Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— Очень хорошо, что они так считают, — рассеянно пробормотал Хэйтем. — Пусть и дальше так считают. А вот Коннор… Все-таки мне это кажется странным. Я полагал, действия Коннора не настолько масштабны, чтобы его обсуждали в Старом Свете… Выходит, я ошибался.

— Возможно, дело в том, что за Америкой во Франции очень пристально следят, — рискнул немного утешить его Шэй. — У Франции с Англией очень напряженные отношения, там активно болеют за колонистов, прямо как на крысиных боях.

— Очень меткое высказывание, — Хэйтем поднял голову и одобрительно кивнул. — Ну что ж, знают — так знают, я особых трудностей от этого знания не жду. О том, что мой сын — ассасин, знают тамплиеры по всему миру, причем давно, и это беспокоит меня куда больше. А Братство… Пусть радуются, мне не жалко. Шкатулку ты добыл, а дальше? Сразу же отправился на «Морриган» или еще перекусил на королевском балу?

Шэй поколебался, стоит ли рассказывать, но… Он настолько привык говорить любовнику абсолютно все, что промолчать было бы трудно. К тому же, Хэйтем все равно увидит — рана затянулась плохо, Шэй встал к штурвалу, как только смог поднимать руку, не бледнея от боли.

— Не все так просто, — он осторожно закинул удочку. — Мсье Дориан был не единственным ассасином на этом балу.

Хэйтем сразу растерял благодушие и насмешливость. Выпрямился, чуть наклонился вперед… И молчал. Шэй покаянно опустил голову:

— Этьенн де Шуазёль. Не мог же он так просто отпустить меня после всего, что между нами было, прости мой французский.

Рассказ о драке в королевском дворце неожиданно получился довольно коротким, и Шэй позволил себе поглядеть на любовника — до этого смотрел только в свой бокал.

— Я победил, Хэйтем. А убивать… не стал.

— Один раз ты уже не убил, — сердито бросил Хэйтем. — И это нам отозвалось через двадцать лет. Но, Шэй, неужели ты думаешь, что меня сейчас волнует судьба Ордена или Братства во Франции? Это головная боль мсье де ла Серра, у меня и своей хватает.

— Тогда что тебя волнует? — спросил Шэй, хотя ответ, разумеется, знал и без того.

— Шэй, — мистер Кенуэй посмотрел на него так, что хотелось стать меньше ростом. — Что ты… Как ты посмел рискнуть жизнью? За что? За эту чертову Шкатулку?! Да чтоб она провалилась вместе с твоим Версалем!

Тут мистер Кормак не выдержал тоже:

— А что, я должен был послушно отдать ассасинам Шкатулку и надеяться, что меня пощадят? Может, еще и извиниться за то, что убил Шарля? С книксеном и «комплиментом» от Ордена?!

Хэйтем гневно блеснул глазами:

— А о том, что ты можешь проиграть, ты думал? О том, что отсутствие Шкатулки — не так печально, как отсутствие Шкатулки и тебя?

— Этьенн стал мне личным врагом, — яростно бросил Шэй. — Но я бы смог отказаться от личной мести — ради тебя. Но вот отказаться от того, чтобы вернуться домой, вернуться навсегда… Это стоило любого риска! И какой-то там ассасин со своими мордоворотами не отнял бы у меня этого!

Хэйтем опустил взгляд и глубоко вздохнул. И в его голосе уже не звучало ни злости, ни раздражения, когда он произнес:

— Ладно, показывай.

— Что? — даже не сразу сообразил мистер Кормак, а когда дошло, отставил бокал и потянулся к воротнику. — А, да ничего особо страшного.

— Это я сам решу, — бросил мистер Кенуэй и поднялся, а потом и сам довольно ловко стянул с плеча любовника и сюртук, и рубаху. — Ну, с «ничего страшного» ты несколько приукрасил… Выглядит отвратительно. Тебе нужен врач, но в первую очередь — покой. А ты вместо того, чтобы поберечь рану, разумеется, встал к штурвалу. Ни стыда, ни совести, совсем как у Коннора.

— Я не только встал к штурвалу, — слабо улыбнулся Шэй, поняв, что гроза миновала. — Я еще выполнил «заказ» Женевьевы на двоих ее врагов. Больше мне Версаль был ни к чему, так что я спокойно уменьшил количество аристократии на две единицы.

— Вот это было самым необходимым, ты не находишь? — сварливо поинтересовался Хэйтем и отступил.

— Я дал ей слово, — твердо произнес Шэй. — И знал, что больше возвращаться в эту чертову Францию не хочу никогда. Я выполнил обещание, еще в Париже написал длиннющее письмо и дал твой адрес в Нью-Йорке, если она захочет ответить. Вообще мне интересно, как там у нее в Петербурге дела. Вроде бы она теперь баронесса, только я не знаю, высокое это в России звание или нет.

— Вроде бы не очень… — задумчиво уронил Хэйтем. — Но в любом случае, лучше, чем прислуга или рабыня. Она вышла замуж?

— Нет, — Шэй фыркнул. — Граф из ложи Российской Империи добился для нее дворянства после того, как она кого-то прирезала. Дорвалась, наконец.

— Мадемуазель Женевьева нигде не пропадет, — хмыкнул мистер Кенуэй. — Меня она довольно быстро раскусила.

— Евгения, — поправил Шэй. — Э-э-э… Ее светлость Евгения. А фамилия у нее теперь какая-то непроизносимая, я ее не запомнил.

Хэйтем удовлетворенно кивнул, словно это было именно то, что он хотел услышать, и уточнил:

— А граф Сен-Жермен, о котором ты рассказывал? Честно говоря, я бы и на пушечный выстрел не приблизился к такому человеку. Даже из твоих слов видно, что обманщик и вор.

— Обманщик и вор, — согласился Шэй. — Но смешной. И виски, который он мне поставил — настоящий, ирландский! Я не сразу сообразил, что он мне напоминает, а потом вспомнил — отца. Он так пах, когда возвращался из плаванья. Я спешил обратно, в Америку, но пока гонялся за врагами ее светлости, поручил Гисту закупить такого же, сколько будет. С собой привез неплохой запас, надеюсь, до конца жизни хватит.

— Я бы не рассчитывал, — фыркнул Хэйтем. — Не настолько на «Морриган» объемные трюмы.

— Дело не в трюмах, а в том, что больше в Кале не было, — скорбно отозвался Шэй. — Гист скупил действительно весь, что нашел… А граф меня позабавил. Мы с ним выпили, я больше молчал, а он рассказывал мне, кого, где, когда и как надул. После того, как я на его глазах совершил убийство, он совсем перестал меня стесняться. Слушать смешно, а граф еще и не лишен театральности, так что спектакль был куда интереснее, чем в «Комеди Франсез».

— Кому что ближе, — съязвил мистер Кенуэй.

— И с семьей де ла Серр я простился в самых лучших отношениях, — Шэй решил, что рассказ уж надо завершить достойно. — Франсуа говорил, что, несмотря на то, что я доставил ему кучу хлопот, он благодарен судьбе, что я вообще приехал. Надеюсь, теперь у Ордена в Париже дела пойдут лучше, когда отпала необходимость следить за Шкатулкой. Мадам подарила мне брошку с тамплиерским крестом, какие традиционно носят во Франции. Это было довольно мило, хотя носить я это вряд ли буду. Просто сувенир.

— Такие «сувениры» обычно немало значат, — Хэйтем кивнул. — Супругам де ла Серр ты тоже дал мой адрес?

— Да… — Шэй подумал и покачал головой. — Но только на всякий случай, они вряд ли будут мне писать. У них теперь полно забот, они собираются усыновить мальчика, сына Шарля, и мадам Жюли поделилась со мной, что ей столь же радостно от того, что у нее будет сын, как и горько за ребенка, которому в его годы пришлось увидеть… такое. Я чувствовал себя виноватым, хотя понимал, что прав. Даже я был старше, когда моя жизнь покатилась под откос.

— Я отлично понимаю мальчика, — угрюмо отозвался Хэйтем. — Как его зовут?

— Арно, — Шэй вспомнил, как услышал это из уст самого ребенка, когда тот представлялся Элизе. — Арно Дориан. Он уже слишком взрослый, чтобы не помнить своего настоящего отца.

— Надеюсь, мальчишке повезет больше, чем мне, — бросил мистер Кенуэй. — По крайней мере, его забрали к себе честные люди.

— Мы этого уже, скорее всего, не узнаем, — заметил Шэй. — Потому что как бы сердечно ни относились ко мне супруги де ла Серр, это не дружба, это рабочие отношения. У меня со старшими моряками такие же, только попроще.

— Дела Ордена могут столкнуть вас снова, — возразил Хэйтем. — Я не зря отправил Франклина во Францию.

— Ты?! — Шэй остолбенел. Он полагал, что теперь знает… ну, пусть не все, но в общем и целом…