Ловцы фортуны - Терри Каролин (читать книги онлайн без .txt, .fb2) 📗
— Ты причиняешь мне боль! Ради Бога, давай поскорее с этим закончим!
— Ну, Тиффани, ты меня удивляешь! Я думал, ты страстная женщина.
Он еще сильнее сдавил ее, и лицо Тиффани скривилось от боли.
— Твои постельные манеры, Рэндольф, оставляют желать много лучшего. Я вряд ли сравню тебя с Казановой — ты точно не тратил время, чтобы ухаживать за женщинами и завоевывать их.
— Нет, — тихо ответил он, — мои вкусы гораздо ближе к одному из его современников. А ты предпочитаешь манеры Рэйфа Деверилла, Тиффани? Опиши их мне.
— Не будь смешон.
— Опиши мне! — быстрым, сильным движением он швырнул ее на постель, так, что она упала на спину, и нависнув над ней, ухватил за локти, наслаждаясь властью своей физической силы.
— Нет! — ее лиловые глаза горели на белом лице, тело напряглось от отвращения и страха. От запаха его одеколона ее тошнило. — Ты что, какой-нибудь извращенец или вуайер, который возбуждается от подобных вещей?
— Можно сказать и так.
Внезапно он выпустил ее, и она с облегчением слегка отодвинулась, обхватив себя руками, поглаживая нежную кожу и багровые отметины, оставленные его хваткой. Она повернулась набок, так что могла погрузить лицо в шелковую прохладу покрывал, радуясь ощущению, что он отстал от нее. Но тут она почувствовала обжигающую боль от жестокого удара по ягодицам.
Тиффани закричала и перевернулась на кровати, глядя на него, стоявшего с тростью в правой руке.
— Просто маленькая предварительная игра, Тиффани. Я надеюсь, ты мне подыграешь.
— Игра? Ты называешь порку игрой? — Но она была испугана и это читалось в ее глазах. Тиффани осознала не только ужас нынешней ночи, но и всех последующих.
— Тебе не следовало быть такой гордой, Тиффани. И тогда у меня не возникло бы желания сломить твой своенравный дух.
Он снова занес трость с серебряным набалдашником, и Тиффани попыталась уклониться, но молниеносный удар настиг ее, она споткнулась и почти упала. Он замахнулся вновь, и она отчаянно рванулась, чтоб упредить его и дотянуться до колокольчика — вызвать горничную, но едва она коснулась звонка, как трость обрушилась на костяшки ее пальцев. Придерживая раненую руку, Тиффани забилась в угол. Однако она не сдавалась:
— Я с тобой разведусь! Я обвиню тебя в избиении!
Испарина выступила на его лице, он тяжело дышал, возбужденный насилием, как никогда раньше.
— Сделай это и потеряешь свою алмазную компанию. Конечно, алмазы стоят жертвы?
Она смотрела на него с сердечной болью, зная, что он прав, что она вынесет все ради алмазов.
— Ты не можешь бить меня! Люди заметят следы. Я не грязная девка, которых ты избивал, чтобы удовлетворять свою извращенную похоть!
Он знал, что она будет сопротивляться, хотел этого, потому что потом ее полная покорность будет еще приятней. Но она была права насчет следов на теле. Нельзя допускать, чтобы горничная их увидела, и догадалась, что произошло. Сегодня он не станет больше ее бить. Однако он пригрозил ей тростью. — Возвращайся в постель.
Молча, не отрывая глаз от его лица, Тиффани доползла до постели и со страхом следила, как Рэндольф бросил трость и достал из кармана халата несколько кусков ткани.
— Что ты делаешь?
Вместо ответа он ухватил ее правую лодыжку, обернул ее полосой ткани и начал привязывать к ножке кровати. На миг Тиффани растерялась, но потом начала яростно бороться, пытаясь высвободить лодыжку, пнуть его свободной ногой, расцарапать ему лицо и вырвать волосы. Рэндольф только смеялся, легко справившись с ее сопротивлением. Он поймал другую лодыжку и поступил как с первой, пока Тиффани не оказалась перед ним связанная, беспомощная, с широко расставленными ногами. Рэндольф встал между ними на колени, прижав ее запястья к постели.
— Пришпилена, как бабочка, — со смешком сказал он, — как я и обещал, — и вошел в нее так грубо, что Тиффани не могла сдержать крика. В экстазе он следил, как отражаются на ее лице ненависть, страх и боль, наслаждаясь каждой секундой своего триумфа.
После он развязал ей ноги, улегся рядом и вскоре уснул, но глаза Тиффани до утра оставались омытыми. Ради алмазов она вынуждена будет жить с Рэндольфом, но как она вынесет это? Что ей делать? Любое решение было плохим, выхода не было, к тому же в результате жестокости Рэндольфа на следующий день Тиффани потеряла ребенка Филипа! Последствием выкидыша было довольно тяжелое состояние, но несколько чудесных дней она смогла провести в определенном покое и постаралась дать уму и телу возможность исцелиться. Но возвращение здоровья означало возвращение Рэндольфа в ее спальню и вскоре с ужасом, не веря глазам, она увидела его, размахивающего плетью.
— Ты сошел с ума! — выкрикнула она в порыве ярости, вырвала у него плеть и хлестнула его. Только позже она вспомнила, что он не сделал никаких попыток удержать оружие. Пока же, в слепом гневе, она просто била его так сильно, как могла… пока не увидела его лица и не поняла, что он этим наслаждается.
Рэндольф был истинным садистом, он получал удовольствие, причиняя боль, а не испытывая ее. Однако с Тиффани его извращенность становилась более утонченной: он желал властвовать над ней, и существовало множество способов, коими он мог этого достигнуть. Поэт Суинберн был поклонником бичевания и описывал прелести порки, которые испытывает беспомощная жертва, бешеную ярость прекрасной женщины. Это было совсем не в стиле Рэндольфа, но его порочный ум измыслил вариацию темы.
Тиффани выронила плеть и закрыла лицо руками, глубоко униженная сознанием того, что ее сопротивление доставляет ему столь извращенное удовольствие. Она поняла смысл сделки: если она будет бить его, он воздержится от того, чтобы бить ее. Тиффани не боялась боли, но не могла допустить, чтобы шрамы и кровоподтеки уродовали ее прекрасное тело. Она медленно подняла плеть и ударила, постепенно осознавая, что удовлетворение Рэндольфа исходит не от боли, что она ему причиняет, а от того отвращения, что она испытывает, принимая участие в этом непристойном действе, что она должна каждый раз бороться с собой, что ей противно, но она вынуждена подчиниться, признавая тем самым власть Рэндольфа над ней.
Спустя три месяца она забеременела, и Тиффани, — которая ненавидела быть женщиной и вынашивать детей — была счастлива сверх меры. И вовсе не из-за будущего материнства. Нет, она просто предположила и правильно, что Рэндольф до рождения ребенка оставит ее в покое.
— Мы должны назвать его Джоном, в честь твоего отца, — заявил Рэндольф, когда их сын появился на свет.
— Ни при каких обстоятельствах я не назову никого и ничего в честь своего отца, и в последнюю очередь собственного ребенка.
— Ну, тогда Рэндольфом — в честь меня.
— Его имя будет Бенджамин.
— Бенджамин? Скажи на милость, почему Бенджамин?
Тиффани не ответила. Она взяла ребенка на руки и крепко прижала к себе, желая, чтоб ребенок пошел в нее, а не в Рэндольфа, унаследовал ее дух, ее веру и стремления, переносящие их на залитый солнцем двор в Оксфорде: никогда не сожалеть, никогда не объяснять, никогда не извиняться.
Часть третья
Германская Юго-Западная Африка
1908 год
Глава пятнадцатая
С моря берег казался абсолютно пустынным. Серые гранитные скалы, источенные песчаными бурями, придавшими им странные причудливые формы замыкали гряды голых, бесплодных гор посреди наползающих дюн пустыни Намиб. Нигде не росло ни дерева, ни кустика, не заметно было даже стебелька травы. Пронзительный ветер не мог разогнать безжалостную жару, восточный ветер, который готтенготы называли «зу-уп-ва», и вместо прохлады его порывы приносили лишь горячий жалящий песок. Мрачный, суровый, безжалостный мир… Филип считал Кимберли выжженным и угрюмым, но Алмазный город был сущим оазисом по сравнению с Людерицбухтом в Германской Юго-Западной Африке.
