Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Она так стремительно попрощалась и сбежала, что Шэй даже не успел задать ей вопроса, который так и крутился на языке. И задумчиво ляпнул в никуда, когда шаги уже отзвучали за дверью:
— Интересно, что ей пообещала Марта?
— Ты еще спрашиваешь? — выразительно приподнял бровь Коннор. — Она больше не кормит Аннабель молоком, дети спят, а проснуться она собралась только к обеду.
— Это называется «женские секреты», — хмыкнул Хэйтем. — Надеюсь, мисс Анэдэхи не ругается, как извозчик, пока снимает туалет, и не сопит перегаром в ухо.
— В ухо сопит, — ляпнул Коннор. — Но я не против.
— В Париже ее бы назвали «эмансипэ», — усмехнулся Шэй. — Кстати, когда вы собираетесь в Париж?
— Понятия не имею, — выдохнул сын. — Я бы и сейчас не против, но Аннабель… А с другой стороны, ждать, пока она подрастет — очень долго. Это несправедливо по отношению к Анэдэхи, и я сам уже сомневаюсь. Может быть… Может быть, в следующем году. Аннабель растет здоровой, так что пара месяцев в море не должны ей навредить. За те дни, что мы добирались до Нью-Йорка, все было хорошо. Я бы и сейчас мог отправиться, но… дела.
— Дела? — Хэйтем проницательно сощурился и наклонился вперед, чтобы пополнить его бокал. — Тайные ассасинские?
— Конечно, — согласился Коннор и благодарно повел подбородком. — Нет, ничего не расскажу, потому что… Отец, Шэй, вы оставили Орден пять лет назад, но знаете… Не так давно я столкнулся с мистером Блессингтоном, который явно занимался тем же самым, что и я — наведывался в деревню рядом с Маунт-Вернон. Я был уверен, что великий магистр никуда от меня не денется, но он делся! Так ловко ушел и замел следы, что… Шэй, я даже почерк узнал. И не надо мне на пару с отцом делать честные глаза. Ты и меня когда-то учил.
— А зачем тебе понадобился великий магистр? — довольно настороженно осведомился Хэйтем.
— Я хотел с ним поговорить, — раздраженно отозвался сын. — Так не может продолжаться, мы можем друг другу помешать. Точнее, это еще полбеды. Но если наши несогласованные действия взбаламутят Вашингтона — это уже совершенно другое.
— Извини, Коннор, — Хэйтем отрицательно качнул головой. — Я не могу тебе верить. И передавать Роберту, что ты ищешь с ним встречи, не буду. Не думаю, что ты собираешься его убивать, но… Я хорошо узнаю и свой почерк тоже. Все-таки тебя учил не только Шэй. Так что я почти уверен, что слышу очень относительную правду. Ты не собираешься убивать Роберта, ты собираешься использовать его втемную. Сможет он тебя раскусить или нет — шанс пятьдесят на пятьдесят. Со мной этот номер не пройдет.
— Отец… — Коннор поморщился. — Я… Хотя ты прав. Тоже относительно, конечно. Я не собирался использовать его втемную, я собирался предложить ему сделку.
— Насчет предстоящего конвента в Аннаполисе, полагаю, — без вопросительной интонации бросил Хэйтем. — И даже догадываюсь, каким был твой ход мысли. Выходов в Конгресс у тебя мало, на управление штатами — и вовсе никакого… И это правильно, потому что заниматься ими всеми — это можно сразу признавать поражение, потому что дураков там много, а расстояния значительны. И ты ищешь кого-то, кто сможет выполнить то, что тебе надо. Даже если ты готов об этом сказать прямо — нет, Коннор. Орден не будет таскать для тебя каштаны из огня.
— Блессингтон может отказаться, — попытался возразить Коннор.
Мистер Кенуэй насмешливо на него посмотрел:
— Рано взялся, не дотягиваешь пока. Тут все просто: ты не расскажешь Роберту подробностей, пока не получишь его теоретического согласия. А если только оно будет получено, Роберт уже не сможет отказаться от твоего плана, потому что не захочет ссориться с тобой. Примитивная «вилка», думай дальше.
Шэй с удовольствием поглядел на взъерошенного сына, на невозмутимо спокойного Хэйтема — и довольно откинулся в кресле. Это представление было куда интереснее пошлых и напыщенных страстей в театре.
— Мне уже тридцать, — буркнул Коннор. — Когда, по-твоему, я буду «дотягивать»?
— Я тоже делал немало глупостей, пока был в твоем возрасте, — хмыкнул Хэйтем и даже мельком глянул на Шэя. — У тебя неплохие способности, учись.
Однако сын неожиданно тяжело и медленно покачал головой:
— У меня нет времени учиться. Нужно что-то решать прямо сейчас.
— Ты что-то знаешь? — сразу подался вперед мистер Кенуэй.
Но теперь уже Коннор поглядел вызывающе:
— Рассказать тебе, а потом наблюдать, как какой-нибудь Рутледж с улыбкой пожинает плоды моих трудов? Отец, я тебя тоже неплохо знаю.
Хэйтем улыбнулся и откинулся на кресле.
— Туше, — он кивнул. — Что ж, тогда я расскажу тебе пару наблюдений, которые, возможно, заставят твою мысль идти в нужном направлении.
— Ты про Франклина? — уточнил Коннор.
Шэй перестал понимать суть дискуссии — и вдруг почувствовал парадоксальную гордость. Не за себя. За того человека, которого любил, и за того, кого считал своим сыном. Они вели политические беседы на том уровне, который уже не был доступен мистеру Кормаку. Но к тому, что они оба живы и готовы улыбаться другу, приложил руку именно он.
— И про Франклина тоже, — Хэйтем прикусил губу, глубоко задумался и заговорил. — С него и начну. Ты, конечно, знаешь, что мистер Франклин лоббирует аболиционистское движение. Бенджамин не рвется к власти, но те из высокопоставленных лиц, что умнее и прозорливее других, уже готовы сделать ставку на него. Не в прямом, конечно, смысле, лидером он не станет. Но по популярности он не уступает Вашингтону, а значит, те, кто открыто поддержит его не только словом, но и делом, сразу получат поддержку в северных штатах. Это с одной стороны. С другой… Ты должен понимать, что Статьи Конфедерации безбожно устарели, а это значит, что в правительстве каждого штата так или иначе ведется разработка будущей Конституции. Возможно, это не называют такими громкими словами, но она ведется. А дальше получается… что?
— Что те, кто получит поддержку благодаря Франклину, будут иметь больший вес при создании Конституции, — послушно ответил Коннор и сощурился. — И мне приходится иметь в виду то, что у Ордена больше возможностей, потому что Массачусетский банк, разумеется, обеспечит финансовые вливания тем силам, которые представят наиболее близкий к идеологии Ордена проект.
— Не к идеологии, — машинально поправил мистер Кенуэй. — К целям, потому что до понимания идей им всем очень далеко. Но это не главное.
— Конечно, не главное, — согласился Коннор. — Хотел бы я научиться делать такие… беспроигрышные ставки.
— Научишься, — утешил его Хэйтем и даже посмотрел почти ласково. — Когда будешь смотреть вперед не на год и не на два… Этому учатся не сразу. Но давай вернемся к Франклину.
Шэй тоже задумался. Про Франклина он, конечно, знал. Справедливости ради надо было сказать, что если бы и не хотел знать, то все равно знал бы, потому что несколько недель назад об этом кричал каждый мальчишка, торгующий газетами, и в каждом кабаке об этом спорили. Мистер Франклин освободил своих рабов — и сделал это просто и сразу, без финансовых разбирательств, без условий и вообще без затей. Таково было общественное мнение. Те, кто понимал в этом чуть больше, знали еще и то, что рабов было всего двое, что Франклину готовы были служить десятки свободных людей и что ему вполне хватало средств, чтобы ему и без купчей служили бы рабски.
И Хэйтем продолжил так же, как мыслил сам Шэй:
— Но оказать поддержку Франклину большинству выдающихся людей Америки будет не так-то легко. Франклин легко обойдется и без рабов, а что делать тем, чье благополучие зиждется только на плантациях, которые абсолютно бесполезны без постоянной обработки? Хотя не спорю, их на севере немного. Зато полно тех людей, кто только благодаря рабам имеет возможность вкладывать деньги в другие отрасли жизни. Ты говорил о беспроигрышных ставках… Сделать ставку на Франклина смогут далеко не все, поскольку для многих это сродни тому, чтобы, как в рулетке, поставить все на зеро.
— А это значит, что те, кто решится поставить, будут готовы на все, чтобы их действия окупились, — подхватил Коннор. — Отец, или я чего-то не понимаю, или ты…