Смерть супермодели (ЛП) - ДеМайо-Райс Кристин (е книги TXT) 📗
— Пенелопа Сидуиндер пригласила меня? — Боже. Опять в голосе вопрос. Когда она начала чувствовать себя такой ничтожной? Когда она решила, что она постоянно является низшим звеном в социальной иерархии, которого могут в любой момент поднять.
Бакелитовый проверил планшет и указал на две двери.
— Она уже наверху. Лифт справа. Лестница влево. Шестой этаж. Мэнди на стойке поможет вам, когда вы дойдете. И без фотографий, пожалуйста.
— Спасибо.
Когда она шла эти три, возможно, четыре шага к стене с различными транспортными средствами к верхним этажам, Лора задалась вопросом, какой способ выбирали богатые люди, люди, которые не были «гостями». Предполагалось, что лифтом. Но, по правде говоря, те, кому не нужно было думать о том, что разрешено здесь, а что запрещено, вероятно, поднялись бы по лестнице. А разве она не хотела быть одной из них?
Более того, кем она хотела быть? Независимо от денег, какой бы путь она хотела выбрать? Лора замерла, на третьем шаге, прямо напротив стены между лифтом и лестницей, когда входная дверь открылась и в помещение влетела парочка, чуть не сбив ее с ног. Лора услышала хихиканье девушки и бормотание мужчины, и краем глаза заметила, как кожаная куртка и кусочек розовой оборки из креп−жоржета скрылись за углом лестницы. Ни извинений, ни даже взгляда в её сторону. Она решила поехать на лифте.
Все вокруг было волшебным и совершенным. Полы были сделаны из необработанного дерева, выложенного в виде елочки, широкими брусками для простоты чистки. Стены были покрыты произведениями искусства. Настоящее искусство. Небрежно нацарапанные граффити Бэнкси, числа Борофски, модели Райдена с большими глазами и мясом. Каллен, настолько порнографический, что она могла почти чувствовать его запах. Все полотна были в рамах и повешены настолько плотно, что стену было едва видно. Количество оригинального искусства, которое нужно было купить для достижения такого эффекта, было ошеломляющим.
На стойке рядом с телефоном стоял небольшой шкафчик с содовой и соломкой из «Хокинсона», как чашка для пожертвований в продуктовом магазине. Мэнди выглядела как обычный человек, а не модель, измученная гламуром членов клуба.
— У меня встреча с Пенелопой Сидуиндер, — сказала Лора, скрывая любой намек на вопросительные интонации. Для этого потребовалось колоссальное количество усилий.
Мэнди улыбнулась так, что Лора почувствовала, что она в клубе, часть их внутреннего круга, ей рады, и она прекрасна. Секретарь повела её по коридору, поднимавшемуся над лестницей на целый пролет, и углубилась в этот новый мир. Не желая упустить ни минуты, Лора выключила свой телефон.
Они вошли в самую большую гостиную, которую когда−либо видела Лора, с островками со вкусом подобранных кушеток, расставленных на значительном расстоянии друг от друга, коврами, разложенными таким образом, что часть прекрасного пола оставалась доступной для любования, и окнами от пола до потолка, созданные, казалось бы, совершенно случайно, но вид из них был рассчитан с математической точностью. От Нью−Джерси на западе до Лонг−Айленда на восток. Возникало ощущение, что вот он, город, у тебя на ладони. Объем пространства и виды из окон придали ей ощущение покоя и правильности происходящего. Она присоединится к клубу и получит доступ в эту комнату в любое время. Это было ее место так же, как для Пенелопы Сидуиндер. Она принадлежит этому месту. Даже одетая в старые джинсы, ремень на регулируемой цепочке и шерстяную куртку, которую она сама собрала из остатков ткани для «Сэндвича». Даже в своих дешевых туфлях и неясной родословной. Даже с макияжем на одном глазу, который уже стерся с утра, она поклялась, что это не последний раз, когда она увидит эту комнату.
Пенелопа Сидуиндер сидела у одного из окон, потягивая что−то из фарфоровой чашки. Заходящее солнце мерцало в выбившихся из пучка прядях. В свои пятьдесят, стройная как тростинка, она, вероятно, была моделью в юности. Эта женщина была и одной из первой половины людей, чье лицо могло украшать обложки журналов, и из другой, оставшейся половины, которая могла построить карьеру в модном бизнесе без нахрапа и наглости и выжить. Никто не ожидал, что она окажется женщиной со стальным характером и острым взглядом дизайнера. Когда её карьера модели закончилась, она взялась за подиумные показы, часто говоря то, что думала. Девочки были слишком молоды. Их тела были слишком худыми, а индустрия съедала их живьем, оставляя на вершине лишь процентов пять успешных моделей.
И вот она сидела в «Бакстер−Сити», жестом приглашая Лору присесть.
— Мне очень жаль беспокоить вас, — сказала Лора, соскальзывая на холодную кожу. — Я не знала, кому еще позвонить.
— О, я был на шоу Кельвина. Каждый сезон одно и то же. Я могу просто посмотреть на фотографии. Чай? Это ройбуш. Африканский красный. Я пью его со сливками и сахаром, как чай, но большинство людей предпочитает пить так.
Лора пригубила чай и оставила все как есть.
— Знаете, я не очень много думала о возрасте девушек, потому что «Mermaid» меня полностью заверили в их совершеннолетии. — Лора прислушалась к себе и подумала, что звучит как актриса на сцене. Вверх, вниз. — Но Томасина… с тем, что произошло в конце. Это весь день преследует меня.
Пенелопа наклонилась вперед и положила ладонь на колени Лоры.
— Не волнуйся. Если у вас есть «зеленый лист» из «Mermaid», вы защищены. — «Зеленый лист» был контрактом с заверениями агентства в том, что их девочки были нужного возраста и веса. Его называли «зеленым листом», потому что соглашение было впервые написано на зеленой салфетке в «Марлен Х». — Но мне нужно знать, что вы видели. Особенно о Томасины. Все в MAAB аж пеной исходят. Скоро прольется чья−то кровь.
— Надеюсь, не наша. — Последние слова Лора практически выдохнула, потому что уже на середине фразы была уверена: говорить это не стоило.
— Я в этом сомневаюсь, — ответила Пенелопа. — Но кто может сказать? Всякое случается. И времени для полного расследования не было.
Лора задумалась. Какая глупость — потерять свой бизнес. Все шло не так, как надо.
— Это сложнее, чем я думала. Открыть свою линию. — И тут же поняла, что слишком разоткровенничалась.
— Все платят свою цену. Даже у людей, родившихся в нем, есть такая часть себя, которую они положили на алтарь.
— Томасина родилась богатой и имела в жизни все. Я имею в виду, мне жаль, что она мертва, я на самом деле, но…
— У Томасины были ужасно консервативные родители, которые только и заботились о своем имидже, и она ненавидела себя такую на каждой фотографии. Это было тем, что делало ее лицо таким особенным. Вы не добьетесь такого эффекта актерским мастерством.
— Я никогда этого не замечала. Мне жаль.
— Ты замечала, просто не могла понять, что это. У каждой девушки в глазах живет своя история. В блеске глаз, не говоря ни слова. Я сравнивала фотографии до и после того, как я приехала в Нью−Йорк, и на каждой я была совершенно разной, потому что была другим человеком.
Лора посмотрела поверх маленьких дужек прямо в зеленые глаза Пенелопы и не нашла там ничего, кроме теплоты и искренности. Чувствовалось понимание. Наконец−то, девушка почувствовала себя принятой.
— А где вы жили раньше?
Пенелопа вздохнула.
— Когда я начинала, мне было пятнадцать. Из Кентукки.
— Но у вас нет акцента.
— Тогда мы должны были избавляться от наших акцентов. Полностью. Теперь, конечно, это была бы часть моего бренда, имени. Почему не ешь пирожные? Я одна их не осилю.
Лора взяла одно и укусила.
Пенелопа внимательно наблюдала за её действиями, источая заботу.
— Я была в волейбольной команде «East Cherokee High». В те времена девчачьих команд было мало. Собиралась поступать в университет, что было, очень впечатляюще. А еще у меня был самый высокий рост в команде. — Она полезла в свою сумку и достала флакон с пипеткой.
— Я пробовала играть в волейбол в Далтоне. Но оказалась слишком низкой.
— Ах, Далтон. Это объясняет то, интеллектуальность вашей линии.
