Василиса с премудростью (СИ) - Ёрш Ника "nikaersh" (книга жизни .TXT) 📗
Почти два года безобразия такие продолжались. Давно уж перестала царевна подчеркивать свою красоту и утонченность. Похудела бедняжка так, что едва ноженьки ее держали, да осунулась вся, в тень немую превратившись. Нянюшка старая, что еще Людмиле покойной служила, была одной из трех дам, которым полагалось за царевной юной присмотр вести. Да только мало было толку от больной и незрячей женщины, кроме разве что историй дивных, что рассказывала она своей подопечной денно и нощно. Этими историями и была еще жива Василиса. Слушала она, какие страны заморские существуют и как люди в них живут – поживают; слушала о том, какие легенды существуют и удивительные чудеса вокруг творятся; слушала о временах, когда были молоды и здоровы родители ее, и о любви истории слушала - потому и мечтать не переставала…
И без того нелегкой была жизнь единственной дочери Ириара, но и на этом злой рок не остановился. За несколько дней до шестнадцатилетия царевны, совсем занемогла нянюшка старая, и в ночь на полную луну дух испустила, обретая покой в ином мире. Однако, перед тем, как уйти насовсем, рассказала женщина подопечной своей тайну ее рождения, объяснив что нет у нее выбора, даже если выберется она из заточения батюшки своего…
Долго рыдала Василиса от отчаяния и несправедливости такой: шутка ли, невестой быть Хранителя границ между миром живых и мертвых. Слышала она от нянюшки не раз легенды о Горынычах – мужчинах из рода старинного: холодных, равнодушных, обладающих силой жуткой… Умели они перекидываться в огромных летающих змеев, что показывались лишь там, где равновесие между злом и добром нарушалось. Кожа их чешуей покрыта, язык на две части разделен, а глаза ярче огня горят, сжигая тех, кто ослушаться приказа посмел.
К полуночи совсем в отчаяние впала царевна, до исступления себя довела и, словно дикарка, на двери и окна бросаться стала, выпустить ее на волю вольную требуя. Волна жгучей ненависти и злобы впервые в крови ее закипела и поднялась, чтобы нестись по всему телу, причиняя боль, заставляя впиваться ногтями в ладошки хрупкие, и возмездия требуя. Долго ли истерика та длилась – неведомо: распрощалась горемыка с сознанием своим, так и не увидев царя-батюшку больше…
Очнувшись утром, узнала Василиса, что закончилось ее заточение: погиб Ириар в бою неравном с нечистью неизвестно откуда прибывшей. Сровняли разбойники царство бывшее с землей русской, разграбили его жителей, а женщин в полон захватили. Не признали нелюди в девице бледной и замученной царевны прекрасной: уж больно болезной выглядела она, даже трогать не решились. Так и продали в рабство Василису за медяки и пару серебрушек… Закончилась былая жизнь царевны юной, началась новая, с прежней никак не сравнимая.
Первые дни на новом месте все в растерянности были, в небольшом тереме толпились, воду с хлебом только и видели. К концу третьего дня пришел к испуганным женщинам худощавый мужчина высокий: со стороны он хлипким казался, но стоило присмотреться к лицу и повадкам его, как приходило понимание - с таким лучше по разным сторонам света жить. Случайного взгляда на лицо гостя пришлого хватило Василисе, чтобы назад, в уголок отступить, – остерегаться такого надобно, и как можно скромнее вести себя.
У мужчины была весьма примечательная внешность: длинный заостренный нос, напоминающий клюв хищной птицы, тонкие искривленные в ехидной ухмылке губы и черные слегка раскосые глаза обрамлялись россыпью белых, как снег волос. Да и одет он был весьма не бедно, в белую рубаху шелковую и синий кафтан до пят, золотом да жемчугами расшитый. Невозможно оказалось сразу решить, сколько же лет «молодцу»: не то тридцать годков, не то пятьдесят, а может и поболе даже. Охраны при нем не было, а на руках куча побрякушек величины и формы разной красовались: отсюда вывод был очевидный – колдун, не иначе.
С момента появления необычного мужчины, в столовой терема повисла тишина гробовая, все ждали, когда чаровник объяснит, кто он и зачем пожаловал. И дождались на свои головы…
- Вечер добрый, барышни, - тихий вкрадчивый голос черноглазого заставил Василису плотнее к стене терема прижаться, шалюшку старую нянюшкину на лицо подтянуть, да постараться слиться с любопытной бабьей толпой воедино. Ну а как продолжил говорить незнакомец, так и вовсе ноженьки у царевны подкосились от предчувствия страшного, а в сердце зудящая щекотка поселилась, лишая покоя, не давая мыслить здраво… - Зовут меня Константином из рода Бессмертных я. Добро пожаловать в царство мое Пограничное, на тысячи верст во все стороны раскинувшееся. Сегодня к кому-то из вас судьба особенно благосклонна окажется…
Черные глазки весьма прытко пробежались по нестройным рядам голодных напуганных женщин, оставляя на лицах некоторых из них прямо – таки ощутимый след своего интереса. Испытать радость от «благосклонности судьбы» спешили не все, многие горбились и старались прятаться друг за дружкой, дорожа остатками былой свободы выбора. Другие же наоборот, улыбаться стали приветливо да кокетничать откровенно, видимо, и впрямь надеясь обрести положение особое на месте новом.
Константин же агрессии явной проявлять не стал, неволить и принуждать никого не решился, просто добавил еще тише прежнего:
- Ну, а кому меньше свезет, тот воинов моих, да прихлебателей сегодня развлекать будет.
Реакция на слова такие медленно до невольниц доходила, зато уж как дошла!.. Сначала в помещении снова тишина напряженная повисла, затем бабоньки промеж собой переглядываться начали, глаза округлив, и, напоследок, в воздухе напряжение такой силы возникло, что даже Бессмертному не по себе явно стало…
- А ты скольких из нас осчастливить сегодня собралси, мил человек? – обманчиво спокойно бабка Агафья, что у Ириара ключницей служила, поинтересовалась. – Нас здесь не больше сотни осталось, может всех и уважишь? Только, чур, меня поперед всех! Больше пяти годков назад дед мой на тот свет отбыл, с тех пор обходит судьба меня благосклонностью-то своей!
По рядам невольниц пронесся шорох – девки одобрительно хихикали и руки в боки устанавливали, к разговору нешуточному подготавливаясь.
- Погоди, Агафья, не лезь вперед нас, молодых да крепких! – подала голос жена кузнеца три года назад по пьяни утопшего, - уступи нам поперед остальных пойти! А то знаем мы таких, как этот горлопанистый – гонору много, а мужицкой силы, чтоб девку русскую удовлетворенной оставить во, с кулачок младенца, зачастую!
- Ну куда ты пятишься, мил человек? – запричитала Иринка, которая и раньше не прочь была с хозяином сих земель время провести. Задрала она юбку изношенную по самое то место, куда порядочному мужику и смотреть среди бела дня соромно, и давай глазками играть, на Константина (и без того испугавшегося) наступать, - здесь твое счастье, родимый, ты только выбери меня – покажу тебе любовь до изнеможения!
Заголосили тут уж все бабоньки одновременно, дочерей своих, да молодок собою прикрывая, все ближе к колдуну подступая. Забыл тот, видать, что силу имеет шальную с детства, выскочил за двери, как стрела с тетивы пущенная и оттуда уже закричал стражникам:
- Закрыть этих!.. (здесь слова должны быть нехорошие, вспоминать кои не следует без повода на то особого). Откуда только понавезли дикарок?! Загнать всех в баню, отмыть, да приодеть! Завтра сызнова смотр устрою… Всех рассмотрю по очереди…
Полночи в пограничном царстве баню топили – отмывали невольницы друг дружку, скребли кожу мочалками да вениками набивали. Несколько раз к ним охотники до женских ласк пробраться пытались, но быстро нужду им поотбивали,.. а вместе с нуждой и другие полезные органы. Не ведали, похоже, охальники, что не приемлет баба русская, чтоб силою ее брали, а ласковыми стражники стать не догадалися.
Распарились женщины, разомлели вскорости и давай промеж собой решать, как дальше им быть. Начали, как всегда это бывает, за здравие: всё, мол, хорошо будет, со всем мы вместе справимся! Да вот закончили за упокой… Припомнилось невольницам, как жили они раньше: худо ли, бедно ли, да дом у каждой свой был, у многих детишки, да супруги. А теперь кто-то в плену чахнет, кто-то в родной земле покой нашел… Взгрустнулося…
