Храм украденных лиц - Красавина Екатерина (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗

Губарев хотел сказать, что подобное поведение характерно для большинства мужчин, но посчитал, что это отвлечет Журавлеву от темы разговора.

Но она словно прочитала его мысли.

— Я понимаю, что так ведут себя многие. Но мужчины хотя бы избегают контактов с бывшими любовницами. Понимают, что им больно и неприятно. Коля был не такой. Ему в голову не приходила мысль о женских чувствах, эмоциях. Он вел себя как старый товарищ. Спокойно, ровно. И не задумывался о том, что в душе у женщины в этот момент бушует вулкан эмоций.

Она говорит о себе, понял Губарев.

— Первое время меня шокировало такое поведение. Потом я привыкла. — Горькая улыбка тронула губы Журавлевой. — Привыкла, — повторила она.

— Почему?

Журавлева какое-то время молчала.

— В конце концов, это дело прошлое, — она говорила тихо, монотонно, как будто разговаривая сама с собой. — И Коли уже нет… Честно сказать, — возвысила она голос, — я питала некоторые надежды в отношении Коли. Мне всегда казалось, что брак Любы с Колей долго не продержится. Но Коля в то время увлекался натуральными блондинками. А я была шатенкой. Не в его вкусе.

— Отчего у вас сложилось мнение, что брак — ненадолго?

— Как сказать… Люба была честолюбивая, целеустремленная. Была полна планов сделать карьеру. Я думала, что Коле для семьи была нужна другая женщина. Та, которая бы помогала ему, поддерживала, больше занималась домом. Люба была не очень хозяйственна. И это было видно невооруженным глазом. Их союз действительно распался. Но когда Коля женился на какой-то массажистке, которая перессорила его со всеми старыми друзьями, мы все были просто в шоке.

— Вы поддерживали отношения между собой после института?

— Мы работали вместе. Во Всесоюзном научно-исследовательском центре хирургии. Правда, недолго. Примерно полгода. Мне пришлось уйти оттуда по семейным обстоятельствам. А потом нас развела жизнь. В разные стороны. Как это часто и бывает. Сначала перезванивались, встречались. Даже всем курсом. Пришли не все. Но получилось все равно очень душевно. Но потом все постепенно сошло на нет.

— Когда вы в последний раз виделись с Лактионовым?

— Так сразу и не вспомню. Наверное, лет пятнадцать назад. Случайно столкнулись у одного общего приятеля на кафедре. Он тогда защищал свою кандидатскую. И мы пришли его поздравить. И столкнулись чисто случайно.

— О чем вы тогда говорили?

— Ой, спросите что-нибудь полегче! Так, легкий треп «за жизнь». Как дела, как работа. О своей семье, я помню, он ничего не говорил. Только сказал, что у него недавно сын второй родился. Вот, по-моему, и все. Смешная получилась встреча. Я уходила, а он пришел.

— У вас сохранились фотографии студенческих лет?

— Кое-что сохранилось. Хотите посмотреть?

— Да.

— Тогда подождите.

Уже в дверях кухни Журавлева обернулась и сказала:

— Я вам даже чаю не предложила. Извините. Будете чай с печеньем?

— Нет. Только чай.

Тамара Александровна поставила на плиту темно-синий чайник с белым горохом.

— Я сейчас.

Губарев посмотрел в окно. Моросил мелкий дождь. Когда же начнется зима? Так надоела эта затянувшаяся осень.

Вернулась Журавлева с толстым фотоальбомом в руках. Альбом был из «застойных» лет. Сейчас такие уже не делают. Обложка — из вишневого бархата. Страницы — темно-серые, проложенные белой невесомой бумагой.

— Вот. Смотрите, — раскрыла альбом Журавлева. — Это наш курс. Вот Коля, — показала она пальцем.

Губарев внимательно всмотрелся в лицо на снимке. Молодой. Еще по-мальчишески угловатый. Но уже чувствуется то, что называется кратким словом «порода». Внешность настоящего мужчины. Губарев подумал, насколько изменилась мужская внешность за последние несколько лет. Какого-нибудь смазливого юнца бывает трудно от девчонки отличить. Как это называется? Кажется, стиль унисекс. Все равны и едины. Мужчины и женщины. Выглядят одинаково. Одеваются одинаково. Как близнецы. Никакой ощутимой разницы.

Майор, не отрываясь, смотрел на снимок. Густые волнистые волосы. Одна прядь волос упала на лоб. Глаза смотрят внимательно, серьезно. Взгляд Лактионова не изменился. Такой же взгляд был и на фотографии, которую Губарев носил с собой.

— А где тут Кузьмина?

— Вот здесь. Вторая справа.

Гордо поднятая голова, брови вразлет. Глаза — красивые, большие. Приятный овал лица. Полные чувственные губы. Она кого-то напомнила ему. Но кого? Господи, как безжалостно и неумолимо время! И фотографии — лучшие свидетели этого. Может, поэтому майор не любил смотреть собственные снимки. Он с трудом узнавал себя. Ему казалось, что это не он, а другой человек. Тогда его охватывало чувство щемящего сожаления и печали, словно он потерял нечто очень важное и дорогое, то, что уже никогда не вернет.

— А это — я, — Журавлева показала пальцем на девушку, стоявшую позади Лактионова. — Я думала, вы меня узнаете, — с истерическим смешком сказала она.

Нет, решительно ничего общего не было у нее с девчушкой, которая выглядывала из-за плеча Лактионова и задорно улыбалась в объектив.

— Я понимаю, что я очень сильно изменилась, — упавшим голосом сказала собеседница Губарева. — Время… ситуации. — И тут Губарев увидел, как вздрогнули ее плечи. — Извините, — сказала она, не пытаясь скрыть слез. — Извините. Просто… вспомнилась молодость… Коля… И такое чувство, что вся жизнь впереди. Коля был таким компанейским, веселым. Он не был балагуром, но умел пошутить, развеселить. Мы ездили на летнюю практику. И там уже отрывались. Показать вам эти фотографии? Это мы ездили в колхоз под Анапой, — собирать персики и абрикосы. Это я, Коля и Сергей Петренко. — Троица стояла под фруктовыми деревьями с наполненными корзинами. Журавлева поставила корзину на голову. — Это я изображала восточную женщину. Они кувшины на голове носят, а я корзину. Это тоже мы. Лежим на травке. Загораем. Это — в городе. На море, с Ритой Пашановой. А это мы со студентами из Второго мединститута. Они тоже приехали туда на практику. Чуть позже. — На снимке было человек десять. Четверо сидели в нижнем ряду. Шестеро — стояли. В глаза майору бросилась девушка на переднем плане. Симпатичная блондинка. Ее лицо показалось Губареву смутно знакомым.

— А это кто? — показал он на девушку.

— Это… Ирка Лазарева.

Губарев поднес фотографию ближе к глазам. Несомненно, это было она! Ирина Владимировна!

— Она тоже была в вашей компании?

— Да. Привязалась. Мы не знали, как от нее отделаться! Влюбилась в Кольку по уши. Бегала за ним, как собачонка.

— А Лактионов как реагировал на эти знаки внимания?

— Оттого, что плыло ему в руки, он не отказывался.

— Что вы имеете в виду?

— Что? Попользовался и бросил. Он потом еще пошутил как-то: мог бы отцом стать после этой практики. Я еще спросила: что ты имеешь в виду? А он — ничего. Да и так все ясно! Аборт она сделала. Что там еще может быть! Это к вопросу, как Коля относился к девушкам. Поматросит — и бросит. А эта Ирка… ой, смешно, так серьезно ко всему отнеслась! К нам в институт несколько раз приезжала. Кто-то рассказывал, что она даже пыталась отравиться. Так это было или нет — не знаю. Кстати, после той летней практики Лактионов женился на Любе. Она не смогла поехать вместе с нами в Анапу. Рука была сломана.

— Больше с Лазаревой вы не встречались?

— Нет.

— И ничего о ней не знаете? Журавлева покачала головой.

— Хотя нет, постойте. Когда я встречалась с Лактионовым на кафедре у нашего приятеля… Я вам уже рассказывала об этом… Коля спросил меня: «Помнишь Ирку Лазареву? Она с нами на практике в Анапе была? Какое тогда было веселое время!» Я ответила: «Помню, а что?» — «Я с ней недавно случайно встретился, — заулыбался он. — Замуж она не вышла. Работой недовольна. Воспитывает племянницу. Сестра умерла, она и взяла к себе ребенка. Я ей еще сказал: бедная ты моя!»

Племянница! Губарев почувствовал, как у него внезапно пересохло во рту. За спиной оглушительно засвистел чайник.