Смерть не имеет лица (Преданность смерти) - Робертс Нора (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗

Зак был очень рад, что ему предстояло работать в Нью-Йорке: это давало возможность провести какое-то время с сестрой. Ему доставляло большое удовольствие видеть то, что являлось ее средой обитания, изучать город, который стал ее домом, хотя Зак понимал, что замучил сестру, за­ставляя водить его по всем заезженным туристами местам.

Ему очень понравилась ее начальница. Правда, Ди много писала о Еве Даллас, и в сознании Зака сложился образ весьма сложной и очаровательной женщины, однако уви­деть ее собственными глазами было более ценно. Ему по­казалось, что ее окружает аура силы, но он чувствовал, что в основе этой ауры лежали сострадание и верность. А ореол некоторой загадочности, возможно, был необходим ей при ее методе работы.

Как бы то ни было, Зак был доволен тем, что по оконча­нии работы в Нью-Йорке он сможет вернуться домой с со­знанием того, что его сестра нашла свое место в жизни и была окружена необходимыми ей людьми.

Подойдя к монументальному дому Брэнсона, Зак, как и было ему сказано, направился к служебному входу. Ему открыл дверь слуга с холодным взглядом и подчеркнуто официальными манерами и провел в мастерскую на пер­вом этаже. Оставшись один, Зак улыбнулся, как мальчиш­ка. Мастерская была оборудована примерно так же, как его собственная. Разница состояла, пожалуй, только в том, что здесь находились вещи, которыми он у себя не стал бы пользоваться: компьютер, настенный экран и дройд-помощник с выключенным электропитанием.

Он потрогал пальцами заготовки дуба, работа с кото­рым ему доставляла особенное удовольствие, а затем из­влек свои рабочие наброски. Он привык делать их не на диске, а на бумаге – так же, как его отец, а еще раньше дед. Зак считал, что такие эскизы лучше отражают суть за­думки в преломлении его собственного восприятия мира, а электронные начертания вносили в работу безликость и автоматизм.

Разложив рисунки по порядку на верстаке, Зак достал из рюкзачка бутылку с водой и, потягивая из нее, стал вни­мательно проверять свой план стадия за стадией. Затем, помолившись, сделал первый замер.

Когда он услышал голос Клариссы, в его руке задрожал карандаш, а кровь моментально прилила к лицу. Обернув­шись, Зак увидел, что в мастерской никого не было, и от этого еще больше покраснел. Должно быть, он думал о ней слишком много, и на этой почве могли появиться слухо­вые галлюцинации. Зак вновь стал внушать себе, что эта женщина – какой бы прекрасной и притягательной она ни была, – является его заказчицей, и только в этом каче­стве он должен ее воспринимать.

Между тем голос по-прежнему был слышен, просто Зак, разволновавшись, не сразу понял, что он доносится из старых вентиляционных вытяжек. Зак не разбирал слов, но не из-за того, что не пытался их разобрать и вообще не любил совать нос в чужую частную жизнь. Он был зачаро­ван уже одним звуком ее голоса, и его сердце стучало все чаще. Сами слова в тот момент для него ничего не значили.

Зак посмеялся над собой и вернулся к своим замерам, успокаивая себя тем, что вовсе не грешно восхищаться такой красивой и обаятельной женщиной. И когда он услышал затем мужской голос, то обреченно кивнул сам се­бе: это ее муж; нельзя забывать о том, что она замужем. И вообще, это была чужая жизнь, вмешиваться в которую он не имел права.

С этой мыслью Зак взял в руки приглянувшуюся доску, чтобы, не теряя времени, приступить к работе. Однако едва он поднес доску к тискам, как услышал, что тон раз­говора изменился. Голоса стали резкими, громкими и до­носились уже более отчетливо. Теперь, хотел того Зак или нет, он расслышал часть разговора:

– Убирайся с дороги, идиотка!

– Би Ди, пожалуйста, ну выслушай…

– Что выслушивать – опять нытье? Ты мне надоела!

– Я только хочу…

Послышался глухой удар, звук падения, от которого Зак вздрогнул. Затем донесся умоляющий голос Клариссы:

– Не надо, не надо…

– Это чтобы ты, трогательная стерва, помнила, кто здесь заправляет!

Раздался еще удар – на сей раз звук громко хлопнув­шей двери. Потом Зак услышал безудержный горестный женский плач.

«Нельзя подслушивать разговоры, касающиеся интим­ной стороны чужой семейной жизни», – убеждал себя Зак, стараясь подавить в себе порыв броситься наверх и успокоить Клариссу. Он знал, что у него нет на это права. Но, боже, разве можно так бессердечно и жестоко обращаться со своей спутницей жизни? Ведь эта женщина была пред­назначена для того, чтобы ее нежно любили.

Осуждая себя за то, что подслушал такой интимный раз­говор, Зак надел шумопоглощающие наушники и таким образом отгородился от чужих семейных тайн.

– Я очень признательна вам за то, что вы поменяли свои планы и приехали сюда.

Освобождая место, Ева сорвала свою куртку со спинки обшарпанного кресла и постаралась не думать о том, что ее маленький тесный кабинет не выдерживает никакого срав­нения с элегантным и просторным рабочим местом ее гос­тьи – доктора Миры.

– Я поняла, что вы все сейчас работаете на пределе, – ответила Мира.

Она огляделась и поймала себя на мысли, что еще ни разу до этого не бывала в кабинете Евы. Его хозяйка, видимо, не подозревала, насколько подходила ей эта малень­кая, тесная комнатка: никаких лишних вещей, все проду­мано и по-своему уютно.

Мира села на предложенное Евой кресло и удивилась тому, что хозяйка осталась стоять.

– Я собиралась сама прийти к вам. Видите, у меня даже чая для вас нет… – извинялась Ева.

Мира улыбнулась:

– Кофе вполне подойдет.

– Это у меня есть.

Ева налила из термоса кофе, затем сразу перешла к делу:

– Все составные части нашей команды работают сей­час каждая по своему аспекту расследования. Мы через час собираемся, и мне хотелось бы к этому времени уже хоть что-то иметь для обсуждения.

– Боюсь, что у меня маловато пищи для ваших раз­мышлений.

Было только семь утра, но Мира выглядела подтянутой и элегантной, как перед вечерним раутом. Рядом с ней Ева, в своих потертых джинсах и широком свитере, казалась себе неряшливой, нечесаной, с глазами, засыпанны­ми песком.

Ева села и вспомнила, что Рорк час назад сказал ей то же самое – «маловато». Он продолжал поиск, но ему при­ходилось противостоять оборудованию столь же сложному и интеллекту столь же сильному, как у него самого. Он считал, что может понадобиться несколько дней, чтобы пройти сквозь все блокировки и добраться до сути вопроса о «Кассандре».

– Дайте мне то, что у вас есть, – попросила Ева. – В любом случае, это будет больше, чем то, чем я распола­гаю на данный момент.

– В целом пока вырисовывается следующее. Деятель­ность «Кассандры» хорошо организована – все планиру­ется очень тщательно, до мелочей. Они захотели привлечь ваше внимание – и они добились этого. Они хотели при­влечь к себе внимание городских властей – и добились этого. Их политическая направленность пока выглядит весьма неопределенной. Те четыре человека, освобожде­ния которых они потребовали, в своих преступных дейст­виях имели разную ориентацию и мотивацию. Стало быть, со стороны «Кассандры» это скорее проба сил: попытаться выяснить, пойдут ли власти на уступки. Но я не уверена, что они всерьез рассчитывают на уступки.

– Тем более, что они не дали нам механизма перегово­ров, – заметила Ева.

– Для них переговоры – не самоцель. Их задача – до­биться капитуляции тех, кому они себя противопоставили. Вчерашнее разрушение бывшей фабрики – попросту по­казуха. Они могут сказать, что никто не пострадал, мол, мы даем вам возможность выполнить наши условия. Но через какое-то время они начнут требовать невозможного.

– И все-таки почему они выбрали именно этих четве­рых? Я не вижу тут никакой логики, – сказала Ева. – Как вы уже отметили, у них не было общей политической док­трины. Они не были связаны членством в какой-то орга­низации. Их не объединяли ни возраст, ни личные отно­шения, ни криминальное прошлое. Такое впечатление, что эти четыре имени были взяты с потолка, наобум. По­лучается, что в практическом смысле этой «Кассандре» на­плевать, окажутся эти люди в конечном счете на свободе или нет.