Волчья кровь (СИ) - "Кьюба" (полная версия книги TXT) 📗

    Я неопределенно повел рукой и повторил за ним:

    - У меня нет вожака.

    - Ты волк-одиночка? Но кто тогда тот, белый? Он тоже умеет превращаться? То есть, перекидываться?

    Что значит "одиночка"? Мы жили стаями со времен Первых Песен, когда наш вид только зарождался на этой земле. У каждого из волков была своя роль, предназначение, но все мы были семьей, и каждый был готов умереть за каждого. Мы жили и умирали, охотились и пировали, сражались и любили. Мы не изгоняли волков из стаи - провинившийся всегда получал второй шанс, а если груз вины был неподъемен - любой из нас почитал за честь принять смерть от клыков альфы или от равного. Я не понимал, о чем спрашивает Ольтар. Неужели в обычаях двуногих было жить по одиночке? И что значило его заявление "у меня нет вожака"? Он был непостижим, и я отчаялся что-либо понять.

    - У меня нет вожака, потому что я - хозяин этих земель. Белый - один из альфа-волков моей стаи. И да, он тоже умеет перекидываться. Мы все умеем.

    - И сколько вас? - заинтересованно спросил Ольтар, всем телом оборачиваясь ко мне и положив подбородок на согнутую в локте руку. Он окончательно согрелся и уже не дрожал, но светлые волосы были все еще темные от растаявшего снега.

    Я иронично приподнял бровь, и он фыркнул.

    - Ладно-ладно. Что значит "один из"? Ведь альфа-вожак-то должен быть один? Или твоя стая устроена иначе, чем стаи обычных волков?

    Я недоуменно нахмурился, взъерошивая волосы. Обычных волков? Но мы и были волками, о чем он говорил? Я открыл было рот, собираясь спросить, как с другой стороны костра, в который давно пора бы было подбросить веток, раздался хриплый ото сна голос самки:

    - Что за чертовщина тут творится, Ольтар?

Глава 10. Мечта.

    Они были странными. Все трое очень разные, но неизменно странные, и это вводило меня в ступор. Они не знали, как жить, не понимали простейших вещей, не уважали устоев моего народа, с неизменной легкостью и небрежностью попирали их и не чувствовали себя виноватыми. Они называли меня по имени, и хотя я доверил его лишь Ольтару, но он представил меня им так, словно имел на мое имя столько же прав, как и я. Они не уважали меня, как хозяина этих земель, не испытывали друг к другу особого пиетета, и я отчаялся понять, кто же из них альфа-вожак.

    Я спрашивал у Ольтара, в один из холодных вечеров, когда Айдас и Неринга спали. Но он лишь рассмеялся, и велел "не заморачиваться по этому поводу". Я понимал их язык, но иногда они говорили нечто такое, что заставляло меня чувствовать себя лесным волком, который пытается постичь тонкости равнинной охоты.

    У них была своя очень сложная иерархия и система отношений, совсем не понятная мне. Самка была сестрой Ольтара, но они спорили так, что заглушали рев нескончаемой зимней бури. Айдас спал с Нерингой, но они не были истинной парой, и это сбивало меня с толку. Чернокожий и Ольтар не были братьями, но именно так Айдас обращался к Ольтару, и тот не одернул его ни разу. Ольтар и чернокожий не одобряли поведения самки, но не пытались с ней поговорить по этому поводу.

    Я не понимал. Они относились ко мне странно, хотя я и позволил им остаться на своей земле. Неринга боялась меня, но язвила так, что я только вздыхал и напоминал себе, что она омега, и я должен терпеть все ее выходки. Но Ольтар так не считал, и они снова спорили, а Айдас лишь ухмылялся, потирая замерзающие руки. Он тоже был странным: несмотря на черную кожу и прочие отличия во внешности, он был добродушен и широк душой, смешлив и чем-то напоминал мне отца. Наверное, оптимизмом. Айдас сразу же записал меня в друзья, хотя я и не давал ему повода, и относился ко мне со снисходительным дружелюбием, будто я был волчонком, только-только принявшим двуногий облик. Но я был старше его почти на сорок Кругов - "лет", как говорил Айдас или "зим", как называли их Ольтар и Неринга. Это тоже было необычно: двуногие жили всего ничего, не более сотни Кругов, хотя у нашего вида этот возраст был всего лишь половиной жизненного цикла.

    Но они оба - и самка, и Айдас - вели себя предсказуемо, и, если не обращать внимания на странности речи и запах, я бы подумал, что они равнинные волчата с низменностей у Западного Моря: такие же подвижные, торопливые и неугомонные.

    Ольтар же был непостижим. Он не вписывался в мои понятия о разумном существе, хотя и был умнее и Неринги, и Айдаса. Он метался между настроениями со скоростью бегущего беты: мгновенно переходя от смешливой расслабленности к яростному неприятию. И было неясно, что же такого я сказал. Он был странным: заботился о сестре, не скрывая этого, но позволял ей делать все, что ей заблагорассудится, уважал Айдаса, но вполне мог отвесить ему затрещину, или же сделать так, как тот говорил.

    Ольтар был тонким, жилистым, с изящными, но сильными руками, копной непослушных волос и самыми странными глазами, которые мне доводилось видеть. Он выходил на край пещеры и долго вслушивался в вой Северных Ветров, и мне казалось, что неугомонные Духи успокаиваются, смиряют ярость и лишь треплют волосы и рубашку, обтекая гибкое тело. Я не знал, что он видел в снежном безумии, но он улыбался мягко и счастливо, словно ветер был его старым, верным другом, с которым они расстались на долгое время. Он мог долго молчать, глядя в костер и слушая непрекращающуюся болтовню Айдаса, мог говорить, тихо и сумрачно, рассказывая о нравах людских поселений, а мог и спрашивать меня, заглядывая в глаза и возбужденно покусывая нижнюю губу.

    Я рассказывал им о своей земле, о реках и ручьях, о лесах; о равнинах на западе и стаях равнинных волков, подвижных и неугомонных; рассказывал о стаях восточных плоскогорий и тех ловких и хитрых народах. Я говорил о ледяных равнинах севера, родине Салтара и его отца, о неприветливом мерзлом пространстве, где жили самые крупные и сильные волки, редко принимающие двуногое обличье. Я многое им рассказал, но только Ольтар слушал меня с жадным, неослабевающим любопытством.

    Он был странным, непонятным, удивительным. Разным. И он был красивым.

    Волки не делали особых различий между своими телами, но все же мы были созданы иначе, чем остальные существа. Мы были разумны, и наш разум не мог не меняться в зависимости от тела, в котором мы находились. Это был еще один из даров Великих Духов: волчье обличье и волчья сущность - мы были созданы для борьбы, защиты, охоты, и сознание наше неуловимо менялось, не затрагивая разума. Отступали в тень вещи, в двуногом обличье бывшие важными, уходили знания о том, как пользоваться другим телом, просыпались полудремлющие у двуногого инстинкты. Волчье тело - оно было простым и незамысловатым, направленным на бои, на охоту, на защиту.