Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила (читаем книги TXT) 📗
В общем, я всячески облагораживалась и образовывалась. И на третьем курсе уже была одной из лучших, одной из самых одаренных и начитанных. Я. Которая научилась читать и писать в четырнадцать лет. Впору было собой гордиться.
Она начала знакомить меня со своими гостями.
— Это твоя внучка, Элечка? - проворковала одна дородная дама в безразмерном балахоне.
Элеонора Авраамовна передернулась.
— Воспитанница, спасибо господи.
— Очень приятно, - тепло улыбнулась я и пожала пухлую большую руку. - Александра.
— Милая девочка, - краем уха уловила я разговор старухи и ее гостьи. - Головастая.
— Еще бы, - кивнула Элеонора Авраамовна. - Я старалась.
Гренадерша, затрепетав черными складками балахона, словно крыльями, рассмеялась грудным смехом, обняла старушку и вышла.
Но все эти люди были старым поколением, отжившим, хотя и имевшем определенный вес. Но главное - они сделали фамилию своим детям и внукам, которые активно этим даром пользовались. И вот как раз это новое поколение, перенявшее что-то от старого, и было мне интересно. Элеонора Авраамовна это прекрасно понимала, поэтому познакомила с одним престарелым скульптором, чья внучка должна была вернуться в Россию после продолжительной учебы в Европе, куда ее отправили вечно занятые родители.
Вот как раз через эту милую барышню я и познакомилась с Романом.
Алиса была очень образованной и абсолютно не русской. Дело не в национальности и гражданстве, с этим как раз все было в порядке, дело именно в менталитете и даже мировосприятии. Хотя ничего странного, собственно, ведь девушка прожила большую часть жизни заграницей и видела лишь хорошее, чему активно способствовали деньги родителей. Но она мне не нравилась. Впоследствии мне часто предстояло общаться с выходцами из творческих и богатых семей, более того, с этими людьми меня связывали разного рода отношения, начиная с деловых и заканчивая приятельскими. Но лишь единицы вызывали что-то похожее на уважение.
Они слишком любили говорить, причем не просто говорить о том, что сделают или сделали бы, а тупо трепаться ни о чем. И обо всем сразу. Они хвалили и ругали кино, обсуждали перфоманс, а также различные важные и элитарные мероприятия. Поносили правительство, власть, хаяли богатых за нищету, а нищих за невежество. Они искали смысл в жизни, пытались понять, есть ли бог, но ничего не делали для того, чтобы что-то изменить вокруг себя. Даже я при собственной эгоистичности меняла мир, просто потому, что что-то делала, а они - нет. Они могли есть дорогую еду и пить дорогие напитки, одеваясь при этом как заматеревшие бомжи, но могло быть и строго наоборот - жрали что попало и напяливали лучшие тряпки. Они все поголовно являлись носителями и проповедниками толерантности. Если ты толерантен - молодец, если нет - недалекий дурак и подлежишь анафеме.
С тех самых пор я начала ненавидеть слово толерантность. Лучше бы честно признавались в том, что равнодушны ко всему, кроме себя.
Тем не менее именно благодаря Алисе и ее друзьям я столкнулась с Ромой. У девушки должен был состояться юбилей - двадцать пять лет, и она меня пригласила.
— Много народу-то будет? - поинтересовалась я у Алисы.
Она утвердительно кивнула.
— Много. Но ты и так почти всех знаешь. Придешь? Мы за город поедем.
— Приду, конечно.
Спрашивает.
Готовилась я знатно, как будто чувствовала, что что-то будет. Продумывала свой гардероб на те два дня, что должна была провести за городом, перебирала приличную кипу вещей, набравшуюся у меня за несколько лет. Элеонора Авраамовна, конечно, все заметила и ехидно спросила:
— Съезжаешь?
— Не радуйтесь раньше времени, - в тон ей ответила я и отложила в сторону нужное платье. - Пока я все еще с вами.
— Жаль. Жаль, - она причмокнула сухими губами, уселась на мою постель и сложила руки на животе, с интересом осматривая нехитрую одежду. - Собралась куда?
— На день рождение.
— К кому?
— К Алисе.
— Рахильской? - нахмурила лоб старушка.
— К ней самой.
— Сколько ей?
— Двадцать пять.
— И до сих пор замужем не была?
— Не была вроде. Она, - я постаралась изобразить интонацию, с которой приятельница рассказывала о своей жизненной позиции: - эмансипированная женщина, которая не собирается класть на алтарь скучной семейной жизни свою молодость.
— Дура девка.
— И не говорите.
— Ты сама-то когда замуж выйдешь, бестолочь? Учу тебя, учу, а все равно на моей шее сидишь.
— Я в творческом поиске, - уклончиво отмахнулась я. - Ищу.
— А этот твой…танцор?
— Он не мой.
— Проворонила?
— Да нет. Звонит вон каждую неделю. Рассказывает о своей девушке.
— А ты?
— Пусть рассказывает. Все равно никуда не денется.
Элеонора Авраамовна неожиданно закивала и даже похвалила:
— Молодец. Никогда об этом не забывай.
Покосилась на нее с удивлением, но решила промолчать.
— Ладно.
— Чего купила-то?
До сих пор было денег жалко.
— Не спрашивайте.
— Рассказывай давай.
— Картину, - вытащила из-под кровати упакованный холст и аккуратно развернула, демонстрируя буйство красок старушке. - Настоящий абстракционизм, мать его за ногу…
— По губам дать?
— …и всего за пятьсот рублей, - словно не слыша ее, закончила я и победно ухмыльнулась краешком губ. - Ну как вам?
— Ужас, - честно призналась бабулька.
— Бесполезным людям - бесполезные подарки.
— Тоже верно. Ладно, - она хлопнула себя по костлявым коленкам и, кряхтя, поднялась. - Уберешь все и поедешь. Чтобы в воскресенье вечером дома была. И когда уж ты себе мужика найдешь и уберешься с моей шеи…
Ее причитания еще долго разносились по квартире, но воспринимались мною как ненавязчивый фон. Я спокойно собрала вещи и поехала на электричку.
К моему приезду в красивом загородном доме собралось уже много народа. Кто-то жарил шашлыки, кто-то, преимущественно девушки, задрав ноги, валялся на полосатых шезлонгах и принимал солнечные ванные, а кто-то просто слонялся по цветущему заднему двору. Именинница, широко раскрыв объятия, вышла меня встречать и перехватила почти вываливающийся из рук подарок.
— Наконец-то, Аль. Я тебя уже заждалась! Все давно приехали.
Почувствовала прилив раздражения. Все-таки не у всех есть машины, но Алиса о таком и помыслить не могла.
— Прости, - кротко улыбнулась я. - С днем рождения!
Она меня расцеловала и повела в специально выделенную комнату.
— Переодевайся и спускайся. Мы тебя ждем!
Тогда я увидела его и моментально узнала. Он ведь и не изменился почти за прошедшие годы, только возмужал. И без того четко очерченные и гармоничные черты лица приобрели большую мужественность, большую рельефность и какую-то строгость черт. Он по-прежнему притягивал к себе взгляды, но как будто этого не видел. У Романа была такая внешность и такая манера себя держать, что он не забывался, прочно отпечатывался в памяти и застывал, оставаясь негласным идеалом мужчины. Конечно, я его узнала, хоть и не вспоминала все это время.
А он меня нет. Роман сидел в окружении нескольких весело смеявшихся симпатичных девушек и пары молодых людей его же возраста, держал гитару, словно вознамерился что-то сыграть и заразительно смеялся над чьими-то шутками. Черная трикотажная водолазка ладно облегала рельефный торс и облепляла красиво накаченные руки. Непривычно было видеть доктора, пусть и через несколько лет, без белого халата. Хотя ему шло все.
Но неудивительно то, что он меня не узнал. Я была другой. Одетая в темно-фиолетовое платье из легкой ткани, струящейся по бедрам, в тонких черных чулках со стрелками, за которые выложила почти немыслимую для себя сумму, с красивой прической и легким макияжем, в котором выделялись лишь черные глаза, я приковывала внимание многих, как мужчин, так и женщин. И Рома меня тоже заметил - его зрачки слегка расширились, затопив радужку, брови поползли вверх, а лицо приняло восхищенное выражение без какой-либо доли похоти. Чистое восхищение и только. И никакой ассоциации с той больной девочкой, которая прыгала со второго этажа.
