На одном дыхании! - Устинова Татьяна Витальевна (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
– А это тот ключ-то?
Варя уставилась на ключ.
– Ну… тот, конечно! Да он у нас один. Разлогов все боялся его потерять. Говорил, если потеряю, придется сейф взрывать, его ни один медвежатник не откроет.
– Чего это он так плохо про медвежатников-то… – пробормотал Вадим задумчиво, рассматривая равнодушный и неприступный сейф.
Варя взяла у него ключ и снова стала тыкать.
– Да без толку! Он туда вообще не лезет.
– Я вижу, – огрызнулась Варя и взглянула на часы. – Я только не понимаю, что теперь делать!
– Домой ехать, чего еще! Завтра утречком доложишь Волошину, а он уже решит…
– А до утра я бумаги с собой буду носить?
– Секретные, что ль, они?
Варя вдруг в ужасе на него уставилась, как будто ненароком выболтала государственную тайну.
– Я не знаю, – пролепетала она испуганно. – Я… понятия не имею! Мне Волошин велел их в сейф положить…
– Ну утром и положишь! Все равно сейчас он не открывается! Поедем, а, Варь?
Она подумала немного, потом аккуратно прикрыла дверцы шкафа, слегка потеснив Вадима плечом. Он подвинулся.
Варя взяла с края разлоговского стола растрепанную кипу бумаг, сунула ключик в карман пиджака и пошла к двери. Вадим еще постоял и не спеша двинул за ней.
– Марк Анатольевич? Извините, что так поздно!
Вот дура, а?! Все-таки она ему звонит! Ведь ясно, чем дело кончится, – Волошин сейчас скажет, что бумаги сверхважные и просто так их бросить никак нельзя. Посадит ее бумаги стеречь. Сам приедет в два часа ночи из какого-нибудь клубешника или от крали, из теплой кралиной постельки. Заберет бумаги, пожмет секретарше руку и отбудет. А после окажется, что секретные бумаги – контракт на производство резиновых калош!..
Вадим вышел в приемную. Варя говорила в мобильный телефон, сильно наклонившись к столу – как поклон отвешивала тому, с кем говорила!..
– …не смогла открыть! Такое впечатление, что ключ не подходит. Нет, я несколько раз попробовала! Марк Анатольевич, что мне делать с бумагами?..
Ну теперь точно пиши пропало! Зря он, Вадим, столько времени убил, дожидаясь! Лучше б уехал давно. Сходил бы с задушевным другом Саней пивка попить, давно ведь собирались!
– Хорошо. Хорошо, – сказала между тем Варя после короткой паузы, нерешительно. – А, может быть, вы все-таки подъедете, Марк Анатольевич? Я могла бы вас дождаться…
Как будто об одолжении его просила! Вадим громко засопел, чтобы она обратила на него внимание, загримасничал и даже рукой махнул – не надо, мол, дожидаться, поедем лучше, да и мамаша там на нервах. Ты что, забыла?
– Хорошо, Марк Анатольевич, – тихо и обреченно сказала Варя, – до завтра.
– Ты что?! Хочешь, чтоб он тебя до утра засадил эти бумаги чертовы караулить?! «Подъезжайте, Марк Анатольевич! Я вас подожду, Марк Анатольевич!» Тебе домой не надо, что ли?!
– Надо, – не глядя на него, сказала Варя.
– Вот и поехали, раз надо! Чего он тебе велел с бумажками сделать?
– Убрать в мой сейф, – отчеканила Варя. – Который здесь, в приемной.
– Ну и убирай с богом, и пошли!
Она заперла бумаги в крохотный белый металлический ящик, погасила везде свет. И они вышли на улицу, к машине.
Разлоговский «Мерседес» в одиночестве дремал под фонарем – полированный, громадный и устрашающий, как подводная лодка.
– Стоишь? – спросил у «Мерседеса» Вадим, и горло у него внезапно перехватило. – Ну стой, стой…
Он мимоходом похлопал автомобиль по холодному и влажному капоту и, обогнув его, двинул к своей машине.
– Вадим, не переживай.
– Да ладно!
– Всем тяжело. Мы стараемся об этом не говорить, но…
– Да ладно!
– А я тоже все время смотрю, знаешь?.. Смотрю и вспоминаю. Только ты на машину, а я на бумаги, на ежедневники, где он дела записывал. Смешно: его нет, а дела остались…
– Да ладно! Полезай давай!
Вадим распахнул перед ней дверь, и Варя, вздохнув, полезла в холодное темное автомобильное нутро. Он плюхнулся на водительское сиденье и повернул в зажигании ключ. Мотор бодро зафыркал, «дворники» прошлись по стеклу, смахивая дождь. Варя смотрела в сторону, на спящий разлоговский «Мерседес».
Спящий, а не мертвый. Как странно.
Шлагбаум поднял полосатую руку, выпуская их на пустую узкую улочку, залитую дождем и размытым светом фонарей.
Поздно, поздно… Уже совсем поздно. Ничего изменить и поправить нельзя.
Далеко они не уехали.
Машина вдруг вильнула, присела, Вадим выкрутил руль, включил «аварийку» и медленно съехал вправо. Варя вопросительно на него посмотрела.
– Щас гляну, – буркнул он и выскочил из машины.
«Дворники» тихо и усыпляющее постукивали. Варя сдержанно зевнула и оглянулась. Вадим вынырнул откуда-то сбоку, нажал на капот, так что машина присела еще больше, посмотрел, смешно вытягивая шею, а потом полез в багажник и стал там шуровать. Варя, уже все поняв, опустила стекло.
– Ну что?
– Колесо, – пыхтя, крикнул Вадим из багажника. – Ты не журись, в два счета поменяем!
– Мне выйти?
– Можешь сидеть, только тихо!
– В каком смысле… тихо?
– Ну не прыгай.
– Да я и не прыгаю, – под нос себе пробормотала Варя.
Дождь все моросил, заливал в открытое окно, капли сыпались на Варино светлое пальто. Мама очень сердилась, когда Варя его купила. Говорила, что это не пальто, а «выброшенные деньги». Разве можно в нашем климате и в нашей экологии… в светлом? Серенькое, коричневое еще туда-сюда, но светлое-то куда?! И вообще лучше не выделяться, быть как все. А Варе так хотелось именно… выделяться! Чтоб не как все, а как те мужчины и женщины, которых она видит каждый день, – как Разлогов, Волошин, их жены и любовницы!..
Бедная мама! Она всю жизнь проработала в НИИ, где десятки одинаковых женщин и мужчин – в основном женщины, конечно! – сидели за одинаковыми столами, разговаривали одинаковые разговоры, получали одинаковую зарплату и одинаково ничего не делали!..
Папа называл НИИ, в котором работала мама, «богадельней».
Маленькую Варю мама брала с собой на работу, когда ее не с кем было оставить. Варя тогда сидела на стуле, таращила шоколадные мышиные глаза и непрерывно ела конфеты, которыми ее угощали одинаковые мамины сослуживицы. Варя была щекастая, крепенькая, в туго повязанных бантах, в свитере и ватном комбинезоне – мама была уверена, что девочка у нее «ослабленная» и часто болеет, хотя Варя болела совершенно обыкновенно, как все московские дети, которых в семь утра, в дождь и слякоть, в холод и в жару, в ведро и в ненастье, тащат в детский сад, а в группе еще двадцать таких же страдальцев, и если у одного сопли, то остальные уж точно заразятся, с гарантией!
Мамины подруги и коллеги были совершенно такими же, как мама, – в ботах, ворсистых, плохо сидящих брюках и трикотажных кофтах, сереньких, коричневых, в общем, подходящих. Только у одной красотки были ярко-алые лаковые босоножки, обутые на теплые шерстяные носки, и легкомысленная прозрачная блузка с бантом на шее. Сверху для тепла – мохнатый жилет. Впоследствии выяснилось, что красотка – «звезда и смерть», увела мужа у кого-то из соседнего отдела, и вообще считалась опасной штучкой.
Варя сидела на стуле – велено было сидеть тихо, – поедала конфеты и болтала ногой в надежде, что с ноги свалится теплый сапог. Во-первых, жарко было невыносимо, во-вторых, когда сапог сваливался, подбегала мама и начинала его натягивать. Какое-никакое, а все развлечение!
«Подруги» называли друг друга исключительно Олечка, Леночка или Ирочка, а тех, кто постарше, по имени-отчеству – Наталья Леонидовна, Мария Ивановна. И разговаривали все время об одном и том же – станет Валера начальником сектора после того, как Юрий Павлович уйдет на повышение, или не станет, и кто займет Леночкино место у окна, потому что Леночке вот-вот в декрет.
Варя качала ногой и думала, что такое «декрет». Декрет-секрет, смешно!..
Еще говорили про квартальную премию, про назначение нового генерального – кто его знает, каким он будет! Говорят, он где-то в Газпроме проштрафился, так его к нам, чтобы отсиделся! А эти, которые из Газпрома, лихие ребята! Сдаст он все площади под склад или общежития для гастарбайтеров, и прощай тогда научный институт!..
