Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Эмили знает: если сжать ее запястье, то она почувствует пульс под пальцами. Ощутит биение крошечного сердца. Движение крови. Ритм жизни.
Если бы не это платье, Эмили бы уже целовала карамельные губы. Но все, что она чувствует, — только странную, щемящую нежность внутри себя. Потому что три месяца назад казалось, что нельзя быть еще тоньше, а оно вот как повернулось. Можно, оказывается.
— Ты можешь… — Медсестра откашливается. — Лори, сколько ты весишь?
— Что?
— Я беспокоюсь за тебя. Ты таешь на глазах.
Конечно, Кларк сразу же закрывается. Прячется в кокон, раком-отшельником уползает в свою раковину. Есть вещи, которые они не обсуждают. И это очередная из них.
— Нам пора. — Она резко встает и скрывается в ванной.
Отмывает руки от карамели, словно от крови. Зараженной, чужой. Моет долго и тщательно, хирургической последовательностью. Десять долбаных шагов.
Ей больно, понимает Эмили. Больно осознавать эти перемены. Больно смотреть на себя в зеркало. Больно думать о том, что с ней что-то происходит, что-то неконтролируемое, неподвластное. Но ведь она в этом не виновата. Это все внешнее воздействие, которое может пройти, стоит ей только отрезать себя от…
Это плохие мысли. Чумные. Въедающиеся в кровь. И Эмили ненавидит себя за это, больно щипает за руку. Нельзя о таком думать. Ей — нельзя.
Но десять вопросов все еще сидят в ее голове, выжидают, когда она даст слабину. Сломается, погнется.
Эмили чувствует: осталось немного.
В этот день они добираются на работу раздельно. Кларк наотрез отказывается выходить из ванной, у Эмили горят все сроки сдачи отчета. Встречаются за двадцать минут до начала операции, не говорят друг другу ни слова.
Ну и пусть.
Перебесится, думает Эмили. Она ничего такого не сказала.
Или сказала?..
После двадцатичасовой смены жить не хочется. Кларк курит одну за другой — свои и чужие, стреляные у незнакомых людей — сменяет три рубашки и два халата, взрывается от любой сказанной не так фразы. Она даже умудряется поцапаться с Моссом: стоят посередине неврологии и лают друг на друга, как две собаки, словами, только им понятными. У Кларк аж руки дрожат от гнева, у Эндрю глаза-щелочки и ледяной тон. Два айсберга столкнулись, потопили друг друга и разошлись.
Эмили не находит времени что-то отслеживать или выяснять. Она выжата как лимон, пальцы едва слушаются, заполняя сто тридцатую по счету папку, волосы локонами спадают на лицо, ноги уже не держат. Как проводит операцию в семь утра следующего дня после бессонной ночи — она и сама не знает. Чудом. Наугад. С божьей помощью.
Те несколько часов в перерывах между дежурствами Хармон берет ее двумя пальцами за шею и носом тыкает в инструменты. Эмили все ждет от него команды типа «След!» или «Запах!». Любая свободная операционная, любой незанятый диван, любое пространство больше двух метров становятся своего рода еще одним экзаменом. Вечной контрольной, которую она никогда не сдаст, потому что ординатор задает дурацкие вопросы с двойным дном, от которых мозг в трубочку сворачивается.
Под конец четвертого дежурства Эмили понимает, что страдать в приемке ей нравилось куда больше, чем быть медсестрой в неврологии. Сорвавшаяся с цепи Кларк с черными кругами под глазами, дрожащая от какого-то жуткого постоянного недосыпа, вся насквозь пропахшая табаком и ментолом, выдает что-то вроде:
— Займись наконец делом.
И Эмили впервые за долгое время хочется свернуть ее куриную шею. Обхватить и надавить, заставить захлебнуться в собственном яде, которого она не заслуживает.
Кларк остывает так же быстро, как и распаляется. Обниматься не лезет — не в ее правилах, — но качает головой, опуская глаза. Очередной аналог «извини».
Эмили, конечно же, прощает.
Гилмор заходит в кабинет Кларк каждые три часа, вызывая в медсестре противоречивые чувства. Он словно встряхивает нейрохирурга, за шкирку таскает по кабинету, бьет о стены головой — после разговоров с ним она держится на сплошном адреналине, существует на какой-то дополнительной энергии, оперирует быстро, четко, сосредоточенно. Но потом он нависает над ней, выговаривая, выспрашивая, кривя губы и морща лицо. Недоволен, разозлен, бесится. Кларк даже не пытается уйти, только молча кивает.
Заплакать бы, да слез не осталось ни у кого.
За время дежурства Эмили присутствует на восьми операциях. Неважно, с Кларк или нет, выполняет ли роль медсестры или помощника хирурга, она все делает аккуратно и точно, без единой ошибки. Мозг, воспаленный и плавящийся, не подводит ее, и базовые действия уже становятся рефлексами. Ее с руками отрывает бригада Нила на внеплановых, ее зовет к себе Хармон на очередной тест, ее поит кофе Дилан и угощает эклерами Сара.
Эмили проживает эти пять дней как в страшном непрекращающемся сне. Наверное, если бы не Кларк, разбавляющая бесконечный бег, Эмили бы свихнулась.
К концу недели не остается ни одной операционной, в которой они бы не побывали. В часовые перерывы между подготовкой к экзамену и очередной плановой они не отрываются друг от друга, наслаждаются, трогают, прижимаются, переплетаются. Целуются до исступления, до кружащейся комнаты, до подкашивающихся ног. Стонут отчаянно, дышат рвано и прерывисто, словно больше не будет времени. Почти не разговаривают — это неважно, все как на ладони, Эмили любит Лорейн, Лорейн принадлежит Эмили, один плюс один, Л плюс Э.
Спят вместе на диване в хирургии, укрывшись оранжевым пледом из IKEA, заботливо принесенным Хармоном. Домой возвращаются на несколько часов, заваливаются на кровать, складываются мозаикой и проваливаются в какую-то нездоровую дремоту, иногда подскакивая от странных импульсов внутри.
Бешеный ритм переворачивает Эмили с ног на голову, окончательно определяя ее цель: где-то на периферии мозга она понимает, что хочет быть как Гилмор. Тем хирургом, который всегда будет необходим.
Она сотни раз возвращалась к тому моменту, когда Райли привел ее в комнату отдыха хирургии, усадил на стул и отчитал как ребенка. Вы ничего не делаете, Джонсон. Только ноете.
И это стало точкой ее отсчета.
Эмили прикидывает: проработать под боком у Кларк до ранней весны, там подать документы в учебный центр, затем получить ординаторство как хирурга. Не такого, как Кларк, — нет, с нейрохирургией она не подружится, Эмили отлично это осознает. Стать как Гилмор — общая практика, уметь все и везде в общей, неузконаправленной сфере. Стоять всегда напротив ведущего хирурга, спать в их цветной комнате отдыха, говорить в трубку: «Я не могу сейчас, у меня аневризма», все так же заказывать столик. Получать хорошую зарплату, ухаживать за Кларк, избаловать ее до ужаса, чтобы она купалась в цветах.
Чарли появляется внезапно, никого не предупредив. Звонит пятничным утром в дверь, едва ли не кулаком ее выбивает. Моментально заснувшая после измотавшей ночи Эмили подскакивает как ужаленная; еще не успевшая лечь Кларк открывает дверь так осторожно, словно там наряд полиции.
Он залетает в комнату всполохом перьев жар-птицы: в золото-красном кардигане, расшитой желтыми нитями футболке до колен и странных штанах, похожих на шаровары. Ни пальто, ни шарфа, словно на улице августовское лето, а не ноябрьская зима.
Эмили морщится — скорее от нелепости ситуации, чем от смущения; лениво сползает с кровати и кое-как натягивает джинсы. Кларк в одной майке на тонких бретелях стоит на холодном полу и вопросительно смотрит на брата.
— Я звонил, — говорит Чарли.
Что-то в нем не так, сразу же понимает Эмили. В его голосе, в его внешности, в нем самом. Но она не может пялиться на него в упор, а голова еще слишком плохо соображает.
— Я не слышала, — отвечает Кларк. Спокойно, без надрыва. Словно по телефону говорит. — Я бы перезвонила.
Эмили сидит на кровати, скрытая темнотой. Невидимка, что с нее взять, это у нее в крови. Она может сейчас пройти на кухню, спрятаться там, а может накрыться одеялом и притвориться, что ее не существует. Выбор огромен.
