Выстрелы в замке Маласпига - Энтони Эвелин (читаем книги TXT) 📗

В дверь постучался и вошел один из ночных дежурных. – Телекс из Флоренции, – сказал он. Карпентер буквально выхватил телекс из его рук.

"Ваше письмо получено. К сожалению, кузина Роза выехала в Замок Маласпига, чтобы завершить порученное ей задание. Для того чтобы начать судебное расследование против семейства Маласпига, требуется разрешение самых высоких властей. Это разрешение можно получить только после уик-энда. Будет предпринята попытка отозвать кузину Розу.

Рафаэль".

Карпентер швырнул телекс на стол. Она поехала в Замок, чтобы выполнить указания Харпера. Осмотреть и идентифицировать партию товаров, предназначенных для отправки в США. Единственное, что отныне связывает ее с внешним миром, откуда она может ждать хоть какой-то помощи, – столь ненадежное средство, как телефон. Она точно в таком же положении, как Фирелли. Но Фирелли был опытным, хорошо обученным агентом, который мог постоять за себя в самых трудных обстоятельствах. Карпентер закрыл лицо руками и опустился на стул. Если Рафаэль передаст ей приказ, она все же успеет выбраться. Но если Тейлор передал предупреждение через Свенсона, а Натан был уверен, что он передал, они опоздали на много часов.

Когда Натан сделал свое признание, Карпентер, знакомый лишь с американской судебной процедурой, позволяющей произвести арест через несколько часов, какой бы важной особой ни был подозреваемый, был уверен в скором успехе. Но он забыл о медлительности и необъективности европейских судебных систем. Полиция не могла ворваться в Замок Маласпига и арестовать его владельца, не получив официальной санкции на этот арест.

К тому времени, когда они получат наконец официальную санкцию и отправятся в Замок, Катарина будет уже мертва. Он поднял телекс и перечитал его. Рафаэль попытается как-то связаться с ней, предупредить ее, чтобы она срочно уехала. Фирелли удалось дозвониться до Флоренции, но это ему не помогло. Он бесследно исчез. Карпентер встал, вышел в коридор и поднялся на лифте в кабинет Харпера. Кабинет был заперт. Понятно. Не станет же Харпер торчать здесь всю ночь. Натан сделал свое признание, судебное дело открыто, и шеф может позволить себе поехать домой и хорошенько выспаться. Он-то не влюблен в Катарину Декстер. Карпентер вернулся в свой кабинет. Было около десяти вечера. Он набрал номер квартиры Бена Харпера.

– Это я, Фрэнк, – сказал он. – Извини, что звоню тебе домой, но я прошу разрешения вылететь в Италию. Сегодня ночью.

После недолгой паузы Харпер ответил:

– Прости, я знаю, что ты чувствуешь, но тут ничего не поделаешь. Это внутреннее итальянское дело, совместно с Интерполом. У нас нет никакого права вмешиваться... Я не могу послать тебя, Фрэнк. И ты это знаешь.

– Я получил телекс от Рафаэля, – сказал Карпентер. – Кейт находится в Замке. Он не уверен, что ему удастся с ней связаться и что он сможет вызволить ее оттуда. Они не могут арестовать герцога, пока не получат эти проклятые высочайшие санкции. Они убьют ее, Бен. Я знаю это. Я должен немедленно вылететь туда.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сочувственно произнес Бен. – Но я не могу нарушать правила. Даже если бы ты и вылетел, судя по тому, что сказал мне Натан, вероятно, уже слишком поздно. Если не поздно, Рафаэль непременно с ней свяжется. Ты ничего не можешь сделать.

Карпентер держал трубку, ничего не отвечая. Слишком поздно. Пока сегодня утром они держали под арестом Тейлора, Свенсон уже успел уехать в Италию, в Маласпига. Катарина, возможно, уже мертва, пока они посылают свои телеграммы и рассуждают, как ее спасти.

– Я вылетаю, – сказал Карпентер. – Беру отпуск и вылетаю. В свое свободное время, неофициально. – Он не стал ждать ответа и положил трубку. Набрал номер агентства ТВЛ [20]и заказал билет на последний рейс в Рим: вылет в одиннадцать часов вечера. На его счастье, кто-то сдал два билета первого класса. Он заехал к себе на квартиру, взял заранее собранную сумку и поехал в аэропорт Кеннеди, отдавая себе полный отчет, что все это может оказаться пустой тратой времени, перчаткой, брошенной в лицо судьбы. Как сказал Харпер, он скорее всего опоздал.

До виллы Романи был час езды; старая герцогиня осталась дома под предлогом сильной жары; по предложению герцога Джон и Франческа поехали в отдельной машине. И Катарина никак не могла этому воспрепятствовать; она была так же бессильна противостоять его желанию ехать вдвоем с ней, как и его жена – помешать этому. Ее предложение ехать всем вместе, в одной машине, было демонстративно отвергнуто.

– Что особенного в этой вилле Романи? – тщетно допытывалась Катарина по дороге.

Герцог остановил машину у пропускного пункта, уплатил тысячу лир дорожного налога, и машина рванулась вперед.

– В свое время увидите. – Он слегка повернулся, и она увидела обычную холодную надменную улыбку, которая теплела, только когда предназначалась ей. У нее болела голова, и ее чуть не тошнило от этой бешеной скорости, на которой они ехали.

– У вас, видно, особая любовь к тайнам. Сперва вы не хотели мне рассказать об этой каменной комнате, где любил бывать этот ужасный герцог, ваш предок, а теперь не хотите рассказать о вилле. Вы заставляете меня чувствовать себя глупым и наивным ребенком.

На мгновение его рука оторвалась от рулевого колеса и притронулась к ее руке, лежавшей на коленях.

– Я и сам чувствую себя ребенком. Вольным, счастливым и радостным при мысли, что покажу вам то, что знаю и люблю сам. Чуточку терпения, Катарина. Вот уже много лет я не был в подобном настроении.

На эти его слова она не могла найти никакого ответа. Они остановились в конце подъездной дороги, обсаженной высокими, темнеющими на фоне голубого неба кипарисами, оставив автостраду в семи милях позади себя. Герцог вышел из машины, заплатил входную плату сторожу, который появился из сторожки, и провел ее через калитку в массивных, окованных железом главных воротах.

Окруженная сверкающей массой камелий, с зеленым газоном впереди, вилла Романи напоминала фантастический свадебный пирог. Белая и розовая штукатурка, фасад с классическими статуями, внушительный, выложенный мозаикой герб, столбы, и арки, и дуги; не хватало лишь невесты и жениха и гигантского меча, чтобы рассечь этот пирог на куски. О вилле нельзя было сказать «красивая», она была какая-то уморительно хорошенькая. Герцог взял Катарину за руку и повернул на боковую тропу.

– Эта вилла была построена в восемнадцатом столетии графом Романи, – сказал он. – Впоследствии эта семья разорилась и теперь занимает лишь малую часть виллы. Остальное они показывают туристам. Сама вилла довольно безобразна, и мы не будем ее осматривать. Мы пойдем в парк. – Он окинул ее хитрым, насмешливым взглядом и повлек за собой вперед.

Великолепные, даже в сравнении с роскошным парком Виллы Маласпига, здешние сады были сильно запущены. Они спустились по отгороженной перилами лестнице из мягкого серого камня, вдоль которой стояли высокие, в человеческий рост, статуи, спереди и сзади замыкавшиеся двумя нимфами, держащими на обоих плечах большие раковины. Кругом была невысокая, аккуратно постриженная живая изгородь и прекрасные карликовые растения, столь любимые итальянскими садовниками, тут тоже везде были статуи: кентавры, богини, сатиры с ухмыляющимися физиономиями, нимфы с открытыми ртами. К ним подошел другой сторож, в выцветшей голубой крестьянской одежде, видимо узнавший Алессандро. Герцог отвел его в сторону, что-то тихо ему сказал, и тот рассмеялся. Он заковылял прочь и через несколько минут исчез за лестницей. Затем герцог вернулся к Катарине и посмотрел на самый верх лестницы, где стояли, опираясь на перила, Джон Драйвер и Франческа Маласпига. Но герцог не махнул им рукой, не позвал их. Он крепко взял ее за руку.

– Пошли, – сказал он. – Вот сюда.

Ей показалось, будто разразился внезапный ливень. Со всех сторон с сильным шумом на них хлынула вода. Вода била струями из нижних ступеней лестницы, не позволяя вернуться наверх, она извергалась из земли, цветочных клумб, статуй. Каждая статуя превратилась в фонтан: вода била изо рта, глаз, морских раковин. Алессандро, смеясь, тащил ее за собой. Со всех сторон их окружали струи воды, только впереди было сухо, и они кинулись бежать в ту сторону. Под мостом в дальнем конце аллеи была аркада; туда они и забежали, уже сильно промокшие.