Убийца по имени Ной - Горбачева Наталья Борисовна (книга жизни .TXT) 📗
— Я все вспомнил, Вероника, — начал неуверенно Виктор. — Мы были с тобой на море, а потом… Вероника, не отпускай меня больше никуда… А как ты меня нашла?! — вскрикнул он. — Ты никак не могла меня найти, Вероника!
— Тихо! Сейчас ничего невозможно изменить… Они говорят, что у тебя необычайно здоровый организм! Ни о чем меня не спрашивай, мы должны сейчас расстаться, но я найду способ, чтобы вырваться, — быстро шептала она. — Мне с тобой очень хорошо. Только не противоречь им — этого нельзя…
— Вероника, где мы? Как ты меня нашла? — настороженно спросил Виктор. — Мы что — в ловушке?
— Не спрашивай меня, у меня сейчас глаза на мокром месте. — Она старалась говорить спокойно. — Я случайно тебя увидела и попросила их… Ты был как мертвый. Ничего больше не спрашивай: сейчас нельзя! Не противоречь им. Я должна идти. — Она встала с ложа и пошла к двери. — Не противоречь им!
— Вероника! — потянулся Виктор за ней и от слабости рухнул.
Через некоторое время в комнату вошли два человека. «Это смерть моя, — подумал Виктор. — Сколько раз она приходила ко мне и не забирала. Но теперь должна». Он закрыл глаза и затаил дыхание. Один человек взял его руку, нащупал пульс, стал считать. Другой приладил тонометр, померил давление. Потом они переговорили на латыни и сделали укол Виктору. Хорошо, что Вероника не увидит его смерти…
Эти два медбрата показались Виктору знакомыми, но он подумал, что теперь это не важно. Перед смертью все равны: знакомые и незнакомые, братья и сестры, больные и здоровые, убитые и раненые.
Смерть все не приходила и не приходила… Более того, он оживал. Через некоторое время снова зашли те же знакомцы, снова сняли показания и сделали еще укол.
Облегчение участи вызвало у Виктора умилительные слезы: вот ведь как все устроено в жизни: только что умирал — и снова воскрес. Лживый друг отравил, но нашлись люди, которые спасли… Появись сейчас Ной — что бы он с ним сделал? Зачем он пытался его отравить? Нет, он не мог этого сделать нарочно, иначе… Иначе все — бред. Церковь Апокалипсиса, мантры, спасение.
И Вероника… Как она могла отыскать его — это невозможно!
— Иосиф… — тихо позвал его кто-то.
Виктор вскочил со своего ложа. Голова закружилась, но он перетерпел и тошноту, и темень в глазах — постоял, держась за стенку. Потом посмотрел на дверь: никого не было.
— Иосиф… — услышал он откуда-то снизу и опустил глаза.
На матрасе сидел Ной и смотрел на Виктора.
— Что ты сделал со мной? — Снова закружилась голова, и Виктор тихо повторил: — Зачем ты отравил меня?
— Ты мужественно перенес испытание, ты достоин самой высокой награды, — поднявшись с матраса, сказал Ной. Он положил руку на плечо Виктору. — В жизни бывают такие роковые ошибки по высшему предначертанью. Я не должен был, но перепутал лекарство. Я хотел дать тебе валерьянку, ты был очень расстроен.
Виктор с трудом вспомнил, чем он был расстроен: зверским убийством, но теперь оно не казалось столь исключительным и душераздирающим событием — после собственной смерти.
— Что же ты мне дал? — жестко спросил Виктор.
— Исследователи занимаются этой проблемой. У того человека в арсенале было много чего такого… Мы не зря хотели заменить его. Мы хотели заменить его тобой — ты первый и пострадал. Ты не должен думать, что я отравил тебя!
Ной был тот же и так же убедительно с ним разговаривал.
Виктор почувствовал, как его сердце смягчается.
— А откуда взялась Вероника? — спросил он Ноя.
— Какая Вероника? — удивленно вскинул брови тот.
— Та девушка, которая недавно была здесь. Мы хотели с ней пожениться. Я оставил ее на море, а теперь она здесь.
— Ты ошибся, — непререкаемо заявил Ной. — Это была твоя галлюцинация.
— Неправда! Я ощущал ее запах, я слышал ее голос, я трогал ее тело. Это была та девушка, Вероника. И она меня тоже узнала, — настаивал на своем Виктор.
— Я тебе говорю — это галлюцинация. Если хочешь, мы можем дать тебе мизерную дозу того лекарства, и все повторится.
Виктор задумался. Нужно было признать, что кто-то из них двоих — сумасшедший. Дальнейшие пререкания ни к чему не приведут: Ной никогда не меняет своих убеждений.
Виктор вдруг вспомнил свою «галлюцинацию», как она сказала ему: «не противоречь». Это, пожалуй, лучший выход…
— Хорошо, пусть так, — согласился он. — Что дальше?
— Дальше? — как бы удивился Ной. — Дальше надо быть верным клятве и постепенно восходить все выше и выше по лестнице праведности. Что ты хочешь сейчас? Есть, спать, молиться?
— Не знаю… Ничего не хочу, — сказал Виктор и улегся на свой матрас.
Он закрыл глаза и долго так лежал, думая, что Ной ушел.
Но он не ушел. Он стоял над Виктором, двигая руками.
— Я молюсь о твоей душе. Ты дал войти в нее сомнениям — это гибельный путь, — закончив свои упражнения над головой Виктора, объяснил Ной. — Теперь я уйду. Ты поправишься!
Виктор после ухода Ноя заснул и сквозь сон чувствовал, что в комнату снова приходили люди, что-то с ним делали, а напоследок всадили шприц в руку.
В полусне он думал, что все это уже было с ним. Он бегает по какому-то порочному кругу и никак не может вырваться из него.
И когда он встал и пошел куда-то — в сопровождении Ноя, то цепко держал эту сонную мысль: надо вырваться.
Виктору казалось, что он поднялся с этого матраса только для того, чтобы навсегда покончить с порочным кругом. Он был уверен, что уже сделал шаг к этому и все, что сейчас ни случится, будет способствовать его бегству из плена. Сознание его раздвоилось; он стремился вырваться и не противоречить, а в жизни происходило что-то сумбурное, но Виктору казалось, что это и есть настоящее бегство.
Ной ввел Виктора в большую комнату, освещенную только свечами. Мертвенность излучали лица собравшихся, одетых в костюмы из черной кожи. Все лица были незнакомые, зловещие отсветы свечей играли на них. Нет, это были не лица, это были застывшие мерзкие личины. «Вот сейчас прорвусь сквозь них — и там будет свет», — подумал Виктор.
Кто-то говорил:
— Я ненавижу природу, я хочу расколоть эту планету, нарушить ход ее орбиты, остановить звездные системы, низвергнуть земной шар в космос. Мне хочется все хулить в моих делах. Когда-нибудь нам удастся захватить Солнце, оторвать его у космоса и использовать для того, чтобы зажечь весь мир. Это было бы настоящее преступление…
Голос смолк, и ему сдержанно похлопали.
— Кто это? — спросили.
— Маркиз де Сад, — ответил тот же голос.
— Теперь Генрих Гейне, — вступил другой голос. — Я желал бы иметь перед домом пару красивых деревьев. Мое счастье будет совершенным, если я увижу на этих деревьях вздернутыми шесть-семь моих врагов. С сочувствующим сердцем я готов тогда после смерти простить и все злое, что они сделали мне при жизни. Да, мы должны прощать врагам нашим, но не прежде, чем они окажутся на виселице.
— У-у! Где наш повелитель?
— Господа, может, Прудон вас устроит?
— Гони! — завякали господа.
— Приди к нам, сатана, оклеветанный низкими царями, Бог — это безумие и трусость, лицемерие и фальшь, тирания и нищета, это зло, слуга царя и священников: будь проклят везде, где человек склонится перед алтарем. Ты — Бог, не больше, чем палач моего разума, жезл над моей совестью. Бог — зло, потому что человек, его творение, насквозь порочен.
— Наше, наше! — загоготали люди в черных кожаных костюмах.
Через мгновение часы пробили двенадцать.
— Полночь! — провозгласил зловещий голос.
Ной сжал руку Виктора; тот обернулся на него и увидел такую же личину, что и у других. «Господи, что я тут делаю?!» — воззвал Виктор; ему стало страшно. Так страшно, что такого и представить невозможно, как будто он спустился в саму преисподнюю. Каждая живая клетка дрожала от парализующего страха.
— Наша месса, — сладострастно объявил Ной Виктору. — Сегодня причастишься…
— Господи, Господи, страшно, погибаю, — пошевелил губами Виктор, и вдруг все происходящее отошло от него, как будто невидимая преграда разделила присутствующих на два полюса: на одном он — в показавшемся вдруг свете, а на другом они — в кромешной тьме.
