Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша (полная версия книги txt) 📗
— Вы… к врачу сходите, — посоветовала хранительница, перед тем как закрыл дверь. — Как бы это не были первые признаки инсульта.
Реаниматолог только усмехнулся.
— Я горбатую еще долго не пущу на порог.
Дверь захлопнулась с железным лязгом, и Вера собралась с духом. Это было очень страшно, возвращаться в свое тело.
У дверей корпуса ее встретили другие хранители. Пришел даже Иваныч. Шли молча. Они так и завалились в нейрореанимацию всей толпой, как консилиум. Вера с неприятным чувством смотрела на свое похудевшее, бледное тело. Сейчас казалось, что в ней совсем не осталось той красоты, которая кружила головы мужчинам. Из горла торчала трахеостомическая трубка. За Веру дышал аппарат. Повсюду катетеры и датчики. Монитор пишет ЭКГ. Она тысячу раз видела это на других пациентах, но смотреть на себя было жутко.
— Если бы ты не вернулась в течение этой недели, — произнесла Люба. — То умерла бы от вентилятор-ассоциированной пневмонии. Она уже начинается. Живому телу нужно двигаться и самостоятельно дышать.
Вера кивнула.
— Но мы этого не допустим, — произнес Михаил Петрович. — Как только Люба сделает свое дело, я тебя подлечу. Я постараюсь оживить нервы и мышцы насколько это возможно, чтобы ты как можно быстрее встала на ноги.
— Спасибо.
Хирург крепко обнял Веру.
— Я просто за тобой пригляжу, пока ты будешь здесь, — пообещал он. — Так что если кто-то принесет к твоей постели цветы, знай, это был я.
Надя нежно тронула Верину руку, новый психиатр просто грустно улыбнулся ей, проговорив:
— Мы все будем рядом.
Вера села на свою кушетку, чувствуя, что готова заплакать и взглянув на людей, которые за эти девять месяцев сделались ей самыми близкими, сказала:
— Я готова. Мы чего-то ждем?
— Да, — вышел вперед Иваныч. — Твою смену.
Вера сложила руки на коленях и потупилась. Холодно. Сердце частит. Как перед операцией. Наконец хлопнула дверь отделения, послышались чьи-то тяжелые шаги. Мужские. В палату влетел Игорь Михайлович, заведующий хирургической реанимацией, в которой все девять месяцев проработала Вера. Он безумно оглядывался по сторонам.
— Похоже… — произнес реаниматолог. — Похоже, меня кондратий хватил. Все в глазах потемнело.
Вера закрыла лицо руками.
— Ну и дурак же вы! — вырвалось у нее. — Не суйте нос в недоступные людям тайны, я ведь вам говорила!
Михалыч сосредоточился на ее лице, словно одновременно узнавая и не узнавая свою ученицу. Вдруг он сел на пустую кушетку и упавшим голосом произнес:
— Значит, не откачали.
Вера подошла к нему и аккуратно взяла за руки.
— Послушайте, Игорь, — произнесла она. — Вы хотели знать, кто я такая. Теперь вы вместо меня станете хранителем. Это самая лучшая участь для врача, которую можно только желать после смерти. Оставляя свое место на вас, я уверена, что вы справитесь.
Прикосновение Любы было подобно электрическому разряду. Веру выгнуло дугой, и дневной свет исчез.
Глава 19. Дорога домой
Алиса не сразу пришла в себя. Сначала это были робкие проблески сознания. Попытки услышать голоса, собрать их в голове, ощутить смысл. Это давалось трудно. Потом она старалась шевелить пальцами, открывать веки и только когда ей удалось перевернуться, свалив с себя одеяло, врачи, наконец, поверили в то, что она вышла из комы. Где-то неделю Алису снимали с аппарата ИВЛ. Но какое же это все-таки было радостное чувство, когда она поняла, что может дышать сама!
Алиса пыталась разговаривать, но язык за время ее полусмерти стал совсем неповоротливым. У нее получались ужасные шипящие звуки, а вовсе не слова. Через две недели после первых робких движений, она полностью пришла в себя, но была словно новорожденный ребенок. Ни говорить, ни держать в руках ложку, ни, тем более, стоять Алиса не умела. Тело все позабыло. Оно стало слабым и дряхлым, пролежав девять месяцев в постели. Кости сделались хрупкими, мышцы совсем отвыкли от нагрузки.
Алису веселили только исследования. Пару раз ее возили на МРТ, чтобы посмотреть, что творилось с головным мозгом. Результаты удивили и крайне порадовали врачей. Сильно пострадавшая от гипоксии кора полностью восстановилась. Алиса была медицинским чудом, человеком, способным к невероятной регенерации. Этим она была обязана визиту не одного невролога. Про нее даже писали статьи. Врачи стучали по ее ногам и рукам молоточками, светили в зрачки и, наконец, это стало Алису раздражать. Лучше бы они уже дали ей одеться!
Сила гнева позволила Алисе, наконец, сесть, неуверенно держась за поручни реанимационной кушетки. И тогда всем стало ясно, что пациентка бесповоротно пошла на поправку. Через месяц после ее пробуждения Алисе закрыли трахеостому, на шее у нее остался уродливый шрам, но это все равно было лучше, чем торчавшая из горла трубка, которую нужно было зажимать пальцем, чтобы говорить. Правда возвращенка пока еще не могла достаточно скоординировать руки, язык и гортань, чтобы провернуть такой фокус.
После этого знаменательного события Алиса перевелась из отделения хирургии уже не в реанимацию, а в неврологию. Там ей назначили курс реабилитации. Она по-прежнему числилась Алисой Васильевной Курцер, но никто так и не сумел отыскать ее родственников или каких-либо сведений о девушке. Психиатр из отделения сразу же стал проявлять повышенный интерес к пациентке и тратил массу времени, усаживая ее на тренажеры, разрабатывая речь и моторику, словно бы она была ему сестра. У Алисы было все как у обычных граждан: паспорт, полис, даже ИНН и пенсионное свидетельство, но никакой истории. Она будто бы взялась из воздуха в том мусорном баке, из которого ее забрала скорая. Алиса плохо разговаривала, поэтому вытянуть из нее что-либо было невозможно.
Поначалу ее жизнь в отделении напоминала ад. На то, чтобы просто одеться у нее уходила масса сил. Но, мало-помалу, стараниями доктора однофамильца она встала на ноги и, о чудо, начала произносить слова. А еще на тумбочке рядом с ее кроватью раз в неделю появлялись свежие цветы. Никто не видел, кто их туда приносил, но старушки-инсультницы завидовали. Алиса же хорошела на глазах. Наконец, стало заметно, что она красивая молодая девушка.
К ноябрю она уже вполне возвратила себе уверенность движений и смогла выходить из корпуса на короткие прогулки. Все еще молчаливая Алиса часто крутилась рядом со старыми флигелями и хирургическим корпусом, словно пыталась там что-то отыскать. Тамошний реаниматолог все время приводил ее обратно и ругался на сестер, чтобы те следили за пациенткой. Мол, она в окна реанимации заглядывает.
Алису мучили предчувствия, похожие на видения. В больнице ей все казалось одновременно и чужим и знакомым. Она словно бы балансировала на грани бреда, что-то тянуло ее в старые корпуса. Какое-то похороненное в посмертии воспоминание. И вот двадцать пятого декабря она, наконец, поняла, что достаточно хорошо разговаривает, чтобы добиться от своего врача правды о прошлом. Она заставила вернуть ее вещи.
До этого момента социальный статус Алисы оставался неоднозначным, и если бы за нее с таким жаром не бился местный психиатр, Иннокентий Курцер, одна бы, вероятно, со своими расстройствами речи и памяти уехала бы в психоневрологический интернат. Но доктор за осень поставил ее на ноги и в декабре уже все признавали, что Алиса дееспособна и вменяема. Она была как никогда близка к выписке.
Тогда она впервые взяла в руки свой телефон и разблокировала после того как батарейка зарядилась полностью. Но в памяти ничего не было. История звонков была чистой. Алиса нашла единственную фотографию, которую ей прислали с неизвестного номера по WhatsApp в тот самый день, в который как говорили врачи, она стала приходить в себя, двадцать четвертого июня. На снимке была она и двое мужчин. Судя по всему, они сидели в кинотеатре. В руках у Алисы была гигантская корзина попкорна с рекламой Звездных Войн. Справа от нее сидел по виду армянин, слева — молодой человек в старомодных очках. По виду все они были счастливы. Алиса долго смотрела на фотографию, силясь вспомнить. Это лицо… оно казалось ей таким нужным и знакомым. Наконец в сознании пронеслось имя. Гриша. Алиса прижала руку ко рту и разрыдалась.
