Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Мистер Кенуэй наклонил голову, так, что седой хвостик сполз на плечо, и замер. Шэй понял, что возлюбленный готовится к неприятным мгновениям — и не стал мучить хотя бы ожиданием. Белье мистер Кормак поудобнее оттянул вниз и склонился над любовником, перехватив его пальцы, сомкнутые на дереве яслей. Хэйтем слегка качнулся, едва ощутив прикосновение плоти, но Шэй уже не тревожился. Чувствовал, что его понимают, и был готов остановиться, если…
Он зажмурился. Как и всегда после длительного плаванья ощущения охватили слишком сильно, слишком знакомо и забыто одновременно. Хэйтем напряженно перевел дыхание, крепче впиваясь в слегу, и Шэй приостановился. Касаться руки любовника мистер Кормак перестал и, повоевав пару мгновений с бельем, коснулся естества, утешая и отвлекая.
Хэйтем вздохнул куда легче, и Шэй рискнул двинуться дальше. Возлюбленный вздыхал, но уже не зажимался так, и когда Шэй вошел в него полностью, сбивчиво произнес:
— Минуту, капитан Кормак.
Шэй послушался и использовал это время, чтобы прийти в себя и собраться с немногочисленными мыслями. Не слишком преуспел, но все-таки, когда Хэйтем приподнялся, жестом давая понять, что можно продолжить, действовал куда аккуратнее и неторопливее, чем мог бы. Хэйтем явно оценил — не прошло и пары минут, как с его губ снова сорвался негромкий стон.
Шэй начал набирать скорость; вздохи и стоны стали громче, но насладиться этим Шэй не успел. Мистер Кенуэй распрямился на вытянутых руках и подался навстречу, так что теперь мистер Кормак хрипло перевел дыхание. Ликующе-собственническое чувство заставило с силой прижать к себе любовника за бедра, и Шэй невольно навалился тяжелее. Ясли скрипнули, но не дрогнули.
Мистер Кормак больше не опасался, что деревянная конструкция не выдержит веса, и окончательно перестал сдерживаться. От опасливой скованности Хэйтема не осталось следа, он поймал ритм и легко подхватил встречное движение. Под ногами мягко шуршали опилки, а где-то неподалеку грустно позвякивала упряжью так и не расседланная лошадь, но Шэй уже не замечал ничего. Он брал любовника так, как хотел, и четко осознавал, что верен только ему и клятве Ордену.
Мысль об Ордене была определенно лишней, зато она позволила немного сбавить обороты и двигаться пусть медленнее, но сильнее и ровнее. Хэйтем с шипением выдохнул из-за сжатых зубов, пару раз громко охнул, когда Шэй входил в него, с силой сжимая пальцы на бедрах, а потом обернулся и почти яростно потребовал:
— Ну!
В коротком окрике, каким обычно подстегивают коней, было слишком много всего — от нетерпения до отчаяния, и Шэй резко набрал темп. Хэйтем опустил голову, глухо постанывая, и крепче ухватился за деревянную опору.
Казалось, воздух вокруг раскалился и накатывал удушливыми волнами, когда Шэй почувствовал, что наслаждение накрывает внезапно и оглушительно, как волна-убийца. Он не сбился с ритма, но двигался уже машинально и позаботиться о любовнике не мог.
Однако стоило обрести ясность мысли и несколько пристыженно попытаться помочь Хэйтему, как тот резко распрямился, оттолкнувшись от ясель, и выдохнул:
— Не слишком почтительно с моей стороны так обращаться с артефактом Предтеч.
Шэй уже открыл рот, чтобы спросить, при чем тут Шкатулка, но оценил взаимное расположение любовника и свертка под ним — и до него дошло. Он фыркнул:
— Ничего, ототрем.
— Это все, конечно, так… — Хэйтем завозился, пытаясь привести себя в порядок. — В таком виде не оставлю. Но вот сам факт, что это произошло… Шэй, неужели нельзя было потерпеть до кровати? Или хотя бы просто до спальни? Или, черт с тобой, хотя бы до кабинета?
Оправдания в голове мистера Кормака появлялись, но какие-то неубедительные. Он собирался уже было сказать хоть что-нибудь, как вдруг подумал о том, что момент, который ему хотелось запечатлеть в памяти знаменательным и поворотным, действительно получился… В общем, незабываемым.
— Я скучал, — ляпнул он неуверенно и только теперь догадался заправиться.
— Я тоже, — невозмутимо откликнулся мистер Кенуэй. — Но это обстоятельство не заставило меня прибегнуть к… Между прочим, в Британии, откуда я родом, подобное поведение может быть приравнено к насилию, а наказание за насилие…
— Виселица? — уточнил Шэй, поскольку Хэйтем замолчал.
О Британии немало говорили последнее время, и капитан Кормак прекрасно знал, что виселицей в чопорной Англии карают все, что только можно — от карманных краж до сбора обломков после кораблекрушений. Шэй даже не пытался подсчитать, сколько раз его должны были бы повесить.
— Кастрация, — бросил мистер Кенуэй.
— Ничего, на виселицу я тоже давно заработал, — бодро отозвался Шэй. — Хотя, конечно, предпочел бы только виселицу.
Хэйтем резко развернулся, окинул его оценивающим взглядом и усмехнулся:
— Ты мне еще пригодишься. А если серьезно, Шэй, я… не одобряю подобный подход и настаиваю на том, чтобы частная жизнь была частной.
— Ну прости, — Шэй наконец усовестился и шагнул к любовнику, утыкаясь ему в плечо.
Хэйтем коснулся губами его виска и гораздо мягче проговорил:
— Так уже лучше. К тому же вряд ли бы у тебя что-то получилось, если бы я счел это… совершенно недопустимым.
Мистер Кормак хотел было оттолкнуться уже только для того, чтобы посмотреть любовнику в бесстыжую физиономию… Но это же Хэйтем. Шэй рассмеялся и потерся о скулу любовника щекой:
— Сволочь.
— Я тоже к тебе неравнодушен, — усмехнулся Хэйтем. — Идем, Шэй. В кабинете есть тайник, уберу туда, к Манускрипту.
Мистер Кормак немедленно вскинулся:
— Есть тайник?.. А почему я раньше не знал?
— Потому что это тайник, — как неразумному малышу, объяснил ему мистер Кенуэй. — О его наличии знаю… знал только я. Механик, сконструировавший его, скоропостижно скончался. Из-за этого тайника я пережил немало неприятных минут, когда Нью-Йорк горел. Мне пришлось проявить незаурядную выдержку.
— Я ценю твое доверие, — Шэй даже несколько растерялся, но быстро пришел в себя. — Что, черт возьми, у вас тут происходило такое? Почему горел Нью-Йорк, как в этом замешан Коннор и почему вы прислали мне такие… странные письма?
— Я все расскажу в доме, — Хэйтем брезгливо завернул Шкатулку обратно в платок. — К тому же, мне в домашнем довольно прохладно.
Пришлось смириться. Хотелось, наконец, узнать, что здесь было; хотелось поделиться всем, что было во Франции. Да и просто смотреть на любовника хотелось, а в конюшне было не только холодно, но еще и темно.
Руджеро Галлиани сидел на ступеньках перед парадным входом, негромко напевал и с крайне задумчивым видом выколупывал что-то ножом из-под каблука юфтевого сапога. Шэй даже не хотел знать, что именно.
— Signori, — заслышав шаги, конюх обрадованно вскинулся и убрал нож. — Теперь-то можно и лошадью заняться, ведь никто не расседлывал?
Шэй ограничился невнятным междометием, а Хэйтем невозмутимо кивнул:
— Расседлать и вычистить. Где Энни?
— На кухне, — услужливо сообщил итальянец. — Когда я доложил, что ужин на две персоны, мисс Энни сразу же отправилась на кухню, чтобы заняться холодными закусками и побыстрее подать горячее.
— Это было вовсе ни к чему, — вздохнул мистер Кенуэй. — Шэй, подожди минуту. Разденься пока, а мне надо отдать распоряжения.
Хэйтем исчез за дверью, и Шэй тоже собирался зайти, но замешкался на пороге и услышал одобрительный голос конюха:
— Я ей так сразу и сказал: поесть синьор Кормак где угодно может. А она меня полотенцем!
— Предпочитаю в Кенуэй-холле, — хмыкнул Шэй. — Руджеро, вас ждет лошадь.
Тот ничуть не огорчился и, то и дело пристукивая каблуком и подпрыгивая, направился в сторону конюшни, да еще и продолжил насвистывать по пути. Мистер Кормак вздохнул — а нечего было в свое время пугать конюха и выгонять его из постели экономки, итальянцы — очень вспыльчивый и мстительный народ.
Шэй успел только снять зимний плащ и небрежно сбросить тяжелые теплые сапоги, когда вернулся Хэйтем. Вид у него был довольный.
