Королевские клетки (СИ) - Ганин Илья Александрович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Что-что?.. Зачем-зачем мне идти?
— Стобеда ранили и он ОЧЕНЬ НЕРВНИЧАЕТ.
Лиля уже начала набирать в грудь воздуха чтобы объяснить разницу между врачом и ветеринаром, а заодно и разницу между конем и ранеными, как вдруг до нее дошло.
— Ясно, пошли. И прихвати-ка мой саквояж.
— Чего прихватить?..
— О, Альдонай. Мешок мой возьми!!!
Они скорым шагом прошли к верхушке холма, где и нашли Джесса со Стобедом. И Ройса, зажимавшего графу полковнику бок уже очень красной рубахой.
— Куда, куда?! Ройс, давай туда мухой, скажи ему, путь бъет по центру! Что ты стоишь?!
— Ваше Сиятельство, так вы ж кровью истечете!
— Сам зажму, иди быстрей!
— Стобед, пойдем-ка со мной… — задумчиво сказала Лиля, беря взмыленного коня под узцы. Конь потопал за ней, отфыркиваясь, и вместе с хозяином недоуменно посмотрел на лекаршу. Конюхи как-то даже не сообразили ее остановить.
— Положи на хозяина голову, а?! — Стобед очень удивился… Но положил. Чего бы не положить? Джеррисон тоже удивился, но автоматически погладил морду. — Вот-вот, успокойте коня, Ваше Сиятельство.
По крайней мере, пока Иртон держит коня и командует — меньше дергается. Лиля быстро осмотрела рану, безжалостно распоров поддоспешный камзол. Раскатала скатку с инструменты и предупредила:
— Больно будет.
— Давайте уже!!! А-ш-ш-ш!!!
Лиля быстро стерла рубахой кровь и перехватила таки сосуд зажимом.
— Ройс… черт, нету. Кто-нибудь, дайте палку!
— Проклятье, точно больно! Шейте так! — махнул ей Джерриссон. — Некогда! Дед, давай на правый край, пусть начинают как эти до канавы дойдут!
— Слушаюсь! — оказалось, что часть стоявших у колоды была курьерами и вестовыми.
Лиля полила рану перекисью водорода и взялась за зажимы. Зашипело. Джесс шумно выдохнул в коня и снова вернулся к полю.
— Ничего не вижу! Что там с левым флангом, их не обходят?
Как будто это не его левый бок Лиля шила наживую, без наркоза — его куда больше нервировало то, что он не мог бегать по холму.
Лиле было видно мало, но наверное Ройс добежал. Раздалось громкое, эхом повторенное сержантами:
— Пер-рвая… ота!! ШАГ!
И первая рота сделала шаг вперед. Хруст, дикое ржание, крики…
— ШАГ!
Как будто и не в ее, первой роты, строй бились сотни вооруженных людей, коней, не засыпали его стрелами.
— Четверр-р… ая… ота! ШАГ!!
Били барабаны, задавая жуткий мерный ритм поступи рот Пятого пехотного полка, которые делали пусть и не вполне, но все-таки свою, раз и навсегда вызубренную работу. Шли вперед.
Строй противника буквально на глазах залился кровавым месивом, прогнулся и развалился. Впрочем, досмотреть это "кино" ей не дали.
— Госпожа, их несут! — сказал "ее" сержант, уже соображавший, что ей говорить.
— Иду.
Вернуться пришлось бегом. Ну что, хватит ее на три стола? Впрочем, посторонние мысли очень быстро кончились.
Наверное, день надо было как-то запомнить. Что-то описать. Но никаких сил у нее к концу дня не осталось. Она так и не видела — кто победил, кто жив, кто мертв. Наверное, раз они встретили ночь на своем месте, то как-бы не проиграли?..
Лиля просто лежала за операционной палаткой. Кто-то бросил там сена и на него попону. Лиле было все равно кто. Больше всего на свете, ей хотелось сейчас заплакать — потом она бы смогла, наверное, уснуть. Но слез не было. Ничего не было. Только бесконечные рубленные, колотые, дробленые раны. Раздробленные кости. Отрезанные ею же самой руки — под покрикивание Томмена (господи, чьи она слушала указания!): "Давай-давай, не жмотись, лоскут оставляй побольше — пусть хоть что-то свое окажется". Руки, ноги…
— Они всегда умирают. — сказал сзади голос Пайко Томмена, отсталого полкового докторуса-лекаря, "пославшего" гильдию и называвшего себя "людодером". — Они умирают. Не отвечай. Лежи.
Она и не могла ни ответить, ни встать.
— Ты молодец. Правда. И вообще, и тем более — для первого сражения. Ты не можешь спать, ты не можешь плакать. Я знаю. Я на втором своем сражении лежал точно также. А в середине потока раненых с первого просто отрубился.
Но что-то все-таки ответила.
— Они умирали. Прямо на столах. И я прямо сейчас знаю, что я налажала. Я не увидела где кровит. Один… Господи, я даже не понимаю откуда там передозировка! Я чуть не отрезала не ту руку. Я пропустила сосуд в брюшине и зашила все — он так и умер. Ошибки ТУПЫЕ, просто устала, просто все нахрен залито кровищей! Я людей убила, лично я — потому что нагло верила, что все вижу и знаю, что я хороша, что все смогу! А это не так! Это, б. ть, НЕ ТАК!!!
— Тише. — узкая и крепкая рука сжала ей плечо. — Тише. Не кричи. У каждого полкового лекаря за спиной — кладбище. Нет исключений. Я не советую тебе не думать, это невозможно. Я не советую тебе забыть — ничего не выйдет. Мне когда-то посоветовали напиться — и это не помогало. Совсем. Прости за наглый совет, благородная дама — а ты благородная, я не слепой — нашла бы ты себе мужика. На ночь. Никто тут тебе и слова не скажет. И ребенка примут если что, и тебя в тягости от всего на свете прикроют. Потому что сейчас там, в палатках, там тихо.
Тут Лилиан все-таки повернула голову — в палатках совсем не было тихо. Там стонали, кто-то плакал, кто-то просил пить…
— Там тихо — устало повторил Пайко Томмен. — По сравнению с мукой человеческой, которую я слушал два десятка лет. Благодаря тебе. Они знают это. Тебя раньше любили — а теперь боготворить будут. Я тебе отвара травяного принес, выпей — сможешь поспать.
— Ты не слышал, что я сказала? За что боготворить?!
— Слышал. Я просто объясняю. Не думай о мертвых, им уже все равно. Думай о живых. Сегодня у нас выжило куда больше раненых, чем обычно. Это при том, что такого жестокого боя я вообще не помню. Очень может быть и калек будет меньше, потому что твои слова сбываются. И это — хорошо есть, и хорошо весьма. Думай об этом.
Он оставил кувшин с кружкой и ушел. Лиля так и не спросила, а что же делал он сам, чтобы заснуть?
Дождь милосердно зашуршал, похолодало — но Лиля так и не смогла заставить себя встать.
— Налить Вам отвара, госпожа лекарь?
— О, муж пришел. — саркастически заметила Лилиан. — Слышали наш разговор, господин полковник?
— Господин граф полковник Иртон, если уж вы ко мне решили полностью обратиться. — сено за ее спиной заскрипело под весом Джеррисона Иртона. — Слышал. Вот, пейте.
— Хотите? — в приступе какого-то азартного желания наказать себя, отпив горькой коричнево-зеленой воды с мятным привкусом, спросила Лиля. — Меня? Вот прям тут?
— Нет. Это так не работает. Вы же меня не хотите.
— А что, я ведь ваша жена? Говорят, мужчины всегда хотят, а после боя — особенно. Тут вам никто и не скажет ничего — вы же в своем праве? Помнится, вы не были так уж щепетильны.
— Много чего говорят, особенно про мои легендарные права. Мне "кто-то" скажет. И еще как скажет — я сам. Хватит с меня этих… прав. Лучше бы про двенадцатый жбан кто-нибудь вспомнил, мерзавцы. Да где там, все сами выхлебали. Кроме того, я по-прежнему не верю, что вы — моя жена.
— А что же вы держите в полку самозванку?
— Какая мне разница, — устало сказал голос Джеррисона. — Кем и почему вы назвались? У меня есть два лекаря вместо одного, и в строю — на сотню солдат больше. А я надеялся только на тридцать-сорок. И мои солдаты горды, что в их полку — вы. Они верят, что некоторых вы вернете и с того света. Похоже — верят не без оснований. Называйтесь хоть королевой, хоть святой, хоть моей женой — только работайте.
— Вы же слышали — от ЧЕГО умерли ваши солдаты?
— От стрел, мечей, шпаг, ножей, пик и алебард. На пути были еще и вы. И что? Солдаты умирают — это война.
