Притворись, прошу! (СИ) - "MMDL" (серия книг txt, fb2) 📗
«…со стороны все это может выглядеть для тебя красиво, но в реальности способно отпугнуть: близость к мужской коже, отличной от женской, запах мужского тела, количество волос…»
Черт меня дери! Это Отиса волнует? Поэтому он сторонится меня? Да какая тут логика?! Он же мистер «Давай поговорим! Давай обсудим все проблемы!»: до смерти запытать разбором полетов может!.. Да только так ли непривычно он себя повел в этой ситуации? Он не умолчал, как и всегда, выложил все откровенно, но уже не мне, а ей… Выходит, Сара теперь его «лучший друг»?.. А я тогда кто?..
— Кэмерон, ты еще тут?..
— А? Да, прости. Задумался…
— Поговори с ним. Прояви понимание. Я не представляю, как ты вел себя в отношениях с табуном своих женщин, но поддержка Отису необходима. Ему нужно знать, что он не один в своих переживаниях…
И все же он один. Я хочу его до безумия. Буквально до безумия — моя тяга нездорова!.. Но он меня не хочет…
— Обязательно поговорю. Спасибо, что позвонила.
— Всегда рада помочь. Особенно если захочешь обсудить нечто подобное… Пока.
— Пока, — вымолвил я как можно нейтральнее, вешая трубку.
За время далеко не самой приятной беседы все офисные крысы разбежались кто куда, и в опустевшем лабиринте из перегородок и столов я остался один. В тишине. В удушливом свете квадратных потолочных ламп.
…Когда он это говорил, я решил, что речь идет обо мне — о моей (возможной лишь с его точки зрения) реакции на тело Отиса. А все совсем наоборот… Он не испытывает к моему телу симпатии… Он не чувствует того же притяжения, какое испытываю я, исходясь на сплошные электрические вспышки!.. Я не привлекаю его?.. Я спрашивал себя, точно зная полученный от Сары ответ. Казалось, вопросительная форма делает меня менее жалким в собственных глазах. И в глазах Отиса? Проклятие, я как будто снова оказался в школе: застрявший во «френдзоне» идиот…
Я не был морально готов расстраиваться из-за совершенного открытия, посему злился только больше и на все подряд. Сдергивая со спинки кресла пуховик, я чудом не оторвал рукав, едва не уронил чертово кресло себе на ногу. Пошло оно все к черту… И Отиса к черту, и телефон; не возьми я эту гребаную трубку — и вечер не был бы испорчен, окончательно и бесповоротно…
— Кэм?.. — донеслось со стороны комнаты отдыха. У двери остановился Отис с толстой папкой под мышкой. — Почему еще не ушел?
— А что, я отчитываться должен? Сваливаю с глаз твоих подальше, выжди полминуты…
Я дергал язычок заевшей молнии пуховика, витиевато матерясь себе под нос. Приближающиеся неспешные шаги Отиса все с большим эхом отдавались в голове, барабанили болью по сжимающейся черепной коробке. Чтобы не позволить выскользнуть остаткам самообладания и не ударить Отиса наотмашь по лицу, я занял руки дипломатом и потухшим мобильным телефоном. С папкой в объятиях Отис присел на край моего стола. Я честно попытался уйти, но его нога шлагбаумом уперлась в перегородку прямо передо мной.
— Ну и какого хрена ты меня теперь тормозишь? — спросил я у далекой-далекой стены впереди.
— Я же говорил, что эта чертова история с «Хочу тебя!» похерит нашу дружбу…
— Ты совсем чокнулся?! — вспылил я и бросил дипломат себе под ноги. Телефон разделил бы его судьбу, если б мышцы правой кисти не сжались в тесный кулак. — Ты! Ты, сукин сын, все эти дни ходишь, нос задрав, будто я в лицо тебе плюнул! И это я люблю показушно пострадать?! — или о чем ты распалялся у кинотеатра в самом начале этой гомо-заварушки!..
— А я что, жертву из себя строю?!
— Именно!
— Ты путаешь мягкое с теплым, Кэм. Представь себе, обычно люди не так просты, как ты. У них — у меня — есть свои страхи и комплексы, глубокие терзания, противоречивые чувства. Которые не залить галлонами алкоголя!
— Будь ты самую малость честнее, не было бы у тебя дополнительного повода для страданий, — проскрежетал я, подойдя вплотную и склонившись к его сердитому лицу. — Я не был бы этим поводом, возьми ты да скажи в отеле прямо, что я, видите ли, недостаточно хорош для тебя… Только член твой почему-то совершенно иного мнения. Это ты от Сары утаил: чего уж, поделился бы всем! И в особенности нашей аферой.
Чуть прищуренные глаза Отиса могли метать молнии — это и делали, прямо в мои. Я вдыхал запах его лосьона после бритья, аромат одеколона, дополненный первым, и воображаемая внутренняя полость в моей груди наполовину пустела: со слышным лишь мне громким бульканьем лавообразная желчь уступала место этим одурманивающим парам, клубящимся над разжиженным гневом и не дающим ему расти.
— Из-за чего ты злишься, Кэм? Из-за чего именно?.. Из-за того, что я поделился чем-то личным, касающимся тебя, с Сарой? Или из-за того, что я ей рассказал? Из-за того, какая это правда? Из-за того, что избегал тебя?..
— Хватит, достаточно!
— …Из-за того, что не даю тебе «зеленый свет» на все, в отличие от гурьбы твоих подружек?
— Я не знаю, ясно?! Я из-за всего, черт побери, зол! Из-за твоих идиотских, нелогичных поступков! По твоей вине в ярости!
— Но при этом ты по-прежнему хочешь со мной завалиться в койку! — секундно покривился Отис, словно пропустил через себя легкий, но болючий разряд.
— Да, хочу! И убить тебя на месте тоже!
— Что же, тогда добро пожаловать в клуб! Именно о подобных противоречивых чувствах я и говорил.
— И решил довести меня, чтобы я на своей шкуре это дерьмо испытал? — наконец осознал я.
— А есть другие способы до тебя достучаться? До головы твоей, а не до члена.
— Пошел к чертовой матери со своими сраными экспериментами.
Рывком я скинул его ногу на пол и по широкому проходу добрался до закрытых лифтовых дверей. Я вжимал кнопку до боли в суставах большого пальца, но кабина, как назло, не торопилась спускаться на этот этаж.
— Кэм, — громко окликнул меня Отис, так и не покинувший тот рабочий закуток, — ты дипломат оставил на полу…
— В задницу его себе засунь — еще один эксперимент получится…
Блеклым желтым огоньком зажглась цифра шесть, стальные двери шумно разъехались в стороны…
— В первый год нашего знакомства я понял, что неравнодушен к тебе… — прогремели слова, и я замер, впившись ладонями в раскрытые двери лифта. В один момент эта громадная конструкция зашумела, оглушая меня, — но с лифтом было все в порядке; с моим мотором — нет. Сквозь шум крови, омывающей головной мозг, я еле-еле слышал голос Отиса, впервые настолько… угасший… — Когда мы встретились, сцепились за баром, Сара уже была беременна Риной… Ты вообразить себе не можешь, насколько это кошмарно: жалеть о том, что у тебя есть ребенок, которого ты невообразимо сильно любишь, искренне, всем сердцем!.. Но все же жалеешь о его появлении, и ничего с этими мерзкими, грязными мыслями поделать не можешь… потому что если бы не беременность Сары, окончательно привязавшая меня к ней… все могло бы быть совсем по-другому… Ты здесь вообще?.. Не удивлюсь, если ты давно уехал на лифте и я говорю с пустотой…
Я шел назад, ступал как можно громче, дабы без слов дать Отису понять, что я никуда не делся. Далеко позади захлопнулась сталь. Лифт укатил наверх, оставив нас наедине с гигантскими тараканами Отиса. Я приблизился к проему в моей перегородке — Отис повел глазами в мою сторону, но так их и не поднял, точно слепец, ориентирующийся чисто на звук моих шагов. На папке в его руках появились зарубки от ногтей, по краям синий пластик побелел на мелких сгибах, оставленных также от нервного безделья.
— Это все?
— Что? — удивленно взглянул на меня он.
— Это — все, что тебя заботит? Выкладывай сейчас, а не через еще одну неделю подросткового игнора.
Какое-то время в полнейшей тишине я стоял, привалившись к ребру перегородки. По каждому моему нерву распространялись глухие щелчки работающих шестеренок в голове Отиса. Его скользящий по полу взгляд был суров, брови — напряженно нахмурены, руки — беспокойны: ноготь проходился по ногтю.
— Я виноват перед Сарой за то, что так долго тянул резину, хватался за семью от страха в одночасье потерять все. За то, что надеялся, ждал и в итоге ухватился за повод разорвать этот брак — и то, вновь лживо, вновь притворно… Я не давал ей жить, дышать полной грудью, и тянул на дно себя. Единственный человек, кому от этого супружества было лучше, это Рина: я рад, что она хоть какое-то время росла в любящей полной семье… Меня мучает, что по причине твоей ветрености я не могу даже допустить, что ты серьезен в своей новой увлеченности. А даже если и серьезен — если на самом деле я (знать бы чем!) привлекаю тебя, то следует вопрос на миллион! «Стоит ли что-нибудь за этим?» Не уверен, что ты сам способен ответить на него, скорее, запутаешь и меня, и себя… Меня как два магнита на части рвут! Один притягивается к тебе, потому что из… длительной привязанности рождается физическое желание, а второй отталкивает в другую сторону по причине, полагаю, красочно описанной тебе Сарой.