Любить Эванджелину (ЛП) - Ховард Линда (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Эванджелина Шоу осматривала свои владения из офиса через огромные зеркальные окна, обращенные к пристани. Каждый человек на земле нуждался в своем собственном королевстве, и ее королевством был этот протяженный лабиринт боксов для лодок и доков. Ничего в пределах этих нескольких квадратных акров [6]не ускользало от ее внимания. Пять лет назад, когда она получила в наследство этот причал, дело было захудалым и убыточным. Эви пришлось взять значительный банковский кредит, и уже в течение года она привела причал в порядок, расширила и сделала доходным. Правда, чтобы содержать его, сейчас требовалось немало денег, но и прибыль значительно возросла. При некоторой толике удачи она сможет выплатить кредит в течение трех лет, и причал, свободный от всяких долгов, будет полностью принадлежать ей. Тогда она сможет еще более расширить дело и использовать сбережения для оказания новых услуг. Она только надеялась, что бизнес продержится достаточно долго, так как в последнее время рыбалка стала привлекать все меньше клиентов. А все из-за того, что Управление ресурсами бассейна реки Теннеси разработало программу «контроля за сорняками», в результате чего было уничтожено значительное количество водных растений, которые предоставляли кров и защиту для рыбы.

Но Эви была осторожна и не расширяла дело сверх меры. Она не накопила значительных долгов, в отличие от некоторых владельцев причалов, которые в надежде на постоянный рыбацкий бум влезли в большие займы, чтобы расширить свой бизнес. Ее владения были в безопасности.

Старый Вирджил Додд провел с ней большую часть утра, сидя в кресле-качалке за стойкой и развлекая ее и клиентов рассказами о своей юности, пришедшейся на начало века. Старик был крепок, как кожа ботинка, но на его хрупких плечах висело почти столетие жизни, и Эви боялась, что пара лет или самое большее три года будут для него последними. Она знала его всю жизнь, и все это время он был стар и казался неизменным, как река и горы. Но она слишком хорошо понимала, как мимолетна и ненадежна человеческая жизнь, и дорожила утренними часами, которые он проводил с ней. Вирджил также наслаждался ими; он больше не выходил на рыбную ловлю, как делал это в первые восемьдесят лет своей жизни, но, приходя на причал, мог по-прежнему находиться возле лодок, слышать плеск волн и чувствовать запах озера.

Сейчас они остались вдвоем, и Вирджил начал еще один рассказ из своей юности. Эви взгромоздилась на высокий табурет, время от времени посматривая в окно, не подплыл ли кто-нибудь к бензоколонке на пристани, однако большую часть своего внимания она уделяла Вирджилу.

Открылась боковая дверь, и вошел высокий сухощавый мужчина. Он остановился на мгновение, чтобы снять солнцезащитные очки и дать глазам привыкнуть к относительному полумраку помещения, затем двинулся к ней легкой походкой пантеры.

Эви кинула на него быстрый взгляд, прежде чем снова обратиться к Вирджилу, но этого оказалось достаточно, чтобы у нее возникло ощущение угрозы. Она не знала, кто он, однако сразу же почувствовала, что он был не просто незнакомцем, он был чужаком. На берегах Гантерсвилла селилось много удалившихся от дел северян, очарованных мягкими зимами, спокойным темпом жизни, низкой ценой проживания и естественной красотой озера. Однако он не был одним их них. Прежде всего, он был слишком молод, чтобы уйти на покой. Эви предположила, что его произношение будет быстрым и четким, одежда дорогой, а обращение с людьми пренебрежительным. Она встречала людей подобного рода прежде, и они ей никогда не нравились.

Но на этот раз было что-то еще, какое-то другое ощущение, от которого возникло желание окружить себя защитной стеной.

Он был опасен.

Улыбаясь Вирджилу, Эви инстинктивно продолжала анализировать свое впечатление от незнакомца. Она выросла с плохими мальчишками, сорвиголовами и хулиганами; юг производил их в большом количестве. Этот мужчина был чем-то другим, чем-то… большим. Он не излучал опасность, он сам был опасностью, которая заключалась в другом типе мышления, сильной воле и резком темпераменте, не терпевшем неповиновения, в силе характера, отражавшейся в его поразительно светлых глазах.

Эви не знала, как или почему, но она ощущала, что он был для нее угрозой.

— Извините, — произнес он, и его глубокий голос, словно бархат, коснулся ее кожи. Легкая странная дрожь сжала ее живот и пробежала по спине. Тон был учтивым, но железная воля, скрытая за ним, говорила о его уверенности, что она немедленно займется его вопросом.

Она кинула на него еще один короткий неприязненный взгляд.

— Я освобожусь через минуту, — вежливо сказала она, затем обернулась к Вирджилу с искренней теплой улыбкой. — Что же произошло потом, Вирджил?

Никакого намека на эмоции не отразилось на лице Роберта, хотя его несколько озадачило такое откровенное невнимание с ее стороны. Это было необычно. Он не привык, чтобы его игнорировали, а особенно женщины. Женщины всегда остро ощущали его присутствие, реагируя на его агрессивную мужественность, которую он держал под жестким контролем. Он не был тщеславен, но его воздействие на женщин было тем, что он считал само собой разумеющимся. Он не припоминал ни одного случая, когда бы не получил женщину, которую желал.

Но сейчас он даже обрадовался небольшой паузе и воспользовался возможностью понаблюдать за ней. Ее вид слегка выбил его из равновесия, что также было необычно. Он все еще не мог сопоставить свои ожидания с тем, что увидел.

Без сомнения, это была Эви Шоу. Она сидела на табурете за стойкой, все ее внимание сосредоточилось на старике, который устроился в кресле-качалке и старческим радостным голосом повествовал о событиях давно минувшей юности. Роберт немного прищурился, продолжая наблюдать за ней.

Она не была толстой деревенской женщиной, которую он ожидал увидеть. Точнее, она не была толстой, свое суждение о деревенщине он приберег на потом. Незавидное мнение о ее внешности, сформированное им, было вызвано плохим качеством фотографии и неподходящей для нее одеждой. Входя сюда, он ожидал встретить грубоватую невоспитанную женщину, а нашел нечто совсем иное.

Она… сияла.

Это была волнующая иллюзия, возможно, порожденная солнечным светом, который, вливаясь через большие окна, окружал ее волосы сияющим нимбом и высвечивал до глубины ее большие светло-карие глаза. Свет ласкал ее золотистую кожу, которая была гладкой и чистой, как у фарфоровой куклы. Иллюзия это или нет, но женщина светилась.

Ее глубокий, чуть хрипловатый голос вызвал в его памяти воспоминания о старых фильмах с Хамфри Богартом и Лорен Бакалл и ощущение покалывания в его позвоночнике. Ее произношение было тягучим, плавным и мелодичным, как бормотание ручья или шелест ветра в ветвях. Это был голос, который заставлял его думать о спутанных простынях и долгих жарких ночах.

Наблюдая за ней, Роберт почувствовал, что что-то в нем замерло.

Старик наклонился вперед, положив руку с распухшими суставами на трость. Его выцветшие голубые глаза были полны смеха и воспоминаний о хороших временах.

— Ну, мы делали все возможное, чтобы отвлечь Джона, но он и с места не двинулся. Он держал старый дробовик, так что мы боялись к нему приблизиться. Он-то знал, что мы были просто ватагой молокососов, надоедавших ему, но мы-то не знали, что он знает. Каждый раз, когда он хватался за дробовик, мы разбегались, как зайцы, а потом подбирались снова…

Роберт заставил себя осмотреться вокруг и пропустил оставшуюся часть рассказа Вирджила. Несмотря на то, что здание слегка обветшало, бизнес, казалось, процветал, если судить по количеству такелажа и числу боксов, занятых лодками. На стенде за стойкой висели ключи зажигания от лодок, сдающихся в аренду. Каждый ключ был аккуратно помечен и пронумерован. Кэннона заинтересовало, как она отслеживает, какая лодка кому сдана в аренду.

Вирджил был полностью поглощен своим повествованием, он хлопал себя по коленям и давился смехом. Эви Шоу смеялась вместе с ним, откинув голову и сияя чистым радостным удовольствием, смех ее был таким же глубоким, как и голос. Роберт внезапно осознал, насколько привык к тщательно контролируемому смеху в своем окружении, и каким резким и мелким казался тот смех по сравнению с ее открытым весельем, нисколько не вынужденным и ничем не сдерживаемым.