Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читать полную версию книги TXT) 📗
Вокруг высились стены, они превращались в гигантские колючие заросли, но тернии застывали ножами, впивались в кожу, резали и разрывали. От нее, вновь безымянной, оставался обглоданный скелет. Голые кости продолжали движение, куда-то вперед. А ножи все резали и резали ее. И в непроницаемом тумане звали голоса: «Назови меня по имени! Дай мне имя!»
О чем они твердили? Призрак не понимал, а потом вновь чьи-то возгласы возвращали к реальности, к корабельной качке и пропотевшей подушке:
— Попей, попей, пожалуйста! Иначе хозяин убьет меня.
Рядом хлопотала смуглая хрупкая девушка с раскосыми глазами, в которых читался неизменный ужас. Она озиралась на дверь и вновь подносила ко рту питье и еду. Котена безвольно повиновалась, но она не принадлежала больше этому миру. Она ушла следом за своей судьбой и песней. Улетела! И не хотела возвращаться.
Тьма поглощала ее все больше, тянула бесконечные липкие щупальца, обвивала руки и ноги, заползала под кожу, дробила кости. И наступал вечный холод. Дух скитался по задворкам мирозданья, дух искал половину себя, как голос для песни, свет для дня, тепло для лета. У духа осталась лишь половина себя — одна рука, одна нога. И осколок сердца. Он носился в поисках остального, он кричал от нестерпимой боли.
— Попей, умоляю, — отрывал от поисков тихий голосок. Кто-то приходил, громко топал, затем обычно доносился звук глухого удара и жалобный девчачий визг.
— Эта тварь обязана выжить, заставь ее, — твердил кто-то, захлопывая с грохотом дверь. Все стихало, оставался бессильный полудетский плач. Все эти звуки мешали, они отвлекали.
Возвращения становились пыткой с привкусом меда и молока, еще в рот нацеживали сок каких-то ягод, тоже приторный и липкий. Нет, духу не нужна пища, у духа нет половины, не о еде ему думать. И вновь он погружался в свои скитания. Возможно, так и выглядел Хаос, самое его сердце: вокруг расплескивалась темнота, множество смутных очертаний. Возможно, в это место попадали все почившие создания Хаоса. Людям обещали благую обитель возле десяти милосердных духов и вечный свет. Но в этом месте висела непроглядная мгла, и застывала ледяная звенящая тишина. Безмолвие самой гибели.
Вдали показался свет, но не радостный, не теплый, а холодный и угрожающий. С одной стороны он мерцал желтым, а с другой — красным. Змей, поняла Котена. Змей из сердца Хаоса.
Посреди между огоньками его глаз клацали жадные клыки, каждый из которых напоминал огромную заостренную колонну. Змей занимал все пространство вокруг, а лесом кинжалов был его хвост. Он разрывал лапами надвое тело духа и целые миры. Колоссальные когти впивались в землю, оставляя отметины, взрыхляя горы, вспенивая моря. Змей — Разрушитель миров. И один на один с ним остался маленький дух, вернее, только половина, только осколок без песни. Он не ведал, что противопоставить безмолвию, не знал, как сражаться со Змеем, чтобы вновь узреть свет. Змей же неподвижно глядел на новую жертву и загребал лапами, чтобы поглотить добычу.
В его пасти уже лежал человек, вернее, повис в сумрачном мареве. «Назови мое имя! Имя!» — твердил он со стоном, и голос сливался единой мукой, неспособной нарушить торжество тишины. Имя… Почему же она позабыла имя? Почему же их столько связывало, но не хватало сил, чтобы закричать, отогнать образ их общего исчезновения. Пасть раскрылась и сомкнулась заваленной пещерой позади скользнувшего внутрь духа. Уже не страшно. Уже не больно. Дух знал, что это его часть попалась Змею, его половинка, его осколок единой судьбы. Без него, безымянного и растерзанного, не было смысла уходить из темноты.
«Просто назови мое имя, пожалуйста! Дай мне новое имя, если старое не помнишь!» — умолял умирающий. Дух помнил имя, конечно же помнил. Но отчего же медлил? Отчего же не хватало ему сил сразиться с тишиной?
Губы медленно шевельнулись, хотя Змей все злее сжимал клыки. Еще мгновение — и память угасла бы навсегда. Нет! Нельзя! Ни за что!
— Вен… Вен Аур! — выкрикнул дух. И оба обрели имена. Котена покинула пасть Змея, а Вен Аур затерялся во мраке, растаяло человеческое тело. Котена лишь увидела в отдалении болезненно изогнутый силуэт волка с короной из ветвей, тот образ, в котором он родился. Котена протянула руки к Вен Ауру, силясь вырывать его из плена, но схватила лишь воздух.
— Ты очнулась, — одновременно благодарно выдохнула маленькая девушка, сжавшись у скорбного узкого ложа. — Господин Вхаро! Господин!
Служанка кинулась к дверям, чтобы доложить о выздоровлении пленницы. Котена устало прикрыла глаза, однако больше не теряла сознания. Ее мутило от качки и слабости. Она смутно помнила, как в детстве облазила весь корабль отца. Он охотно показывал все потаенные его места, рассказывал, как называются паруса, правда, маленькая девочка ничего не запомнила. Теперь слишком взрослая Котена безразлично отмечала, что лежит где-то в каюте. Судя по скрипу снастей и наклону кровати, корабль преодолевал нешуточные волны.
— Мы идем по Круглому Морю? — догадалась пленница. Как же не нравилось вновь называть себя именно так! Жена — это радостное прозвище, жена Котена, мать Котена. Если бы еще стать матерью, если бы… Вен Аур остался жив. Теперь она просто пленница на корабле Вхаро, расколотая, изгнанная, бесконечно одинокая, не имеющая сил и смысла дальше бороться.
— Да, — сказала вернувшаяся служанка. — В Империю Велла.
— На рынок живого товара, — заключила Котена, безразлично уставившись в потолок. Лучше бы она не просыпалась, лучше осталась в ужасах темноты вечно сражаться со Змеем, вечно отвоевывать у него Вен Аура.
Теперь же она распласталась раздавленной лягушкой. Она больше не слышала песню. Боль от утраты не прорывалась слезами, не находила выхода в стонах или гневе. Котена просто лежала на спине, скрестив руки на животе, как труп в гробу. И чувствовала себя живым трупом. Молоко, мед и вода вернули ее в мир живых, но душу ее Вхаро отправил в мир мертвых. Он знал, как отомстить по-настоящему. Именно ей, а не Вен Ауру, потому что почившим уже все равно. Много больнее тем, кто остается.
— Не бойтесь. Вхаро обещал продать вас султану! За большие деньги, — где-то над ухом увещевала глупая служанка. Султану. Продать. Значения слов не улавливались. Продать султану Империи Велла. Ах да, у них же еще не запретили работорговлю, а правители имели по множеству жен. Из Империи Велла и происходил отец Котены. Торговый гость Юлкотеон, назвавший дочь в свою честь лишь за тем, чтобы покинуть.
— Это я, считайте, на «родину» возвращаюсь! — хохотнула она, нервно дернувшись всем телом. Но она выгнулась, как от удара плетью.
«Почему все так? Почему?» — думала Котена, ощущая на месте сердца совершенно пустое место. Она приложила к груди руку и подивилась, что там, под клеткой ребер, еще что-то колотится. Зачем? Что за нелепость! Она умерла вместе с мужем. И лишь в горячечном сне вновь встретилась с ним, тянула к нему руки и даже помнила, как коснулась теплого меха маленького волчонка с короной из ветвей. Она посмотрела на свои ладони в поисках шерсти, но руки оказались пусты, истончившиеся, отливавшие восковой зеленью. Котена недоуменно рассматривала собственные пальцы, когда дверь в каюту распахнулась.
— Хе-хе, кто очнулся-то! — прорезал слух отвратительный торжествующий голос. Вхаро стоял на пороге. Облаченный в алый парчовый халат, он позвякивал нелепой золотой цепью с крупными необработанными самоцветами. В таком виде он напоминал заморского торгового гостя, а не чудовище, которое лишило Котену судьбы и желания сражаться за саму себя.
Она лишь монотонно повернула голову. Присутствие убийцы Вен Аура не отзывалось привычным гневом, как не возникало и желания отомстить. Котена с безучастным ужасом поняла, что видит во Вхаро… саму себя. Теперь-то она слышала тот мерзкий звук, который постоянно исходил от него вместо песни. Вернее, не звук — тишину. То, что приносил Змей. Тишину погибели, тишину пепелища.
— Я обещал, что доставлю редкость для гарема султана — я ее достал, — между тем, усмехался Вхаро.
