Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела"
"Она хочет от тебя детей".
Шут настолько растерялся, что чуть не соскользнул с драконьего бока. Ставрас успел поддержать его своей магией. Алекс выровнялся, крепче ухватился за жесткий гребень и, наконец, смог выдавить из себя.
"В каком смысле?"
"В прямом. Она не претендует на чувства. И я думаю, что ты должен выслушать её".
Шельм долго молчал. Так долго, что Ставрас, будучи в своей истинной форме, неожиданно осознал, что даже драконы могут испытывать страх, хотя, в этом и не было ничего удивительного, но он впервые вместе с ним испытал драконье сожаление. Даже о собственных детях, погибших по его вине, он не сожалел так, как о тех словах, что сказал сейчас.
Но Шельм спас его, ответив тихо и беззлобно.
"Чтобы я больше этого не слышал".
Ставрас промолчал. Но глубоко в душе, под толщей чешуи и панциря из прожитых лет, он испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Не потому что шут отверг предложение Изабеллы, а потому что сумел сдержаться, не вспылил, не разругался с ним навсегда. В последнее время драконий лекарь начал не на шутку опасаться этого слова — "навсегда", особенно, по отношению к Шельму. И словно в подтверждение их примирения, в небо взмыли два дракона. Черный — мощный и большой, и изящный — почти миниатюрный на его фоне, с мерцающей в свете луны белоснежной чешуей.
"Тиль и Жерель? Что это?" — Мысленный возглас шута был полон удивления. Услышав ответ своего дракона, он застыл на его спине, не в силах оторваться взгляда от драконов, танцующих в небе. О да, они танцевали, ведь Ставрас не даром ответил ему всего лишь двумя словами.
"Брачный полет".
Как такое могло произойти? Почему сейчас? Что на них нашло? — сотни вопросов мучили шута, но он не мог подобрать к ним ни одного ответа. Шельм не сразу услышал на самой границе сознания тихий смех, и, лишь осознав, что это Ставрас смеется над ним, возмущенной фыркнул и потребовал объяснений, во все глаза рассматривая кружащихся в ночном небе драконов. Белого и черного. Такие роскошные крылья, такие непередаваемые сплетения, такой чарующий сердце танец среди звезд и лунного света. Парение.
"Может быть, снизойдешь до объяснений?"
"А ты объяснишь всем тем, кто остался внизу?" — В мысленном голосе бронзового шуту все еще слышался тихий смех.
"Ты хочешь…" — Шельм запнулся, но нашел, как продолжить, — "Чтобы я рассказал своим как у вас все это происходит. О доверии? О брачном танце в небе?"
"Своим?" — Насмешливо уточнил дракон.
"Нашим", — Покладисто поправился Вольто.
"Да. Я хочу".
"А если у меня не получиться?" — Шельм пока не научился принимать в себе не Арлекина, а Вольто, поэтому сомневался в собственных силах.
Но Старас не позволил ему испугаться и сбежать.
"Получиться. Ты ведь не хочешь меня разочаровать?"
Шут, оставаясь шутом до мозга костей, тут же подхватил его насмешливый тон, — "А что мне за это будет?"
"Ночь любви?"
"Ночь близиться к концу". — Меркантильно заметил Шельм.
"А я не эту ночь имел в виду". — Невинно отозвался Ставрас.
— Отлично! — Вслух возликовал Шельм, еще охотнее подставил лицо встречному ветру и принялся объяснять масочникам, что собрались внизу и, запрокидывая головы, смотрели на действо, разворачивающееся в небе над карнавальной поляной.
Вольто рассказал им о брачном танце драконов, когда самка ложиться спиной на воздух и дракон, кому она бесконечно доверят, держит её. Так твориться любовь. О том, что доверие среди драконов цениться куда выше, чем иные чувства. Поэтому, приняв масочников, назвав их своими, они попытались поверить, что у их народов есть совместное будущее. И что будет кощунством это их доверие предать. И он поведал, что в брачном полете драконов и такое случается, когда один доверят, а другой желает лишь поиграть. Он сбрасывает того, другого, любящего, на острые скалы. Убивает. Лишает права жить. И Шельм так ярко представил себе этот момент, что и масочники, что собрались внизу, и люди через своих драконов, связанных с Ландышфуки через Ставраса, увидели жуткую картину. Когда два дракона, черный и белый, сплетаются в страстном танце, один запрокидывает голову на длинной шее, ложится на спину, другой подхватывает его и… роняет. И далеко не сразу все они сумели осознать, что на самом деле над их головами разворачивается совсем иная картина. Тиль подхватил Жерель под передние лапы, позволяя крыльям избранницы сложиться. Вытянул шею и издал трубный глас, который, отдаваясь в сердце всех и каждого, разнесся над долиной масочников, был впитан траурными деревьями, лавандовыми полями и мраморными камнями. А Ставрас, связанный с Шельмом, тихо, для всех, сказал.
"Они так долго шли к этому. Жерель боялась. Не подпускала его к себе. Она еще ни разу не откладывала яйца. Но Тиль сумел её переубедить. Сумел добиться её доверия…"
Те, кто стоял в этот момент рядом с королем и королевой, могли видеть, как Палтус и Камбела обнимают друг друга, любуясь танцем своих драконов. Королева плакала, не стесняясь слез. Король, отвернувшись и не давая всем и каждому видеть свою слабость, смахнул скупую слезу и поднял глаза на Совет Масок. Встретился взглядом с Доктором Чума. Тот молча кивнул и, как по приказу, все, кто входил в Совет Иль Арте, сняли перед Его Величеством свои маски. Увидев это, и другие масочники последовали их примеру. Сняли маски, давая присягу. Момент захватил их всех. И даже те, кто раньше были против слияния, не соглашались с тем, что нужно отринуть прошлые обиды и взаимные претензии, не удержались и подержали своих сородичей. И король, отстранив от себя растроганную жену, коротко склонил голову, принимая вассальную клятву.
Шельм видел все это с высоты драконьего полета, но ни он, ни Ставрас, ни все остальные еще не знали, что сюрпризы на этом карнавале еще не закончились.
Тиль и Жерель, расцепившись, продолжили свой полет крыло к крылу, все дальше удаляясь в сторону Драконьих гор. Но не успели они скрыться из виду, а масочники и люди, что остались на карнавальной поляне, прийти в себя от увиденного и услышанного, как на звездном небе в росчерке бело-зеленого света появились еще два действующих лица.
Первым приземлился Ставрас, за ним Рамират, который, только появившись в небе над карнавальной поляной, крикнул так, чтобы услышали все драконы — "Мне нужна помощь". Очень быстро для них освободили место для посадки. Масочники и люди, что собрались внизу, суетились и волновались. Никто не понимал, что происходит. Все нервничали. Особенно масочники. Ведь они не могли слышать дракона, взывающего о помощи. Но, разумеется, не все из них.
Первым возле Рамирата оказался Макилюнь. Он крикнул Эру, и они вдвоем сняли с дракона бессознательную бабочку, намертво вцепившуюся в костяной гребень. Еле сумели разжать руки девушки. Она была бледна, дышала редко и неровно. Макилюнь бережно опустил её на траву, но потом снова поднял на руки, так ему было удобнее поддерживать в ней жизнь. К этому времени к ним подоспел Шельм. А Рамират, нисколько не беспокоясь, что это могут увидеть масочники, стал человеком. По рядам собравшихся вокруг них прошелся изумленный вдох.
— Ей перекрутили нити судьбы, — Рыкнул Томассо. На его лице отчетливо проступило беспокойство за бабочку.
— Они так… похожи, — Изумленно выдохнул на это Шельм.
— На что похожи? — Рамират тут же метнулся к нему, схватил за плечи и с силой встряхнул. Голова шута мотнулась, Ставрас, стоявший чуть сбоку от него хотел возмутиться самоуправством сородича, но тут лицо Рамирата застыло, и он впился взглядом в передний ряд масочников, столпившихся позади Шельма.
Многих он узнал. Там были и Мята, цепляющаяся за руку Дормидонта. И Гиня с Муром, между которыми настороженно застыл молоденький Бим. И король с королевой. И Тай с Лием, последний держал на руках малыша-драконыша. Но Рамират в тот момент смотрел не на них, и даже не на драконов, которые на своих мощных лапах возвышались над задними рядами собравшихся. Древний бронзовый видел сейчас во всей этой толпе одного единственного масочника, с которым не был знаком, но без которого уже не мог помыслить жизни. И это так бесило! Дракон был просто в ярости. Как? Почему сейчас? Почему именно с масочником?!
