Лицо в темноте - Робертс Нора (читать книги без сокращений txt) 📗
Нам остается только догадываться о причине схватки с вырыванием волос, но, как утверждают знающие люди, былое соперничество никогда не утихало. Джейн Палмер является матерью тринадцатилетней Эммы, дочери Макавоя. Эмма Маковой, унаследовавшая поэтическую внешность отца, учится в частной школе где-то в Штатах.
Беверли Вильсон, живущая отдельно от Макавоя, была матерью его единственного сына. Мальчика убили семь лет назад, и преступление до сих пор не раскрыто.
Маковой пришел на обед со своей нынешней подругой, певицей Лори Кейтс. Хотя он лично разнял дерущихся женщин, но обменялся с Вильсон лишь несколькими словами, до того как та покинула обед с П.М. Фергюсоном, барабанщиком рок-группы. Ни Маковой, ни Вильсон никак не прокомментировали инцидент, однако Палмер утверждает, что включит его в свою новую книгу.
Видно, как говорится в одной из песен Макавоя, «былой огонь горит не угасая».
В заметке сообщалось об остальных присутствующих, приводились их замечания по поводу инцидента. Описывались наряды, язвительно говорилось о том, что было надето на Джейн и Бев и что они друг с друга сорвали. Но Эмма не стала читать дальше.
— Только представь, как они рвали друг другу платья! При всех! — Глаза Терезы восторженно светились. — Они дрались из-за твоего отца? Он просто мечта. Конечно, из-за него. Как в кино.
Придушить идиотку — значит лишь задержать ее в комнате, и Марианна решила этого не делать. Существуют другие, более тонкие способы обращения с дебилами. Хорошо, она проколет Терезе уши-лопухи. А если забудет про лед, то по ошибке, честно.
— Тебе лучше уйти. С минуты на минуту появится сестра Непорочница.
Тереза вскочила. Она не хотела портить свою безупречную репутацию.
— Заходи в десять. Я дам тебе записи, а ты проколешь мне уши. — Тереза взялась руками за мочки. — Жду не дождусь.
— И я тоже. Маленькое дерьмо, — пробормотала Марианна, когда дверь закрылась, и обняла Эмму за плечи: — Ты в порядке?
— Это никогда не кончится.
«Хороший снимок, — бесстрастно подумала она, — четкий, удачное освещение. Лица не смазаны, легко разглядеть их выражение. И ненависть в глазах матери».
— Ты думаешь, я буду как она?
— Как кто?
— Как моя мать.
— Ну, Эмма, ты же не видела ее с тех пор, как была крошкой.
— Но есть гены, наследственность и все такое.
— Чепуха.
— Иногда я бываю злой. Иногда хочу быть злой, такой, как она.
— Ну и что? — Марианна сняла пластинку Спрингстина. В любую минуту может войти сестра Непорочница и конфисковать ее. — Все иногда злятся. Потому что наша плоть слаба, а мы переполнены грехом.
— Ненавижу ее. — Сказать это вслух было облегчением, ужасным облегчением. — Ненавижу Бев за то, что не нужна ей, и папу за то, что он засунул меня сюда. Ненавижу людей, убивших Даррена. Всех ненавижу. Она тоже всех ненавидит. Это видно по ее глазам.
— Все в порядке. Иногда я тоже всех ненавижу, хотя даже не знакома с твоей матерью.
Ее слова заставили Эмму засмеяться.
— Наверное, я тоже, — вздохнула она, шмыгнув носом. — Я едва помню ее.
— Ну вот видишь. — Удовлетворенная, Марианна плюхнулась на кровать. — Если ты ее не помнишь, значит, не можешь быть похожа на нее.
Логично. А Эмме просто необходимо поверить в это.
— Я не похожа на нее.
Желая судить объективно, Марианна взяла вырезку и изучила фотографии.
— Нисколечко. У тебя фигура и цвет волос как у отца. Поверь слову художника.
— Ты действительно собираешься проколоть Терезе уши?
— А ты как думаешь? Самой тупой иголкой, какую только смогу найти. Хочешь, уступлю одно?
Эмма улыбнулась.
Глава 16
Никогда в жизни Стиви не был так напуган. Вокруг решетка, откуда-то из коридора доносится звук капающей воды. Иногда слышались голоса, шарканье ног, потом наступала тишина.
Ему просто необходима доза. Он дрожит, покрывается потом. Желудок завязался узлом, отказываясь реагировать на позывы тошноты. Из носа и глаз течет. «Это простуда», — уверял себя Стиви. Черт возьми, у него простуда, а его заперли, оставили гнить. Усевшись на койку, он подтянул колени к груди, вдавившись спиной в стену.
Он — Стиви Ниммонс. Величайший гитарист своего поколения. А его посадили в клетку, словно зверя, заперли и ушли. Неужели эти люди не знают, кто он такой? До каких высот поднялся?
Ему необходима доза. О господи, только одна маленькая Доза. Тогда он готов смеяться над всем этим.
Холодно. Чертовски холодно. Стиви натянул на себя одеяло и съежился под ним. Очень хочется пить. Во рту пересохло, даже слюны нет.
Кто-нибудь должен прийти. Его глаза наполнились слезами. Кто-нибудь придет, и все будет хорошо. Кто-нибудь все исправит. Господи, ему нужна доза. Придет мать и скажет, что уже обо всем позаботилась.
Больно. Стиви заплакал, уткнувшись в колени. Каждый глоток воздуха, который он вдыхал, казалось, состоял из крошечных осколков стекла. Его мышцы горели, кожа леденела.
Одну затяжку, один укол, одну дорожку, и с ним опять все будет в порядке..
Неужели, черт побери, они не знают, кто он такой?
— Стиви.
Услышав свое имя, он посмотрел на дверь камеры, провел ладонью по рту, попытался засмеяться, но издал лишь жалкий всхлип. Он собрался с силами и встал. Пит. Пит все уладит.
Запутавшись в одеяле, Стиви растянулся на полу, а менеджер смотрел на ноги в ботинках из змеиной кожи за пятьсот фунтов. Лицо гитариста, когда он наконец оторвался от пола, было серым, с резкими морщинами, белки глаз покраснели, на разбитой губе выступила кровь. И от него воняло.
— Господи, мне плохо, — Стиви начал подтягиваться, хватаясь потными руками за прутья решетки. — У меня простуда.
«Знаем мы твою простуду», — безучастно подумал менеджер.
— Ты должен вытащить меня отсюда. Это какое-то сумасшествие! Они ворвались в мой дом, черт побери, словно орава фашистов. Помахали у меня перед носом какой-то бумажкой, начали рыться в ящиках. Господи, Пит, они притащили меня сюда, будто я убийца. Надели наручники. — Стиви опять заплакал. — Люди видели, как меня выводили из собственного дома в наручниках. Меня фотографировали. Это несправедливо, Пит. Ты должен вытащить меня отсюда.
Во время его излияний Пит молчал. Он уже имел дело с кризисными ситуациями и знал, как обращать их в свою пользу.
— Они нашли героин, Стиви, — тихо и спокойно произнес он. — Тебя собираются обвинить в хранении наркотиков.
— Просто вытащи меня отсюда к чертям собачьим!
— Ты меня слушаешь? — Вопрос прозвучал как удар хлыста. — Нашли столько, что могут надолго тебя упрятать.
— Мне его подбросили. Кто-то меня подставил. Кто-то…
— Не вешай мне лапшу на уши. — Взгляд менеджера был ледяным, но свое отвращение Пит умело скрывал. — У тебя два выхода. Сесть в тюрьму или отправиться в клинику.
— У меня есть право…
— Здесь у тебя нет прав. Ты вляпался, Стиви. Если хочешь, чтобы я помог тебе, ты должен поступать так, как я скажу.
— Только вытащи меня отсюда. — Гитарист сполз на пол и съежился. — Только вытащи меня отсюда.
— И долго он там пробудет? — спросила Бев, разливая охлажденный «Пуйи Фюме».
— Три месяца. — Джонно наблюдал за ней, радуясь, что прежняя Бев не запрятана слишком глубоко в эту новую, приглаженную модель. — Не знаю, как Питу удалось все уладить, и не хочу знать, но, если Стиви пройдет курс лечения в клинике «Уайтхерст», его не привлекут к суду.
— Я рада. Ему нужна помощь, а не приговор суда. — Бев устроилась рядом с Джонно, чувствуя себя по-глупому взволнованной. — Об этом постоянно говорят по радио. Когда ты пришел, я как раз думала, что мне делать, чем я могу помочь. Через какое-то время я могу навестить его.
— Вряд ли он будет представлять собой приятное зрелище.
— Ему будут нужны друзья, — сказала Бев и поставила на стол нетронутый бокал.
— А ты по-прежнему его друг?
