Приманка для мужчин - Хоуг (Хоаг) Тэми (книги без сокращений TXT) 📗
— Но легко не значит неверно, — ощетинился он.
— Нет, конечно. — Элизабет зябко обхватила себя обеими руками, понимая, что холод внутри ее и согреться не удастся. — Просто я вспоминаю, как был убит Джарвис. Так жестоко…
— А монтировкой по голове — не жестоко? — Да, разумеется, но все же не так. Удар — и кончено. Когда я представляю себе, как это — перерезать человеку горло, наблюдать, как из него вместе с кровью вытекает жизнь…
Она опять ушла в себя. Жуткая сцена разворачивалась на экране ее воображения, как в кино. Она видела это убийство с точки зрения убийцы, стоящего у Джарвиса за спиной: вот он с усилием ведет лезвием по горлу, разрезает кожу и мясо, прислушивается к хриплому, булькающему звуку… Картинка перед глазами была настолько яркой, что Элизабет вздрогнула и помотала головой, чтобы отвлечься.
— Надо испытывать очень сильную ненависть к человеку, чтобы решиться на такое.
— Или не чувствовать ничего.
— Это похоже на преступление в состоянии аффекта…
— Или на хладнокровное злодеяние.
— В той книжке были и другие имена, — напомнила она, думая о Шефере и Элстроме. — Мотивы были не только у Кэннона.
Рассказать ему, как Элстром приперся к ней в редакцию с визитом? Нет, сейчас нет сил… Кауфман сам во всем разберется. Пусть лучше Дэн узнает эту историю от того, кому не нужно его сочувствие и нежные слова. Она отвела взгляд, вздохнула.
— Наверно, ты прав. У меня извращенное воображение. И все же ты выбираешь путь наименьшего сопротивления. Если Рич умрет, даже суд не понадобится. Все вернется на круги своя, и торжественное открытие фестиваля пройдет как по маслу.
Дэн помрачнел; намеки Элизабет были ему неприятны.
— Ну и что такого, если это правда?
— Правда, — вполголоса повторила она. Это слово уже не первый день тяжелым якорем тянуло ее вниз, в самую глубину омута. — Все, хватит с меня на сегодня правды. Я еду домой.
И действительно пошла к машине. — Элизабет, — тихо окликнул Дэн. Она остановилась, оглянулась, но нужные слова не приходили ему в голову. Сегодня, когда он смотрел на Игера и Джолин, в нем что-. то проснулось. Потребность в тепле. Одиночество, которого он столько лет старался не замечать. Нет, все это чушь собачья, малодушие и больше ничего. — Хочешь, я тебя провожу? Так мне спокойнее.
Разочарование было настолько глубоким, что Элизабет стало больно. А чего, собственно, ты ждала, милая? Признания, как Джолин?
— Нет, спасибо. Ты ведь поймал убийцу. Что еще может произойти?
Дэн проводил ее долгим взглядом. Он не хотел, чтобы ему стала нужна женщина, женщина вообще и Элизабет в частности. Ни к чему ее вечные уколы, ее вопросы, от которых он начинал сомневаться в себе самом, в выбранной линии расследования, в родном городе…
Нет. Не так. Элизабет заставила его посмотретьна себя со стороны, и не ее вина, что ему не понравилось то, что он увидел. Она говорила, что он ленив, что хочет, чтобы все было просто и четко, а он огрызался, называл ее карьеристкой и додумался до того, что она похожа на Трисси. Чушь, клевета. Уж Трисси запустила бы коготки в Брока Стюарта и не выпустила бы его, и ей было бы все равно, сколько у него еще женщин. Трисси никогда не оставила бы спокойную, обеспеченную жизнь, чтобы начать все с нуля, почти без денег и без надежды на успех. Она никогда по доброй воле не приехала бы жить в такую дыру, как Стилл-Крик, и не поселилась бы в развалюхе, подобной ферме Дрю. И ей было бы глубоко плевать, кто убил Джералда Джарвиса, если это не затрагивает ее лично.
Элизабет ничем не похожа на его бывшую жену, а он смотрел на нее и видел только то, что хотел видеть, что было для него безопасней и проще… Вот она, правда.
Он устроил свою жизнь так, чтобы в ней не оставалось места для лишних сомнений, для потребностей, которые он не в состоянии удовлетворить. У него была работа, положение в обществе, дом, удобная, лишенная эмоций связь с Энн Маркхэм. Путь наименьшего сопротивления, как сказала Элизабет. И Эми… Проклятье, да чем он, в сущности, лучше Рича Кэннона? Тот тоже почивает на давно засохших лаврах, держится на плаву благодаря старой репутации, подгоняет жизнь под собственную схему. Элизабет права: он хочет, чтобы Рич оказался виновен, как до того хотел, чтобы виновным оказался Керни Фокс, потому что ему так проще.
Дэн спустился с крыльца и прямо по мокрой от росы траве пошел к входу отделения экстренной помощи, где оставил машину; сел за руль, включил мотор, вырулил на дорогу, но поехал не к дому, а в участок. Может, за ночь удастся выяснить еще какую-нибудь правду.
…Бойд сидел на нижней ступеньке крыльца своего дома, подперев голову руками. Вокруг ботинок растекалось полпинты жижи с кислым запахом блевотины и перегара. Кауфман вытащил его из редакции, довез до дому и оставил у подъезда с напутствием немедленно лечь и проспаться. Никаких обвинений ему не предъявили, хотя, если на то пошло, подумал он, кривясь от изжоги и складываясь пополам от мучительной, острой боли в животе пониже пояса, это он должен предъявлять обвинения. Эта черноволосая гадина завлекла его, распалила, наобещала с три короба и райское блаженство в придачу, а потом чуть не сделала импотентом на всю жизнь. На такой случай должно быть что-нибудь в Уголовном кодексе. Он должен знать, что. Ведь он собирался стать шерифом…
Собирался. Теперь его будущее можно сравнить разве что с лужей рвоты вокруг ботинок. Книжку нашла Джолин Нильсен; Кауфман уже разболтал эту историю всему городу, снова и снова повторяя, как Рич Кэннон пытался убить свою бывшую жену, чтобы заполучить книжку. Проклятую черную книжку, о которой никто и не вспомнил бы, если бы не эта стерва Элизабет Стюарт.
Бойд нагнулся еще дальше вперед, обхватил руками колени. Вонючий, жирный комок тоски — вот кто он теперь. Слезы жгли ему глаза, кислая горечь разъедала желудок. Он плакал, ругался последними, черными словами, тихонько раскачивался и снова ругался. Внутри все заходилось от боли, ниже пояса тянуло и ныло, голова раскалывалась. Жизнь кончена. Ему никогда не стать шерифом ни здесь, ни где-то еще. Янсен вышвырнет его пинком под зад, а другой работы он уже не найдет, разве что устроится жалким вышибалой куда-нибудь в магазин или бар. Это нечестно. Он заслуживает лучшего и мог бы иметь все, если бы не Элизабет Стюарт.
Когда Элизабет наконец вошла в кухню, Трейс сидел за столом и ждал. При ее появлении он вскочил со стула с искаженным от беспокойства лицом.
— Ты в порядке? — спросил он, делая шаг к ней и отшвыривая попавшиеся под ноги кроссовки. — Так поздно ты еще не приходила.
Элизабет обняла его, прижала к себе, улыбаясь ему в плечо.
— А ты волновался?
Да.
— Хорошо, — устало усмехнулась она, еще раз обняла сына и отпустила. — Приятно знать, что кто-то тебя ждет.
Трейс стоял перед ней, положив руки на узкие бедра, насупив брови, вопросительно глядя на мать сквозь разбитые очки.
— Что случилось? Ведь что-то случилось, да?
— Угости маму кока-колой, и я расскажу тебе все с начала до конца.
Они сели друг против друга на диване в гостиной, и Элизабет выложила все, опустив только подробности визита Элстрома к ней в редакцию. Трейс оскорбился бы за нее; чего доброго, еще устроил бы драку, защищая честь матери… Рассказа об опасных приключениях Джолин оказалось вполне достаточно, чтобы он вытаращил глаза и затаил дыхание.
— Ну и ну, — выдохнул он, дослушав. — Так Кэннон хотел убить мисс Нильсен, чтобы спрятать концы?
Элизабет кивнула, поставила стакан на дешевый, поддельного вишневого дерева журнальный столик, на котором белые круги отмечали места, куда раньше ставили посуду.
— Слава богу, у Джолин есть голова на плечах, не то ей бы не выжить.
Трейс медленно покачал головой, удивляясь и негодуя.
— Неужели мужчина способен так поступить с женщиной, которую любил? Я помыслить не могу, чтобы причинить зло Эми…
Он оборвал себя на полуслове, покраснел и принялся разглядывать собственную ногу, попирающую диванную подушку. Проболтался, дурак. Не годится мужчине рассказывать матери о том, что влюбился. Чего доброго, еще подумает, что он размазня или, наоборот, шустер не в меру, если втюрился с первого взгляда, и в кого — в дочку шерифа! Сейчас, сейчас отпустит какую-нибудь едкую шуточку. Но мама, как ни странно, молчала, и ему пришлось поднять глаза, чтобы увидеть ее реакцию.
