Край Ветров: некроманс - Кусуриури Диэр (полная версия книги TXT) 📗
И он не мог видеть этого прошлого, но ему все равно казалось, что он видел. Что был там.
В этом лагере, который Мйар описывал скорее как лабораторию по созданию разнообразных гибридов и химер.
На далеком севере.
Стало быть, Мйар — по крайней мере, его тело — искусственное. Выращенное, вылепленное некими сугубо талантливыми целителями и чтецами, гениями в своем роде. Давно погибшими, вестимо. Мйар не был никогда рожден женщиной. А как же пупок? А что пупок — делали не идиоты. И создан он был для того, чтобы вместить в себя душу исключительного чародея прошлого, умершего много веков назад.
Мйар не назвал имени этого чародея — может, сам не знал. Камориль читывал когда-то, в юности, несколько приключенческих интерпретаций деяний великих древних чародеев, да пару учебников истории. Но его эта тема никогда особо не интересовала. Его интересовали способы колдовства, действующие формулы, заклинания, когда они еще были доступны — словом, практика. А умершие давным-давно «вершители судеб» ему были безразличны, буде он сам не стремился стать одним из них.
И каково же это — узнать однажды, что ты — лишь инструмент в руках властьимущих? И не идиоты ли они, если думают, что ты им не воспротивишься и будешь починяться во всем?
Расчет должен быть очень тонок. Даньслав Никанорович Заболотницкий, он же «Белый Коготь», — последний из династии личных пророков на службе у последнего же монарха ныне покойной державы, — пользовался доверием в общем-то параноидального правителя. Отчего пользовался-то? Кто знает. Может, человек был хороший. А, вероятно, был. И вот этот самый Даньслав предложил своему королю рискованное мероприятие, и вызвался сам исполнять в нем одну из главных ролей. Знал ли кто, что Даньслав — не пророк, а самый настоящий судьбоплет? Кровь предков наконец «загустела» до нужной кондиции, явив миру судьбоплета, и тот решил использовать свою силу самым страшным и опасным способом.
Поиграл, стало быть, в «дочки-матери».
И выиграл.
Мйар рассказывал, что на протяжении всего периода его «взросления» — а именно, те четыре года, что он провел в лагере, ему, так или иначе, внушалась идея о том, что он должен преломить ход войны, сделать так, чтобы «наши» победили. А «чужие», соответственно, проиграли.
Но наличие в нем души исключительного чародея не гарантировало стране победы. Наличие души — это как наличие резерва, этакий запас мощи, позволяющий при правильном с собой обращении творить немыслимые дела. И для того, чтобы осуществить то, для чего предназначен, Мйар должен был сначала найти свою суть, а потом — узнать «слова».
И Даньслав почему-то верил, что Мйару это удастся. И говорил ему, мол, если не сможешь сделать так, чтобы мы выиграли — сделай так, чтобы проиграли все.
Но это всё ладно, это же не лирика, а факты. Факты пресны. А история без лирики не обошлась.
Возможно, как раз эта ее часть и является основой, костяком, камнем преткновения. То есть — что та война существу юному и совершенному, каким Мйар был тогда? Ну да, да, было ему от «рождения» четыре года. И потому совсем не удивительно, как он воспринял то, что случилось.
Камориль отвлекся от мыслей о Мйаровом прошлом, задумавшись, как он сам попал на кровать, если заснул, вроде бы, в кресле. Неужели Мйар перетащил? С чего бы ему проявлять такую заботливость… И где он сам, в таком случае?
Некромант прислушался: никто нигде не шумел. Значит, Мйар или спит еще, или его в доме нет.
И всю эту историю — с походом на Север, с рассказом о том, как на руках его умирала, захлебываясь кровью и ядом, любимая женщина — Мйар вещал спокойно, на диво мирно, чуть ли не с отсутствующим выражением лица. Его все эти страсти более не трогали. Он, что ли… вырос?..
Но, в то же время, он был решительно настроен убить Варамиру еще раз.
Стало жарко. Камориль откинул одеяло вбок. Сел на кровати, нащупав пятками прохладный деревянный пол.
Ему подумалось, что в Мйаровом жилище, все же, довольно уютно, хоть и просто, и дёшево.
Значит, при разгроме лагеря-лаборатории Мйару, Даньславу и Варамире удалось сбежать. Притом, что, по идее, в случае проникновения врага внутрь, все живое там должно было погибнуть. Такая вот, вроде, перестраховка — чтобы наработки ученых и магов не достались врагу. Но убежать удалось не только Мйару и его «опекунам», но еще и многим другим тварям — вот, например, Вере, которая прихватила с собой Лунь, эту мерзкую моль-переросток.
И Даньслав, прежде, чем отправиться на юг и найти себе новый дом в городе у моря, сказал Мйару, чтобы тот отправлялся на далекий север, искать «слово» и свою суть.
Мйар говорит, что сутью его оказалось огромное дерево — северный золотистый кедр. Такие деревья в высоту достигают шестидесяти метров, а диаметр ствола бывает от метра до трех. Именно этот кедр в свое время и посадил тот исключительный чародей, вместилищем чьей души Мйар оказался. И кедр этот был его сутью… нет, основным и главным вместилищем, этаким сосудом для силы, которая томилась там, скованная, разделенная, все то время, что чародей был мертв.
Выходит, дерево и было душой? Или душа была как-то привязана к этому дереву? Мйар говорит, что дерево оберегало утраченные душой связи и было как бы «якорем» того чародея- и понимай его, как знаешь.
А еще Мйар сказал, что этот кедр стал и его «якорем» из-за действий судьбоплета.
Этот момент Камориль понял не до конца. Вроде как, Мйар сказал, что Даньслав «привязал» его к этому дереву. Не его самого, а как бы его судьбу. И что Мйара будет очень непросто убить, пока дерево стоит. А что будет, если дерево умрет? Сколько живут такие деревья?
Камориль обнаружил на тумбочке у кровати свой телефон. Вышел в сеть, нашел информацию о золотистых кедрах. Значит, шестьсот-восемьсот лет.
Очень даже не мало. Хороший целитель — и тот, если ему позволят, себя до такого возраста не «дотянет».
А что же будет, если кедр срубят? Мйар ответа не знал, но подозревал, что это может значить и его собственную смерть. Тогда, ночью, когда они шли по полю и Мйар рассказывал о том, что вспомнил, он глянул на Камориль с кривой усмешкой и произнес: «Когда мне это всё начисто надоест, я знаю, как мне следует поступить».
Мйар рассказывал свою историю не по порядку. Он все кружил вокруг да около, выхватывая из нее куски, то пускаясь в описания мелких деталей — будь то узор на платье северной колдуньи или снежный закат у неких безымянных гор, — то говорил просто, скупо и в общем — о том, например, как вершил свое справедливое возмездие и по одной резал глотки парламентариям неприятельской стороны.
И о том, как вернул своё знание, впитал суть, перетянул на себя нити судьбы и выучил Слово. И как прочел его…
Камориль снова откинулся на простыни, разглядывая белый потолок в трещинах и сырых потеках: очевидно, соседи сверху не раз заливали Мйарову берлогу. В штукатурке при таких делах образуется грибок, и его надо бы травить, но, очевидно, Мйару было не до этого, или просто лень.
Трудно поверить в то, что человек, живущий здесь, однажды произнес Слово, остановившее войну. Ну, как остановившее.
Камориль помнил тот день отчетливо. Ему было шестнадцать. Веритас и Эррата спали, обнявшись, укрытые каким-то тряпьем и брезентом. Грязные, чумазые, тощие… Они тогда были похожи друг на друга, почти как зеркальные отражения. Разница между ними еще почти не проявилась.
Над осажденным городом брезжил рассвет. Снег, вальсируя, опускался на полуразрушенные дома, укрывал тонким слоем следы крови на камнях, кутал в белые саваны мертвых солдат, валяющихся, коченея, в оврагах и посреди улиц.
Был черед Камориль сторожить сон братьев. Охранять их надо было и от «своих» тоже. Мало ли, какой чтец или целитель съедет с катушек и припомнит древнюю вражду. И их не испугает обилие мертвецов вокруг. Они могут успеть убить.
Потому Камориль сидел не на земле, а на сваленных друг на друга трупах. Они с братьями притащили в свою нору пятерых мертвецов, «законсервировали» тела и предприняли все нужные меры, чтобы, в случае чего, поднять их мгновенно.
