Незваный гость (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна (бесплатные полные книги .TXT) 📗
– Обойдешься, – хмыкнул Семен, – и страдать будешь вместе со всеми. Дама у него, фу ты ну ты. Я нынче соломенный вдовец,ты, верный друг, мою беспросветную тьму будешь развеивать как солнечный зайчик.
– Как лучик, - тоненько пропищал Эльдар и добавил совсем уж глумливо. - Сеня-а!
Крестовский рассмеялся и хлопнул его по плечу:
– Ваньку сейчас, другого нашего соломенного вдовца,из приказа заберем, он в последнее время чуть не до ночи в кабинете засиживается, да отправимся кутить.
Мамаев подумал, что дам в Мокошь-граде ещё много.
Зорин сидел за своим столом и встретил друзей рассеянным взглядом.
– Колдовал? - Семен сдернул с вешалки иванову шинель. - И, судя по всему, преизрядно. Собирайся.
Иван Иванович противиться не стал, движения его были преувеличенно осторожны:
– Да Гелюшке давно амулет один обещал исполнить, он как раз ей в Крыжовене пригодится.
– Амулет? - Крестовский покачал сокрушенно головой. - Сначала в побрякушку силы лил, а после по ветру Попович отправил? Ванька,ты в обморок сейчас брякнешься.
— На воздухе полегчает.
На воздух Ивана Ивановича выводили под руки, он запрокинул к небу бледное лицо и поймал губами снежинку:
– В баньку бы сейчас, да чтоб веником березовым отхлестали.
Крестовский друга поддержал:
– Либо можжевеловым.
– Могу предложить розги, – хмыкнул Мамаев, – немедленно и даже мокрые.
Εго обозвали басурманином, поспорили, где именно пар жарче да банщики рукастее, пришли к выводу, что мокошьградские бани – одно расстройство, посему души не успокоят, и решительно отправились в ближайшую ресторацию.
Эльдар по дороге отлучился ненадолго, чтоб дама попусту его не ждала , и, когда присоединился к друзьям за накрытым столом в «Жарю-парю»,те уже изрядно захмелели.
– …даже не попрощался, - говорил Ивану Крестовский, - болонку Брюта отыгрывал.
– О Γеле разговор? – присел Мамаев, кивая разносчику, чтоб принес ему квасу. - Она, кажется, затруднения твои поняла.
– Лучше б не понимала, - криво улыбнулся Семен, - лучше б сцену ревности устроила, Γоловиной в волосы вцепилась,или мне.
– Африканских страстей возжелалось?
– А если бы и так? – горячился Крестовский. - Если мне надоело таиться? Как дети малые, право слово, любое словечко с оглядкой, что люди подумают. Надоело. Канцлер ещё этот яд в уши льет. Ах, Семушка, послушай старика, не мальчик ты уже, о семье пора задуматься…
– Партию какую тебе присмотрел? - Если бы собеседники Мамаева были чуть более в форме, тон этого вопроса заставил бы их насторожиться. – Родственницу свою дальнюю?
Ответить Крестовский не успел, Иван вдруг хлопнул себя по лбу:
– Вспомнил, на что аркан твоего Блохина покойного похож.
– На что же?
– Посмотреть еще надобно… Эх, жаль, письмо в приказе осталось. Вернуться? Не к спеху , если я прав, Гелюшке это все одно не пригодится.
– Что за амулет ты ей изготовил? – Выслушав ответ, Семен изобразил аплодисменты. – Браво! Попович этим преимуществом воспользоваться не преминет.
– Думаешь, сдюжит?
– Уверен. Давай теперь про рунные плетения рассказывай.
Беседа со страданий сердечных свернула в служебное русло,и задуманной душевной попойки не получилось, Эльдар не раз пожалел о несостоявшемся свидании с очень дальней родственницей Юлия Францевича.
За ночь щиколотка распухла и в ботильон помещаться не желала. Перфектно! И что теперь делать прикажете? Часики тикают, а работа на месте стоит? По уму мне с такой неприятностью дней пять в постели с задранной ногой лежать надобно.
– Валенки? – предложила Дуняша жалостливо. - И Антипа с санями сей момент кликну.
– Давай валенки, - я вызвала в памяти накарябанный по объяснениям хозяйки план города. – А с извозчиком погоди, до главной площади, на которой все присутствия расположены меньше квартала , ежели с Архиерейской на Чистую свернуть,так вообще рядом.
– Лучше не на Чиcтую, – служанка протянула мне обувку, - а в Сапожный проулок.
– После мне надо посмотреть квартиру, где покойный Блохин проживал.
– Так при приказе казенка за ним была, на верхнем этаже.
– Ты лично его знала?
– Куда нам, - хихикнула Дуняша. – Степан Фомич по другим девкам выступал.
Она оглянулась на запертую дверь хозяйской спальни, Захария Митрофановна , как я уже знала , почивала обыкновенно до обеда,и продолжила шепотом:
– По продажным, в веселый дом хаживал.
– Неужели? А постоянная дама сердца у него была?
– Почем я знаю, - шмыгнула Дуняша носом, - только ходок он был знатный, многие барышни не прочь были бы с ним закрутить, особливо после газеты.
– Какой ещё газеты?
Вчера я попыталась расспросить о Блохине хозяйку, но та лишь отнекивалась, знакомства с покойным приставом не водила, услугами ее он не пользовался. Я ей не поверила, но решила пока не давить. Успеется.
– С портретом! И прямо под портретом написали : его благородие Блохин С.В.
Ни названия газеты, ни точного времени публикации Дуняша припомнить не смогла, год назад,или раньше. Это было досадно, мне хотелось представить внешность объекта.
– В храме посмотрите, - сказала девушка. - Эту карточку господин Ливончик у себя выставил.
– Γде? - растерялась я. - В храме?
– У торговых рядов вот такенными буквами вывеска : «Фотографический храм искусств Ливончика».
Дуняшу я поблагодарила, отметила про себя, что девушка не глупа,и будет полезна. А ещё заметила, что обувь Захарии Митрофановны, стоящая в сенях, принадлежит вовсе не домоседке, которой хозяйка накануне мне представилась. Каблуки сточены от постоянной ходьбы.
Крыжовень при свете дня оказался городком богатым и своим богатством кичащимся. Собор блестел золочеными куполами, лавки хвастались вычурными вывесками, добротные фонарные столбы украшало кружево ковки, а немногочисленные прохожие одеты были нарядно, с преувеличенным провинциальным шиком. В валенках была лишь я да деревенские тетки,торговавшие с дощатых лотков продуктами личного хозяйства. Я прохромала по периметру главной площади часа за полтора. Из распахнутых настежь дверей биржи вырывались клубы пара и возбужденные голоса, я туда заглянула, с десяток мужчин махали друг на друга бумажками. Вот ведь бывает такая служба суматошная.
Вывеска «Фотографический храм искусств Ливончика» написана была «вот такенными буквами», но в пять строчек. Салон располагался в столь узком домишке, затиснутом с двух сторон другими зданиями, что даже слово «фотографический» пришлось разбить переносом. В витрине были выставлены с десяток портретных карточек, морозные узоры на cтекле осмотру мешали, я чуть не носом в него уткнулась. Не то. Все не то. Какие-то декольтированные дамы, детишки с дорисованным румянцем, котята в лукошке, бравый гусар, нашивки не о чем мне не говорили, и я решила, что костюм маскарадный.
– Могу чем-нибудь помочь прелестной барышне? - колокольчик на двери звякнул и худощавый средних лет гнум в сером сюртуке повел приглашающе рукой.
– Господин Ливончик? - улыбнулась я. - Примите восхищение вашим талантом.
– Желаете портрет?
Я прикинула наличность, к приказному казначею перед отъездом забежать не успела,так что рассчитывать могу только на свои сбережения. Гнум небольшую заминку воспринял однозначно:
– Я вас умоляю, барышня! Оставите мысли о презренном металле, хорошеньким женщинам они не к лицу, Ливончик даст вам скидку, ваша карточка станет украшением гостиной для многих поколений ваших отпрысков, молодой человек, которому вы вздумаете ее подарить, немедленно падет на колени и предложит все богатства мира!
– Скидку? - переспросила я, ухватив главное.
— Ну вот опять! – он всплеснул короткими ручками. - Не думайте о деньгах.
Торговались мы вдохновенно, сперва на улице, пока фотограф окончательно не замерз, после переместились в салон,темную комнатушку с аппаратом на треноге и драпированной глухой стеной. Слегка отогревшись, гнум огласил прейскурант, я изобразила обморок.
