Плач волчицы - Хоуг (Хоаг) Тэми (мир бесплатных книг .txt) 📗
— Я знаю, что в то время, когда он приобретал этот дом проститутки, в нем было что-то странное, — сказал Кен, размещая свои локти на столе и наклоняясь к его преподобию. Его круглое розовое лицо сияло убеждением. Он сам был хорошим христианином и хотел, чтобы все это знали.
— Он купил дом умершей страшной смертью проститутки. Он пишет о дьяволе, грехе и мерзостях. И сейчас одна из наших падших дочерей была найдена мертвой, держащей одну страницу из его книги. Это есть знак. Я уверен, это есть знак самого Люцифера.
Джимми Ли склонил свою голову и положил руки на столик.
— Аминь, дьякон Поверс. Если бы только наш добрый шериф Кеннер помог увидеть свет.
И пока дьяконы ворчливо выясняли, кто же из них может быть удостоен чести представлять их у шерифа, Джимми Ли языком трогал поврежденные зубы и от всей души желал Джеку Бодро чудной поездки к чертям.
В это время Джек Бодро стоял на балконе своего дома, смотрел на реку и страдал от чертовой болезни, совсем неизвестной Джимми Ли Болдвину, — совести. Идя от Лорел, он удивлялся пустым улицам городка и, пытаясь прочистить свою голову, зашел на чашку кофе к «Мадам Колетт», где столкнулся с толпой, пришедшей завтракать. Руби Джефкоат, не теряя ни минуты, сообщила ему все новости. В глазах ее при этом просматривалось какое-то злое выражение. Ее сестра Луиза была диспетчером в ведомстве шерифа и все узнавала первой. Появился какой-то маньяк и убил Саванну Чандлер, причем в ее руке оставил страницу из книги Джека, причем крепко прижал ее большим пальцем, чтобы та не улетела.
Все остальные сочные подробности уже ускользнули от Джека. Он не слышал ни слова о Чаде Герретте, которому стало плохо. Он не слышал первую за день проповедь Руби о том, что ведущие себя, как шлюхи, женщины просто напрашиваются на конец, подобный Саванниному, Он не слышал постукивания кофейных чашек или позвякивания фарфоровых столовых приборов.
Сидя у стойки, он чувствовал, что испытывает какое-то чувство оторванности от своего тела, и в его голове, подобно огонькам, мелькали отрывки из проповеди Джимми Ли Болдвина: «…неуравновешенные умы… творят невыразимые действия…»
Саванна мертва. И весь этот дикий, причиняющий боль дух ушел, исторгнулся и выброшен, как рухлядь, за ненадобностью. Она была настолько изменчивой, полной ненависти и нужды. Он не мог даже представить себе, что вся эта энергия просто перестала существовать.
Нет, не просто. В ее смерти не было ничего простого. Все это было слишком страшным и затянувшимся. «… Неуравновешенные умы… невыразимые действия…» И она была найдена с обрывком из его книжки в руке.
Как глупо. Его интересовало, из какой книжки, какая страница. Он вызывал в воображении сотни сцен смерти, проходящие через его пальцы, как телеграфные провода, на страницы книг. Какую же из них Саванне пришлось пережить?
В ярости на себя он вернулся обратно в спальню и подошел к рабочему столу. Он не писал, чтобы подстрекать, он писал для изгнания собственных демонов, а не для завлечения чьих-то. Он не может нести ответственность из-за того, что кто-то додумался использовать это как оправдание для совершения преступления. Если бы это не была его книга, то, вероятно, это была бы песня, переданная по радио или услышанная по телевизору, или телепатическое послание от Бога. Ответственность можно свалить на что угодно.
Господи, он ведь знал это, не так ли? Он не несет ответственность, это была чья-то ошибка.
Его писательское воображение легко изобразило образ Саванны, лежащей на полузатопленном берегу. Ничего не видящие глаза уставились вверх на непрощающего Бога. Грязно ругнувшись, он рукой потянулся к столу и отправил в воздух все, что на нем находилось — страницы рукописей, заметки, ручки, бумагу, официальные документы, скрепки. Вытащил пачку «Иллюзий зла» и по одному экземпляру начал кидать их как можно дальше, с туалетного столика столкнул стакан с водой и разбил об пол стеклянную лампу.
Он не хотел, чтобы в его голове была Саванна Чандлер. Ему не была нужна в сердце Лорел Чандлер, Ему не требовалась ответственность, он не был в состоянии нести ее. Снова и снова он доказывал себе это. Он был истинным сыном своего отца, результатом ненависти старика и материнской слабости.
На его совести был другой труп.
Сцепив руки над головой, он залился яростным гневным воем в сторону оштукатуренного медальона на потолке.
Почему? Когда он ничего ни от кого не хочет, когда он завязал с надеждой жить той жизнью, о которой всегда так мечтал, — почему все-таки он оказывается втянутым? Он сделал все для избежания эмоциональных затруднений. Он ясно дал всем понять, что на него надеяться нельзя. Вот он и есть теперь такой. Неудовлетворенность как бы твердила и дрожала внутри его. С дикими глазами и отяжелевшим подбородком он шарил вокруг, ища на чем бы, сорвать злобу.
В дверях стояла Лорел. И при виде ее все, что клокотало внутри него, внезапно стихло и успокоилось. Ангел, заставляющий все в нем клокотать, испарился, оставив его беззащитным и ранимым. Биение его сердца слишком сильно отдавалось в горле. Лорел в мешковатых джинсах и мятой тенниске выглядела как бродяга. От ее бледного лица остались только глаза, теплые и голубые.
— Саванна умерла, — прошептала она.
— Слышал.
Она скрестила руки и обхватила себя, страстно желая, чтобы он подошел к ней и заключил ее в свои объятия. Ведь именно за этим она и пришла сюда, пытаясь найти утешение, скрыться от постоянного плача и непрерывных телефонных звонков. Репортеры звонили, чтобы услышать о случившемся, звонили друзья выразить свое искреннее соболезнование, претендуя на сострадание, звонили жители городка, чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство. Она пришла укрыться от торопливо обыскивающих комнату сестры отвратительных полицейских, от того, что они обыскивали ее машину, задавали чрезмерное количество вопросов, от которых хотелось кричать. Она пришла найти временное убежище. Но когда она увидела разрушения, вызванные взрывом гнева Джека, она вдруг смутно почувствовала, что здесь не найдет того, что ей необходимо.
— Я иду к Прежану, увидеть ее.
— Боже, Лорел.
— Мне необходимо. Она же, — она сильно заморгала и постаралась вернуться к прошедшему времени, на ее лице появилась горькая гримаса, — она была моей сестрой. Я не могу вот так позволить ей уйти… одной…
Слезы застлали ее глаза, почти закрыв Джека. Она еще не хотела давать волю слезам, пока нет. И не тогда, когда перед ней стоят. Позднее, когда наступит ночь и она разделается со всеми своими обязанностями и необходимыми делами, когда останется одна. Совсем одна.
… Сейчас ей нужно быть сильной, как во время смерти папы. Только когда папа умер, она могла положиться на Саванну.
«Не плачь, Малышка, папы нет, но мы всегда будем вместе».
Она с усилием протолкнула в себя глоток воздуха и постаралась отгородить свои воспоминания от дел, кд-торые ей предстоит сделать. Нужно увидеть. Саванну, убедиться в том, что ведутся все необходимые приготовления, что мистер Прежан подготовил необходимую одежду, и в том, что заказали любимые розовые розы. Саванна больше всего любила именно розовые розы. Она бы хотела много роз, испускающих нежный аромат и украшенных сатиновыми ленточками.
Горе с новой силой, чудовищным барабанным боем обрушилось на Лорел, лишая ее последних сил. Она упала на колени среди раскиданного Джеком барахла и закрыла лицо руками, всхлипывая, как будто все происшедшее пронзило ее подобно удару кинжала.
— О Боже, она мертва!
Джек уже не мог думать о своей боли, своих проблемах, о соблюдении какой-то дистанции между ним и Лорел. Он не мог стоять в стороне и лишь смотреть на нее, не мог найти в себе силы отойти в сторону. Любовь, которой бы он никогда не позволил пустить корни в своем сердце, толкала его к ней.
Он подошел к ней сзади и встал на колени, крепко обняв ее. При ее всхлипываниях он старался зажмурить глаза. Ее тело так сильно подрагивало от всхлипываний, что он наконец впервые осознал, насколько оно мало и хрупко. Он прижимал ее к себе настолько бережно, как будто она была сделана из хрусталя, гладил волосы и нежно целовал в висок. Покачивая ее, он тихонько нашептывал ей утешительные слова, которые, как ему казалось, она едва ли понимала.
