Дом последней надежды (СИ) - Демина Карина (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
…третья пришла сама.
Ее кимоно, пошитое из темно-синего шелка, украшенное колесами и черепахами, явно знавало лучшие времена. А сама она была крупна.
Сердита.
И набеленное лицо с пятнами рисованных бровей казалось маской и отнюдь не прекрасной.
— У меня осталось тридцать пять лепестков, — сказала она, вытащив из рукава шелковый сверток. — Их пока не отобрали… возьми меня, я крепка, я умею работать.
Ее звали Шину, достойная.
Она и вправду была достойной дочерью достойных родителей. Она родилась в маленьком рыбацком поселке и с юных лет помогала родителям.
Вышла замуж.
Родила двоих сыновей. И не ее вина, что боги оборвали нити их жизней во младенчестве. Она искренне горевала, но не позволяя горю вовсе ослепить себя.
Муж ее много работал, а она во всем была опорой ему, как и положено доброй жене. Он ушел подлунною дорогой в почтенном возрасте семидесяти семи лет.
Да, так уж вышло… и Шина была не первой его женой.
Она схоронила супруга и сделала это так, что никто из соседей не упрекнул бы ее в скупости.
…а спустя неделю появились его сыновья.
Они и прежде наведывались. Редко. И всякий раз случались ссоры, ибо были сыновья вовсе не такими, какими желал их видеть старый Мицу. Ссоры эти печалили Шину, но разве смела она давать мужу советы? И ныне приняла пасынков, как и полагается, приветливо. Да и дело ли… ей ли лавку держать?
Где это видано, чтобы женщина сама дела вела?
Нет, она многое знала.
Многое умела.
Но…
…это неправильно.
— Сперва эти паскудники вели себя тихо, — Шину сидела на циновке, подогнувши ноги, и пила чай неспешно. Движения ее были плавны, и пусть не обучена она была тонкостям чайной церемонии, как и вовсе застольному этикету, держалась она легко и непринужденно. — А после началось… сперва пропали деньги, которыми надо было за товар рассчитаться, и сам товар… и вещи… или вот еще…
Она говорила неспешно и в низком урчащем голосе ее Иоко не могла уловить и тени обиды.
Просто история.
Одна из тех, о которых интересно слушать, когда случаются они не с тобой.
— Фарфор ушел… старшенький-то опиумом балуется… а второй — играет, все мнит удачу найти… и все спускает… я пыталась говорить, так этот, простите боги, заморыш взялся меня плеткой учить. Я и прошлась по плечам его… жаловаться побежал. Благо, стража меня знает, так он и на них… и выходит…
…нехорошо выходит.
Нет у нее прав на наследство.
Иоко жаль эту некрасивую и не слишком молодую женщину, которая казалась удивленной, будто не понимала, как подобное вообще произошло с нею, воистину достойной дочерью своих родителей.
— Я и подумала, что пусть их… боги-то видят, как оно… взяла, что мое по праву…
Жар.
Пар поднимается над бочкой.
И я в теле Иоко вздыхаю, а девочка льет на плечи горячую воду. Она расчесывает волосы, нанеся на гребень твердое масло. И гребень скользит по черным прядям.
У меня никогда не было длинных волос.
Даже в детстве.
И мама, и тетки пребывали в какой-то непонятной уверенности, что волосы сделают меня обыкновенной. У всех ведь косы, а у меня — стрижка…
…к стрижке я привыкла.
Юкико.
Дитя снега.
И вправду дитя, которой едва исполнилось шестнадцать.
Ее привезла мать, женщина, чье белое лицо, искаженное гневом, походило на маску театра обо. Черные пятна бровей. Черные зубы. Черные волосы. И аккуратный красный кружок губ. Голос ее, шипящий и низкий, принес в дом Иоко скрытую ярость.
— Эта девка все испортила!
Следовало признать, что госпожа Мисаки имела все причины гневаться.
Она происходила из хорошей семьи.
Из знатной.
Из очень знатной семьи, которая попала в непростые обстоятельства, а потому и вынуждена была связать себя узами крови с простыми купцами. Конечно, супруг госпожи Мисаки никогда не забывал, сколь повезло ему получить в жены настоящую деву-вишню и всячески доказывал свою любовь.
От нее и родились три дочери.
И сын.
Но сына госпожа Мисаки отдала отцу, пусть принимает дело, а вот дочери… на них она возлагала особые надежды. Она растила дочерей сама, с юных лет вкладывая в головы правильные мысли. Старшие были благодарны матери за заботу.
Ойко вышла замуж за десятника императорской гвардии и уехала в столицу.
Она прислала матери два свитка алого шелка и еще удивительной красоты каменья, из которых золотых дел мастер сделал ожерелье. И не нашлось на их улице, а живут они в чудесном месте, никого, у кого было бы более красивое ожерелье…
Средняя, Чо, стала супругой младшего судьи.
Хороший мальчик.
Его отец служит при дворе Наместника и всем понятно, что сыновья его сделают карьеру…
…а вот Юкико…
Отец ее испортил своими разговорами о любви… и госпожа Мисаки, верно, размякла, если позволила этим разговорам быть в ее жизни. И к чему все привело?
Нет, сперва ей понравился этот молодой человек, который зачастил в их дом.
По обхождению его, по манерам, по одежде видно было, что он вовсе не так уж прост, каковым хотел казаться. После госпожа Мисаки выяснила, что этот негодяй и вправду происходил из весьма знатного рода, что пробудило в душе ее особые надежды.
Дочь могла войти в этот род, если бы…
…если бы была умнее.
Если бы вела себя сдержанней.
Если бы…
Да, госпожа Мисаки не сочла нужным вмешиваться в отношения… и любовь? Пускай себе, если это любовь к достойному человеку… но что Юкико подарила ему не только поцелуй, выяснилось, когда негодяйку стало мутить по утрам.
Она беременна.
И понятно, почему господин… имя? Разве это важно? Важно, что он отказался брать в жены развратную девку, и это его право. А Юкико — позор рода, от которого госпожа Мисаки желает избавиться, но, само собой, приличным образом.
Она готова даже понести некоторые расходы.
Десять цехинов.
Этого мало? Но ведь Наместник платит из казны за содержание женщин, а Юкико ест мало… и работать сможет быстро, если ребенка убрать.
Куда?
Об этом не госпоже Мисаки думать.
Она вовсе желает забыть о неудачной своей дочери. Муж? Муж изволил несвоевременно отбыть в Цихун, откуда вернется разве что к зиме. Он не будет против.
Он понимает, сколь важно для госпожи Мисаки доброе имя…
…Юкико была тихой.
И вправду, дитя снега. Ее кожа была бела и без рисовой пудры. Круглое личико с еще детскими чертами и застывшим в глазах удивлением, будто она так и не поверила до конца, что все это случилось с нею.
Ее мутило по утрам.
И днем тоже.
И порой она вовсе не вставала с постели, то ли от дурноты, с которой не умела справиться, то ли от другой, внутренней боли. И Иоко ничего не могла поделать.
Она сама готовила травяной отвар из коры ивы и корней валерианы, добавляла щепоть ромашкового цвета и толику слов, услышанных от старой няньки. Она приносила отвар в комнатку Юкико и, опустившись на циновки, разливала ее по чашкам.
Не церемония.
Она раскладывала рисовые колобки и полупрозрачные куски желе из водорослей, но Юкико почти не прикасалась к пище. Она и вправду считала себя виноватой.
…сложно придется.
Одна я бы выжила.
Наверное.
Я ведь привыкла быть одной, в том, в своем мире, а здесь… мне придется иметь дело с женщинами, которым нужна профессиональная помощь. А что я знаю о психологии?
Всегда считала ее глупостью.
…Араши…
Вот уж действительно, дитя бури. Здесь, кажется, умеют давать правильные имена. Или наоборот? Имя определяет судьбу…
Ее привела тетка.
Крупная женщина с набеленным лицом, с зонтиком, который она держала крепко, будто опасаясь, что его украдут. Хотела бы я взглянуть на безумца, рискнувшего связаться с госпожой Рани.
— Вот, — второй рукой она держалась за узкое плечико юноши. — Заберите ее. Я заплачу столько, сколько скажете…
Юноша оказался девушкой.
…она была единственной дочерью брата госпожи Рани. Славный воин, известный мастер меча, к которому ученики приходили со всех Островов, он совершил в жизни одну ошибку: женился на слабой женщине. Почему слабой? А сильная не умерла бы в родах, оставив мужа наедине с младенцем.
