Украсть миллиард (СИ) - Матуш Татьяна (мир книг txt) 📗

— Думаю, Холли, такое уже не лечится, — с сочувствием проговорил я. Черт, даже не заметил, что в той ячейке была женщина. Террористом меня уже сделали, теперь не хватало получить ярлык извращенца. Как там говорила Радуга — с ярлычком жить комфортнее? Не знаю, может и так. Но уж не с этим ярлычком, точно.

Роскошная брюнетка успокоилась и впервые взглянула на меня с симпатией.

Я счел момент подходящим.

— Чем вас угостить, Холли?

— Кофе, — отозвалась она.

— Кофе и?.. Здесь невероятно вкусные круассаны, рекомендую.

— Только кофе, спасибо. Я на диете.

Упс! Если девушка отказывается есть, то целоваться она, точно, не будет. Проверено на опыте. Стоп, куда это меня занесло?

— Дело ваше, — осторожно сказал я, — но я бы вам рекомендовал прямо сейчас, перед началом разговора, съесть пару булочек с шоколадом.

Холли уставилась на меня в таком ужасе, словно я предложил ей прогуляться до местного морга и там, вместе, поперекладывать покойников из ячейки в ячейку.

— В медицинских целях, — торопливо добавил я. — Вы ведь любили вашего дядю, я не ошибаюсь?

— Он был мне вторым отцом, — угрюмо подтвердила Холли.

— Значит, разговор будет тяжелым. Стоит ли подвергать стрессу организм с пониженным содержанием сахара. Вам ведь не нужна истерика, Холли?

— Истерика — это то, без чего я, точно, обойдусь, — согласилась она.

— Значит — булочки, — Холли неуверенно кивнула, — С шоколадом. Две?

— Три, — решила она.

— Браво! Холли, вы мне, определенно, нравитесь.

Пока она уминала булочки, я смотрел на нее с удовольствием и сочувствием. А девочка-то всерьез голодает, и, к сожалению, в ее случае это не блажь, а суровая необходимость. С ее конституцией — жесткий контроль за каждым граммом и тренажеры как минимум три раза в неделю. Иначе пара лет — и вся эта роскошь превратиться в тушу пятидесятого размера, которую не спасет никакой корсет.

— Я вас слушаю, — сказала она, обтерев пальцы и отставив блюдце. Движения ее были аккуратными и точными. А взгляд пристальным и настороженным. Только сейчас я заметил, что глаза у мисс Купер необычного для брюнетки светло-карего цвета с золотистыми искрами в глубине.

— Вы ведь в курсе, что самолет, на котором летел ваш дядя, взорвался не сам по себе.

— В новостях передали, что была бомба, — кивнула она, — и что подозревают вас.

Девушка выпалила это и вцепилась в меня пристальным взглядом. Интересно, а в сумочке у нее пистолет?

— Как давно вы это поняли? — спокойно спросил я.

— Как только вас увидела. У меня хорошая память на лица, а ваше лицо не из тех, с которым можно без проблем затеряться в толпе.

Чтоб Папе Монсальви три раза подряд женщины отказали! Вот ведь удружил, Микеланджело на полставки.

— Но вообще, я об этом догадалась еще раньше, как только вы позвонили, — вдруг добавила Холли.

— Интересно узнать, почему?

— У вас была причина, — так же спокойно ответила она и выложила руки на стол. Никакого пистолета у нее, естественно, не было, — Вы должны быть очень заинтересованы в том, чтобы доказать свою невиновность.

— А почему вы решили, что я невиновен, Холли? — негромко спросил я.

— Слишком явно вас подставляли. Фото появилось на шестнадцатом канале уже через час после взрыва. Такая оперативность подозрительна.

— Вы умны, — признал я.

— Просто внимательна. В моей работе иначе нельзя.

Мой взгляд упал на ее руки. Нет, они, конечно, не дрожали. Но были очень напряжены.

— Уверены, что не хотите ничего крепче кофе?

— Я сейчас ни в чем не уверена, — бросила она, комкая салфетку, — Рет, я, наверное, кажусь вам неуравновешенной особой… Это не так. Обычно я вполне владею собой. Но два дня назад я похоронила очень близкого человека. А сегодня утром позвонили вы.

Я щелкнул пальцами, подзывая официанта.

— Вы пиво пьете, Холли?

— Нет, — отрезала она, — я не пью пива, не пью днем, не ем булочки с шоколадом, и уж точно не встречаюсь с террористами.

— Два пива, пожалуйста, — сказал я и улыбнулся брюнетке. Холли неуверенно улыбнулась в ответ.

Фишка здешних мест: пиво тут разливали в бутылки из под шампанского.

— Так зачем я вам понадобилась, Рет? — спросила она после того, как обе бутылки опустели на две трети, а ее золотистые глаза заблестели.

— Вы все поняли совершенно правильно, я хочу найти того, кто взорвал самолет. И я хочу, чтобы вы мне помогли, — ответил я и выжидательно смолк. Теперь все зависело от нее. Если она и впрямь умна, то, конечно, сообразит, насколько опасное дело я ей предлагаю. И откажется. А если дурочка… Но дурочка мне не подойдет.

Холли молчала довольно долго. А когда, наконец, заговорила…

— Страховка в вашей компании, конечно, не предусмотрена? — спросила она.

— Увы, — я развел руками.

— Что ж. Я согласна. Не вижу только, чем я могу вам помочь? Я не инженер, не следователь, никак не связана с авиацией. Я самый обычный налоговый инспектор.

— Не скромничайте, Холли. Вы — хороший налоговый инспектор. За последние три года вас повышали два раза.

— И поэтому вы решили, что я вам подойду?

— Поэтому, — кивнул я, — и еще по тому, что вы — очень красивый налоговый инспектор.

— Что-то я не пойму, вы пытаетесь затащить меня в гроб или в постель? — прищурилась Холли.

— Ну… — протянул я, — А как вы думаете? — и улыбнулся.

С девушкой мы расстались через час гораздо теплее, чем встретились. Она не сказала «нет», а значит, я тут задержусь. И надо подумать, как легализоваться.

У меня были водительские права на имя Дождя Ван-Норриса.

С фотографии, сделанной, наверняка, в какой-то аптеке, на меня смотрело нечеткое улыбчивое лицо в ореоле множества мелких косичек. Лицо с густыми бровями, широким носом и несколько тяжеловатым подбородком, но, без вариантов — женское. Чья-то потеря. Кто гребет — того и лодка, кто найдет — того находка. Вы не поверите, но именно по ней я пересек границу. Когда Радуга вручила ее мне и сказала, что прокатит — я ей не поверил. Оказалось — зря. На самом деле прокатило. И на границе, которой я даже не заметил, и тут, в мотеле. Дождь — так Дождь, кому какое дело, лишь бы деньги платил. А поскольку плату за три дня я внес вперед, хозяйка даже не поинтересовалась, где мои косички и какого я, собственно, пола.

Но долго так продолжаться не могло. Мне нужно было либо купить юбку, либо привести свой единственный документ в соответствие с природой. Так что после приятной встречи с брюнеткой я заглянул в автоматическую фотографию, а потом в небольшой универсальный магазинчик, где приобрел штрих, клей-карандаш, ластик и три шариковых ручки с пастами разных оттенков синего.

…Тут, наверное, нужно кое-что пояснить. Я — не фальшивомонетчик, не занимался подделками (во всяком случае, профессионально), никогда даже близко не подплывал к этой лиге. К каждому делу нужно призвание. Мой талант — быстро соображать и быстро бегать. А усидчивость и тщание — это совсем из другой оперы.

Но в раннем детстве, когда я еще не совсем вышел из-под влияния мамы, а она питала иллюзии воспитать из меня что-то приличное, или, чем черт не шутит, когда Бог спит — даже известное, я трижды в неделю посещал художественную школу. Где меня учили композиции, графике, истории живописи… даже батиком заниматься приходилось. И, признаюсь, именно батик стал последней каплей. Он меня доконал! Если б не эти миски для вымачивания шелка, и не руки по самые уши то в красных, то в лиловых разводах, может быть, я бы там и задержался. Кое-что мне нравилось. Например, уроки мастера Черкасова Льва Евгеньевича — уроки владения инструментом. Он мог с помощью одного лишь голубиного пера, оброненного на улице беспечной птичкой, на наших глазах нарисовать… сторублевку. Его мастерство восхищало и возбуждало невинное детское желание — переплюнуть. Нарисовать доллар. Лев Евгеньевич находил у меня некоторый талант.

К сожалению, его собственный талант в этой области суд Ленинского района оценил чересчур высоко — восемь лет общего режима, так что мое художественное образование так и осталось незавершенным. Впрочем, мне хватило.