Королевские клетки (СИ) - Ганин Илья Александрович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— А что это там такое?..
Их дорога переваливала через очередной холм, а сзади из перелеска вдруг появилась группа конников, человек в пятнадцать-двадцать.
— Может, купцы?
— И все верхами?
Лилиан так не хотелось портить день, что она сначала даже не забеспокоилась. Но пауза затянулась, сердце как-то нехорошо забилось, так что когда она услышала ответ — она уже успела прикинуть сколько осталось до лагеря (около часа езды их темпом), что до верхушки около трех минут, но они не успеют…
— Госпожа. — вдруг сказал спокойным и чужим голосом ее вирманин. — Бери всех баб и уходите в перелесок. Попробуем их придержать.
В голове запульсировал нехороший звон. Сейчас и она увидела, что конники — совершенно не купцы, а какая-то разномастная вольница скверного вида. И разворачиваются они к ним. Отдых кончился. А ведь оставалось-то всего ничего! Так, есть минут десять.
Никаких иллюзий у нее не было. Такие группки разрозненных и чаще всего голодающих дезертиров не имели никаких тормозов — кроме грубой силы. "Быдло" с их точки зрения было обязано им повиноваться. А "быдло" — все, кто не мог дать им сдачи. Для этого сейчас у нее было недостаточно сил. Глупость наказуема.
— Все не успеем. — оказывается, ее голос звучит не лучше. — Ингрид. Дай мне быстро два сундука из под левой лавки и гоните к лесу. Не сможете — бросайте воз, уходите пешком, сколько пройдете. Ходить совсем нельзя только Салу. Прячьтесь.
Такой был спокойный день…
— И-эх. — вздохнул Полведра, боком спрыгивая с облучка. — Чой-та без парней оно, оказывается, помирать грустно.
— Тебя тоже касается. — буркнула Лиля, практически выдергивая сундучки из рук Ингрид.
— Не глупи, Графиня. Что, ты останешься, а Полведра и Оселок — бегать будут? Щас. Вон, рыбами своими командуй…
Лилиан не стала спорить, потому что была крайне занята. Она рявкнула:
— Осина! Ты даже не думай в героя играть, возница нужен! К лесу гони, живо!!!
Заплакал ребенок, но Осина, уперевшись своей стертой деревяшкой в порожек фургона, уже хлестнул лошадей. Лилиан открыла сундук и сунула сержанту арбалет, тетиву и плечи.
— Натяни.
— Ай маладца, два десятка конных — и одна фиговина… Болты-то есть, а? — впрочем, пусть и ворча, Оселок натянул ей тетиву в одно движение культи и взвел арбалет, так и не перестав бурчать. — Что за самострел-то дурацкий? Камнями, что-ли стрелять собралась?
Второй сундук Лилиан поставила на землю нежно, открыла осторожно и сейчас доставала свои "стеклянные" болты. Ну — "кислота", "дым" или "горючка"? Мы на склоне, они не торопятся, едут плотно, доспехов на них почти нет, ветер боковой… "Горючка". Спаси, Господи.
Достав помеченные красной полосой, она аккуратно положила их перед собой, уложила в благородно-коричневое, полированное дерево ложи один из них, зацепив за скобку на ложе крючок "пробойника". Двадцать метров нитки есть, а там пусть… летит.
— Лейф Торвальдсен, слушай меня. Если мне придется стрелять — ты ничего не знал, не трогал и вообще был перепуган хуже всех.
— Госпожа?! — разинул рот кто-то из парней. — Лейф не трус!!!
Лейф был куда умнее.
— У тебя снова есть чудо, госпожа?
— Может быть. Очень, — до рези в глазах вглядываясь в отряд, сказала его хозяйка. — Очень плохое чудо.
— Мы попытаемся атаковать.
— С чем? У вас даже копий нет. Подожди, пока попытаюсь я.
Ее осторожные пробы говорили о дистанции примерно метров в сто — метров на шестьдесят оно летит, секунд пять они еще будут ехать. Взвесь как раз опадала около пяти секунд. Раз уж склон — значит просто поверх голов. Сразу второй и третий. Не дай бог, нитка застрянет…
В ту самую десятинку, в которую Лилиан готовилась к отъезду, она впервые задумалась о смысле слов "Принципиальное Изменение", "Новая концепция", "Фазовый переход". Такое множество слов…
Почти восемьсот лет развитие порохов принципиально ничего не изменяло — секрет крали, подбирали составы, разрабатывали сорта, гранулировали и калибровали, но на суть дела — смесевой состав с окислителем — это не влияло. И мощность, "уперевшись" в некий потолок, зависела фактически просто от объема.
Для того, чтобы вместо пороха появились пироксилин и нитроглицерин, бездымные пороха всех видов понадобилась не случайность, а изменение парадигмы. Появление учения о веществах и элементах, о молекулярном составе, выработка технологий (причем появления самого понятия "технология")… Это — концепция. Это принципиальное изменение. После этого два-три десятка лет изменили все.
Принцип напалма прост. Он известен со времен "греческого огня". Но сама его идея, воспроизводимая идея, опирается на принципиально иное представление о веществе. Самое смешное, что и сделать его оказалось не очень сложно. Главное — у нее была сырая нефть. Да, в условиях войн второй половины двадцатого века снаряжать метательный снаряд напалмом — бред безграмотного идиота. Но именно стрелу, именно стеклянной ампулой, пусть и с нитью для подрыва в воздухе — можно… Три компонента, пироксилин на разброс, окислитель и химический запал — взрыв такой, чтобы поджечь смесь и разметать куски в воздухе. Точнее, почти взвесь.
Из пяти выстрелов, которые она в одиночку, в тайне, сделала для проверки в лесочке за Таралем условно удачными оказалось три. И она вроде-бы поправила чисто механическую проблему.
Если она сделает три удачных выстрела — ошметки пламени перекроют фронт атаки на три четверти. Негаснущий, прожигающий плоть и слабенькие доспехи состав. Который нельзя смыть. Нельзя погасить водой. Да даже два удачных подрыва — лошади испугаются, люди будут орать от ужаса и жуткой боли от горящих волос, и у них будет шанс. Хороший шанс.
Если она сейчас потянет за спусковой крючок арбалета. Скорее всего — они спасутся, а этот мир необратимо изменится. Прямо в тот момент, когда она потянет за крючок. Изменится навсегда. Сразу. И она знает каким он станет. И ни ее знание, ни она сама больше не будут иметь никакого значения. Потому, что этот мир поймет, что это бывает. Потому, что изменится сам принцип войны. И она, врач — откроет дверь массовым смертям?
— Мадам лекарь, позволите вам помочь? — из-за спины появилась большая рука и мягко наклонила ее арбалет к земле. Она, почти не веря, повернулась. Она же даже топота не слышала.
Джеррисон Иртон. Граф полковник Иртон. Он стоял вплотную и улыбался ей как мальчишка, белозубо, сверкая васильково-синими глазами.
— Решили поторопиться и поискать вас. Никак нельзя своих бросать, тем более — вас. Мы все сделаем, не стоит вам марать руки.
Лилиан ничего не могла с собой сделать. Она улыбнулась ему, сквозь выступившие от великого облегчения слезы.
— Да. Пожалуйста. Спасибо.
— Не за что благодарить меня, — серьезно ответил ей Джеррисон. — Своих не бросаем. Никогда. Отдыхайте. Кстати, если всё-таки желаете выстрелить — то сейчас, а то они уже бегут…
— Нет, — сказала Лиля. — Нет. Это все-таки не мое.
За следующие пятнадцать минут то, что рисковало стать их последним безнадежным боем превратилось в спокойную бытовуху. Они снова паковались, сводный отряд без напряжения загонял остатки сборища — рутина.
А ее колотило. Похоже, колотило заметно, потому что Джеррисон, посмотрев на нее, сказал..
— Давай-те ка я вас отвезу. Коли уж вы моей женой представились, не будет вам урона со мной прокатиться? Стобеду все это — несерьезно, так что прошу.
