Пусть верят (СИ) - "Северный Орех" (читать хорошую книгу TXT, FB2) 📗

Сегодняшний ужин отравляла моя головная боль. Затылок ныл весь день, а к вечеру разболелся окончательно. Я уже выпил таблетку и ожидал, пока она подействует, но Алим всё равно заметил перемену в моём настроении.

— Ярослав? Что у тебя болит? — он с тревогой всматривался в меня и, не буду врать, его забота оказалась приятной.

— Голова болит весь день. Но это ничего, скоро пройдёт, — отозвался я и убрал пустые тарелки в мойку, осторожно ступая на пятку. — Я уже принял обезболивающее.

— В большинстве случаев головная боль происходит из-за недостатка кровообращения — так говорила моя бабушка. С этим прекрасно справляется массаж, — спокойно произёс Каримов. — Давай я помогу тебе?

— Массаж? Ты хочешь сделать мне массаж? — тупо переспросил я, не зная, как реагировать.

— Массаж головы для улучшения кровотока, — уточнил Алим и придвинулся на стуле ближе, почти касаясь меня коленом. — Давай, вот увидишь, тебе станет легче. Нас бабушка ещё с детства научила нужным движениям.

Я мимоходом отметил, что Алим сказал «нас», а значит, у него, скорее всего, были брат или сестра, но дальше думать уже не хотелось. Каримов поднял огрубевшие от ежедневных встреч с лопатой ладони и легко сжал мои виски. Глаза закрылись сами собой, и я обмяк на стуле.

Алим что-то делал, разминал, гладил и массировал кожу, а я качался на волнах удовольствия. С детства люблю подобные прикосновения и готов мурчать, как кот, от подобной ласки. В такие моменты у меня можно просить всё, что угодно!

Я не знаю, сколько прошло времени, по моим ощущениями минут двадцать, но боль и правда прошла. Хотя я всё же приписывал это таблетке, а не ласковым поглаживаниям. Но мир заиграл яркими красками.

— Ну как? Лучше? — миндалевидные глаза наивно смотрели в ожидании чуда.

— Вай! Зачэм спрашиваэшь? — в шутку спросил я с акцентом. — Конечно, лучше! Волшебное средство! Спасибо, Алим, — я с удовольствием заметил смущение и благодарность.

— Ну и хорошо. Я же говорил, что дело в кровотоке, — он поморщился и машинально потёр свой лоб.

— Ты что, кудесник, забрал мою боль себе?

— Да нет, просто на погоду реагирую. Ты видел, какая метель на улице? — словно подтверждая его слова, за окном завыл ветер. — Говорят, январские осадки бьют все рекорды.

— Тогда я тоже обязан сделать тебе массаж. Кровоток, и всё такое… Я запомнил, как ты делал, — улыбнулся я, мимоходом удивившись, где Алим услышал прогноз погоды. И не успел он возразить, а я подумать над тем, что зря всё это затеял, как я зарылся пальцами в тёмные вихры и приподнял их из обычного положения. В юности, когда у меня была стрижка, такое нехитрое действие могло вызвать щекотные мурашки на шее. Интересно, у Алима схожая реакция?

Почувствовав моё прикосновение, он с наслаждением выдохнул, прикрыв глаза, а я понял, что мурашки есть, но совсем не у него. И не на шее.

Пытаясь отвлечься от такой побочки, я сосредоточился на своих действиях. Взъерошить волосы. С усилием провести по коже вверх. Размять затылочную часть. Несколько раз пройтись холмом Венеры по основанию и перейти к вискам…

Каримов какой-то необычный бродяжка. Его волосы чистые, даже без перхоти, и пахнут каким-то сладким шампунем. А подбородок гладко выбрит. Покажите мне оборванца, который регулярно избавляется от щетины?

Лицо Алима как-то неуловимо изменилось. Я ожидал, что он расслабится. Я, например, чуть амëбой не растëкся. Но происходило явно что-то другое. И так как Алим не протестовал, я продолжил.

Медленно размяв кожу головы, я не спеша спустился к шее, поглаживая и пощипывая напряжённые мышцы. Под затылком, на самой линии роста волос, я заметил пятнышко белоснежной кожи. Как это называется, когда кожа без пигмента? Витилиго? Вроде довольно редко встречающаяся штука. Я не удивлëн. Алим не обычный. Во всём… Размышляя об этом, я провел подушечками пальцев под челюстью и скользнул рядом с ушами.

Алим заломил брови, будто ему стало больно, но по-прежнему молчал. Его дыхание потяжелело, а скулы украсили два розовых пятна.

Я запустил в его шевелюру широко расставленные пальцы, оттянул за волосы назад, заставляя немного запрокинуть голову, и начал массировать максимально возможную площадь. Я чувствовал, что голова Алима полностью в моих руках и он бесконечно мне доверяет, если позволил прикоснуться таким образом.

Большими пальцами я случайно задел мочки его ушей и заметил, как тонкие крылья носа затрепетали, а дыхание на миг прервалось. Проверяя свою догадку о чувствительных участках, я плавно перешёл от головы к ушам. Обвёл горячими пальцами изгибы, погладил их с обратной стороны, помассировал нежные мочки…

Алим рвано выдохнул и его губы непроизвольно разомкнулись, демонстрируя самую кромку ровных зубов. У меня всё смазывалось перед глазами. Кровь грохотала в голове, спутывая мысли. Хотелось податься вперёд и поцеловать алеющие губы, но я продолжил ласкать его, совсем забыв о том, что хотел сделать просто массаж головы. Я ещё раз медленно огладил изгиб и невесомо провёл указательным пальцем по ушному отверстию, прекрасно осознавая, что этот шуршащий звук произведёт нужный эффект.

— Яросла-а… — с му́кой выдохнул Алим и перехватил меня за запястья, сдерживая дальнейшие ласки. Он распахнул помутневшие глаза, в которых карий сменился иссиня-чёрным, и посмотрел на меня так, что перехватило дыхание.

Это был очень подходящий момент для поцелуя — я видел его возбуждение и чувствовал своë, но что-то меня остановило. Есть сотни вопросов, которые я мог задать в этот момент. Но вырвался один, самый важный:

— Алим, ты… гей? — я даже не успел подумать, как мягче об этом спросить или о последствиях, если Каримов вдруг оскорбится и проявит агрессию.

Но он только отшатнулся, словно я его ударил, вскочил на ноги и скрылся в ванной. Послышался звук льющейся воды. А я пытался успокоить колотившееся о рëбра сердце.

Алим вышел через несколько минут. Мокрые волосы прилипли ко лбу — кажется, он очень рьяно умывался. Каримов сел обратно на стул и ссутулился, как старик. И без того тонкие черты лица заострились ещё больше.

— Алим… Ты не ответил, — мягко напомнил я о себе и своём вопросе.

— А это важно? — горько отозвался он и грустно усмехнулся. — Или бить будешь? «Мочить пидаров» — так у вас говорят?

— Да мало ли, что и где говорят! — рассердился я. — Я тоже не по девочкам. Не афиширую, конечно, но и не скрываю.

— Я знаю. Точнее, догадывался, — он стëр стекающую по щеке каплю и посмотрел на меня в упор.

Точно! Финики! Те самые, что я обожал в детстве! Глаза Алима были цвета свежих иранских фиников. С золотистыми медовыми искрами.

— Кхм… Алим, ты хочешь мне о чëм-нибудь рассказать? О чëм угодно. Я выслушаю и не буду осуждать… Ты слышал про эффект попутчика?

— Слышал. Только ты не попутчик, Ярослав, — едва слышно произнёс Каримов, опустив взгляд.

Я молчал, решив не давить и предоставить право выбора. Стрелка настенных часов громко отсчитывала секунды.

— Я родился в русской семье, ты знаешь, — наконец послышался его охрипший голос. — Мы не мусульмане, но человек зависим от среды, в которой обитает. На востоке очень уважают женщин. Своих, имеется в виду. Тех, кто правильно одевается, правильно себя ведёт и не демонстрирует особых эмоций. К приезжим женщинам, особенно к тем, кто надевает брюки или смеет заговаривать с мужчинами, отношение другое. Мусульмане могут быть очень жестоки — зависит от ситуации, — Алим ссутулился и обхватил себя руками.

— Да, я наслышан, — нейтрально отозвался я. В каждой нации есть свои устои, герои и негодяи.

— Но главное, нам с самого детства вдалбливают, что идеал — это мужчина. Он сильный, смелый, справедливый, принципиальный и так далее, и тому подобное… Понимаешь? Я с детства знал, что Мужчина — самый лучший. Но я хотел не равняться на него, а быть рядом. Чувствуешь разницу?

— Чувствую. Нет, правда, я понимаю, что ты хочешь сказать.

— Я с подросткового возраста боролся с собой — как только осознал свои желания. Но не смог искоренить. Зато нашел такого же, как я, — голос Алима совсем затих, и он долго молчал, прежде чем продолжить. — Мы встретились летом, после моего первого курса. Но слишком далеко зайти не успели. Нас увидели мои родственники. Меня просто сильно избили, а с ним… я не знаю, что с ним. Отдали семье. А таких, как мы, могут просто убить. Чтобы не позориться… Мать пожалела меня и уговорила отца отпустить, с условием, что я больше их не потревожу. Для всех остальных я учусь в Москве. Хотя сейчас уже, наверное, объявили о смерти. Это считается лучше позора.