернулся, и Шэй понял, что тот пытается скрыть то, что написано у него на лице. А сам Шэй ничего скрывать не желал, поэтому посмотрел на сына с грустной улыбкой:

— Я говорил это раньше, но повторю и сейчас. Не знаю, как это вышло, но мы вырастили настоящего ассасина, Хэйтем. Такого, каким когда-то хотел стать я сам. Я не буду уверять тебя, что все получится, Коннор, но знаю точно: что-то получится. Вернешься из Маунт-Вернон — загляни к нам. Тебе как раз хватит времени, чтобы вернуться и отправиться на конвент в Аннаполис.

Коннор замялся и неуверенно посмотрел на отца:

— Не знаю, — протянул он. — Мне бы хотелось успеть побывать в Дэвенпорте. Когда я приехал туда прошлой зимой, я… Шэй, Фолкнер умер. Я не застал его в живых, но успел на похороны.

— Хочешь рассказать? — Хэйтем уже взял себя в руки и говорил с искренним сочувствием, мягким таким…

— Наверное, — сын опустил взгляд на опустевший бокал и жестом попросил еще. Шэй налил, стараясь не сбивать его с мысли. — Такое только вы, наверное, можете понять. И еще, может быть, Чарльз Ли. Последние месяцы я не брал Фолкнера с собой, потому что у него сердце начало прихватывать. Это было неправильно с любой стороны: я рисковал с таким старпомом, а он рисковал с такими нагрузками. Но когда я настоял на том, чтобы он остался на берегу, он… Он очень много пил, и это, несомненно, приблизило его кончину. Но он ушел так, как хотел уйти — после развеселой пирушки в рыбацкой деревне. Пил на спор, рассказывал незамужним девушкам о своей моряцкой молодости. Обещал их на лодке прокатить… Не успел. Наверное, он знал, что все так кончится. Я видел его мертвым — он как будто слегка улыбался. На похороны с острова Мартас-Винъярд приехала его знакомая, мисс Аманда. Может, вы ее помните — владелица таверны «Золотой виноград». Она Фолкнера и прибирала перед похоронами. И она же мне отдала его письмо, сказала — хранил у сердца.

— Что-то… важное? — осторожно уточнил Шэй.

Он не помнил, сколько именно Фолкнеру было лет, но тот был уже стариком и его смерть была естественной. Не сказать, чтобы мистер Кормак особо сожалел, но сочувствовал сыну.

— И важное, и нет, — уголки губ Коннора дрогнули. — Писал, что рад, что когда-то жизнь свела его с Братством. Писал, что я — настоящий ассасин. Даже странно, от Раксота я слышал прямо противоположное… А еще, что был рад мне служить на «Аквиле», и благодарен мне за «былые дни». Что ты, Шэй, вовсе не такой сукин кот, каким он тебя считал. Так и написал, «сукин кот». И что дети у меня получились хорошие… В общем, он много чего написал. Наверное, для него это было чем-то вроде мемуаров. И Аманде, кстати, Фолкнер тоже просил передать благодарность — за стол, за ласку и еще за… Впрочем, это, наверное, уже неприлично. Но я передал.

— Мир его праху, — сдержанно проговорил мистер Кенуэй. — А разве он много времени проводил с твоими детьми?

— Что ты, — Коннор даже рукой махнул. — Почти не выбирался из дома. Но научил Патрика строгать палочки, когда мы с Анэдэхи приходили на пирс. А Дженнифер подарил ожерелье из ракушек. Она теперь с ним почти не расстается, помнит «дядю Роберта». И, надо сказать…

— Ну, — поощрил Шэй, потому что сын замолчал.

Коннор засопел:

— Надо сказать, что Фолкнер… Это ужасно звучит, но он, как настоящий друг, даже своей смертью мне помог. За пару недель до того в Дэвенпорт приехала Пэйшенс. Помните ее?

— Помнить ее мы не можем, — заметил Хэйтем. — Но твои рассказы про Род-Айленд, конечно, помним. А почему она приехала в Дэвенпорт? Ведь ее, кажется, искала мисс де Гранпре?

— Авелина ее и нашла, — кивнул Коннор. — Но ей, прежде чем возвращаться в Луизиану, нужно было встретиться с лидерами аболиционистов здесь. Я пообещал ее свести с Франклином. А Пэйшенс с ней ехать не захотела. Сказала что-то насчет того, что ей наплевать, что по этому поводу думают остальные. И тогда Авелина отправила ее в Дэвенпорт, чтобы потом забрать по дороге.

— И что? — Шэй приподнял бровь, потому что смысла рассказа пока не улавливал.

Коннор поглядел в сторону:

— Пэйшенс сразу не поладила с Анэдэхи. Не знаю, в чем у них вышла размолвка, но Пэйшенс сказала Анэдэхи, что… Что я ее… Что мы…

— Мило, — брезгливо скривился мистер Кенуэй. — Сколько лет этой дурочке?

— Уже семнадцать, — буркнул Коннор. — Анэдэхи не поверила, но… ее начали грызть сомнения. Тем более что Пэйшенс вела себя в деревне не так, как обычно ведут себя гости. Она была любезна только с семьей Уоррена и Пруденс, и то только потому, что они чернокожие! Даже Годфри — а он очень гостеприимный человек — когда она уехала, сказал, что более грубой девчонки в жизни не видал. Авелина мне сказала, что это все потому, что Пэйшенс была в рабстве, и у нее это потом пройдет. Но я не уверен. Не одна она была в рабстве, я видел бывших рабов, и среди них тоже есть… очень разные люди.

— А зачем Пэйшенс наврала твоей жене, что якобы ты с ней спал? — Шэй не понял, но желал прояснить дело.

— Говорю же, она с Анэдэхи не поладила, — мрачно буркнул Коннор. — Ну и придумала первое, что в голову пришло — что богатый господин ее склонял там… ко всякому. Анэдэхи, когда я об этом попытался поговорить, сразу сказала, что разговор ей неприятен, и я не стал настаивать. Но, думаю, здесь дело было в том, что Анэдэхи вроде как «продалась» богатым белым и заимела свое поместье с почти рабами. И сама стала, как белая богачка. В общем, все в деревне вздохнули с облегчением, когда Пэйшенс уехала. А Авелину Анэдэхи провожала, как родную. Еще бы, такой «подарок» от нас увезла.

Коннор еще немного помолчал и добавил:

— После отъезда Авелины и Пэйшенс Анэдэхи переживала. Понимала, конечно, что нельзя слова Пэйшенс брать на веру, но все равно страдала. А когда из деревни пришла печальная весть про Фолкнера… Как она мне потом сказала, поняла, что даже если это — про меня и Пэйшенс — правда, то она все равно меня любит и хочет быть моей женой. И я ей честно сказал, что до нее у меня много чего было. Но когда появилась она, то больше никого и никогда. И тогда она меня спросила, долгий ли роман у меня был с Авелиной. А когда я ответил, что всего… раз, она сказала, что я дурак, а она сама бы, будь мужчиной, с ней куда дольше бы была. А про Добби не спрашивала, за что ей большое спасибо.