После любви - Платова Виктория (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
– долгое восхождение по лестнице (чтобы отвыкшие от нагрузок ноги пришли в себя и я почувствовала бы тяжесть в мышцах);
– долгая прогулка по смотровой площадке, желательно – при ветре, дующем с океана;
– хороший обед, а не та баланда, которой меня потчуют каждый день.
В признании вины есть свои – и совсем немаленькие – преимущества.
И мне больше не потребуется вносить новые бессмысленные слова в свой бессмысленный кроссворд.
Решено.
Я признаюсь сразу же, как только меня вызовут на очередной допрос. И мне даже не придется ломать голову над тем, каким мотивом я руководствовалась, перерезая бритвой горло Франсуа Пеллетье. Миляга-следователь все давно придумал за меня и даже смоделировал мое возможное прошлое, которое, как известно, может быть (может стать) каким угодно. И в нем найдется место сентябрю четырехлетней давности в компании с Фрэнки. Я не прочь записаться в любимые девушки Фрэнки или в брошенные девушки Фрэнки – что суть одно и то же, тем более что у меня есть печальный опыт превращения I'amour в le merde. Чувства к человеку, которого я любила (не Фрэнки), в какой-то момент поменяли знак; ничего, кроме иссушающей ненависти, я не испытывала. Вспышка длилась недолго, но я хорошо запомнила, как мне хотелось, чтобы Его не стало. Чтобы Он перестал существовать, тогда бы и мои мучения перестали существовать тоже. Я не думала об убийстве, нет. Но что произошло бы, окажись у меня в руках бритва?..
Он составил бы компанию Франсуа Пеллетье.
Я – не психопатка, я просто ни в чем не уверена. И я просто хочу вырваться из тюремной камеры – хотя бы ненадолго.
Особенно сейчас. Ночью. Когда стена мешает мне дышать. И я по-прежнему ничего – ничего! – не вижу в темноте. Может быть, поэтому маленький прямоугольник света, возникший там, где находится дверь, кажется мне ослепительно ярким. Померцав, он сразу же исчезает, после чего я слышу лязг открываемой двери.
Дурной знак.
Еще никогда ко мне не приходили ночью, следовательно – это дурной знак.
Я не вижу человека, стоящего в проеме, только его силуэт. Как будто вырезанный из плотного картона. Картонная рука поднимается и манит меня. Что бы это могло значить, черт возьми?.. Я все еще раздумываю, а рука становится нетерпеливее.
Нужно подойти – правильно ли я поняла?
Я все поняла правильно, это тот самый полицейский, который присутствовал на нашем с Домиником свидании, а потом передал мне сигаретную пачку с монетой. В нем нет ничего от щеголя-Шамсуддина, проходившего стажировку во Франции, и ничего от миляги-следователя, любителя метафор, сравнений и романов Франсуазы Саган. Он скорее бербер. С темной, почти черной кожей, с простоватым лицом, на котором застыло выражение испуга.
Беребер-полицейский прикладывает палец к губам, неужели мы – заговорщики?
Я киваю в ответ.
Тихо и быстро. Быстро и тихо.
Он почти бежит по узкому недлинному коридору, я едва поспеваю за ним. Остановившись у железной двери (прежде чем взяться за ее ручку), он снова оборачивается ко мне и снова прикладывает палец к губам. По лицу полицейского струится пот – бедняга!..
Все последующее происходит почти молниеносно, за дверью оказывается маленький предбанник и еще одна дверь – гораздо менее внушительная. И она снова ведет в коридор – он намного шире предыдущего, со стеклянной стеной в конце. Я проходила мимо нее неоднократно, там находится пост: восьмиметровая комнатка с пультом, несколькими мониторами и телефонным аппаратом времен войны за независимость 1926 года. Гул голосов идет из комнаты, так сразу и не определишь, сколько же человек разговаривает; только спустя несколько мгновений я понимаю, что эффект создается благодаря работающему телевизору.
До стеклянной стены мы не доходим.
Мой провожатый сворачивает налево, и мы снова попадаем в очередной коридор – третий по счету. В моем обычном маршруте он не предусмотрен.
– Сейчас вы выйдете во двор, мадам. – Голос полицейского подобен шелесту, так тихо он звучит. – Держитесь стены и все время оставайтесь в тени. Это будет несложно. Рядом с воротами – грузовик, он перекрывает обзор. Откроете калитку в воротах. Вот ключ.
В мои руки соскальзывает ключ, не такой многообещающий, как ключ, который извлек из рыбы Ясин, но намного более важный.
Это ключ к спасению.
– За воротами вас будут ждать.
– Спасибо!
Полицейскому не до благодарностей, он резко разворачивается, в три прыжка преодолевает десятиметровое пространство и скрывается за углом.
Я остаюсь одна – с ключом в потных руках, с бешено колотящимся сердцем; поверить в то, что сейчас, сию минуту, я совершаю побег, – невозможно.
Дверь легко поддается и открывается без скрипа. Выйдя за порог, я проваливаюсь в черноту ночи, впрочем, не совсем черноту – небольшой двор слабо освещен фонарем. В его свете можно разглядеть груду каких-то ящиков и вкопанную в землю цистерну. Есть еще несколько велосипедов и два мопеда – они прислонены к стене здания, из которого я только что вырвалась. Есть еще легковушки (одна из них – новенький «Пежо» – явно не с местными номерами). Остальные на фоне «Пежо» выглядят откровенной рухлядью, раздолбанная колымага с мигалкой наверху и надписью «GENDARMERIE» – не исключение. Грузовик с брезентовым кузовом я замечаю чуть позже. Он – моя единственная цель, за ним (если верить полицейскому, вызволившему меня) находятся ворота, за которыми меня ждут. Не важно – кто. Важно, что человек, ждущий меня, желает мне добра. Что он наверняка заплатил берберу, и – наверняка – это были немаленькие деньги.
Я почти спасена. Почти.
Ш-Ш-Ш…Ш-Ш-Ш… – это всего лишь шелестящая на легком ветру листва пальм и олеандров; шепот, шелест, шуршание поднимаются вверх, к звездам, они предостерегают меня: будь осторожной, Сашa. Будь бесшумной. Держись стены, оставайся в тени.
На переднем пассажирском сиденье «Пежо» валяется книжка комиксов. Арабское название ни о чем мне не говорит, картинка куда красноречивее: красно-синий героический силуэт Сорвиголовы, такого же монументального и вездесущего, как Спаситель мира Алекс Гринблат. Такого же слепого, как я сама. При удачно сложившихся обстоятельствах Сорвиголова мог быть нашим с Алексом отпрыском.
Ха-ха.
Я бесшумна и все еще остаюсь в тени. Вот и грузовик.
Стоя в узком проходе, я нащупываю ручку в запертой калитке, а затем – и замочную скважину; главное – не выронить ключ. Все в порядке, ключ вставлен и повернут на два оборота. И снова калитка открывается без всякого скрипа – неужели кто-то позаботился о том, чтобы смазать петли? Мысль о предусмотрительно смазанных петлях занимает меня не дольше секунды, вот она – свобода!
Еще никогда ночь не была такой прекрасной.
Еще никогда слепые стены домов не казались мне полными такой тайны. Звуки (приглушенные), запахи (едва уловимые) почти сбивают меня с ног. Жизнь, не ограниченная стенами, – потрясающая штука, чего мне ждать? Белого жеребца – гарцующего, фыркающего, прядущего ушами: на нем должен явиться мой спаситель, медная монета с квадратной дыркой посередине усиленно намекала на это.
Но вместо жеребца я вижу темную тень машины, стоящей метрах в ста от ворот. Фары автомобиля вспыхивают и тут же гаснут, это повторяется несколько раз. «За воротами вас будут ждать» – все случилось именно так, как и предсказывал пугливый берберский ангел.
Что было сил я несусь к машине, рву на себя пассажирскую дверцу (и без того предусмотрительно приоткрытую), плюхаюсь на сиденье и только тогда поворачиваю голову влево, в сторону водителя.
Доминик.
Милый, милый Доминик – единственное, что у меня есть.
Я не в состоянии ни говорить, ни молчать, ни хоть как-то проявить обуревающие меня чувства. Доминик поворачивает ключ зажигания и осторожно трогается с места, хорошо, что улица здесь достаточно широка.
– Не знала, что ты умеешь водить машину, Доминик.
– Я и сам в себе сомневался.
– Куда мы едем?
– В одно место.
