Тень и искры - Арментроут Дженнифер (книга жизни TXT, FB2) 📗
– Почему это тебя… огорчает? – спросил Эш.
Я резко повернула к нему голову и прошептала:
– Что?
Он опустил подбородок.
– Ты огорчена…
– Я раздражена…
– Да, это тоже. Но еще ты чувствуешь…
– Нет. – У меня упало сердце. – Ты же не читаешь мои эмоции?
Он ничего не сказал, и меня стрелой пронзил гнев.
– Кажется, ты говорил, что не делаешь этого.
– Я стараюсь. Но, видимо, мои щиты опустились. То, что ты чувствуешь, похоже на… – Он пытался подыскать слово, и я безмолвно закричала. – Я не смог это заблокировать.
Я громко вдохнула. Не хочу, чтобы он знал, как огорчили меня его слова. Не хочу, чтобы вообще кто-то об этом знал.
– Есть еще правила?
– Не совсем правила, – сказал он некоторое время спустя. – Но мы должны обсудить твою коронацию как моей супруги.
Внутри все перевернулось. Я не знала, почему занервничала.
– Когда это будет?
– Через две недели.
Две недели. Боги. Я сглотнула и сложила руки на талии.
– Как это будет проходить?
– Будет празднование, – ответил он. – Придут высшие боги из других дворов. Возможно, даже Первозданные. Ты будешь коронована перед ними. – Он обвел меня взглядом. – Я пришлю портниху из Лифи, чтобы подобрать тебе подходящее платье.
Я напряглась.
– Лучше, если это платье не будет похоже на свадебное.
– У меня нет намерений выставлять тебя перед всем двором и остальными жителями Илизиума, – сказал он, и я не могла отрицать, что почувствовала облегчение. – И еще она поможет тебе с гардеробом.
Я кивнула, мысли пустились вскачь.
– А я?.. – Я набрала побольше воздуха и медленно выдохнула. – Меня вознесут как Избранных после того, как признают достойной?
Под его кожей пробежали тени. Так быстро, что, наверное, мне просто показалось.
– Что ты знаешь о Вознесении, льесса?
Я пожала плечами.
– Не так много, кроме того, что Первозданный Жизни дарует Избранному вечную жизнь.
Черты его лица напряглись, а затем смягчились.
– И как, по-твоему, возносятся?
– Не знаю. Это держится в строгом секрете.
В его глаза просочились слабые клубы итера.
– При Вознесении нужно полностью осушить кровь смертного и заменить ее кровью Первозданного или бога. Это не всегда проходит удачно, – сказал он, и я вспомнила о боглинах и их Отборе. – Но Избранные рождаются в покрове. Они уже несут в своей крови некую отметку – немного божественной сущности. Это позволяет им пройти Вознесение.
Я перевела взгляд на его рот. Что происходит со смертными после Вознесения? Я знала, что они не становятся богами, но у меня был вопрос поважнее.
– А меня будут возносить?
Итер в его глазах вспыхнул сильнее.
– Тебя не будут возносить. Ты останешься смертной.
По мне прокатилась волна удивления. Хотя я знала, что не имеет значения, вознесусь или нет. Я не планировала, что мы оба проживем достаточно долго, чтобы постичь бессмертие. Но он этого не знал.
– Как ты можешь иметь смертную супругу? Такое когда-нибудь бывало?
Если да, то не попало ни в какие документы.
– Смертных супруг никогда не было. Но это не твой выбор. И не мой, – заявил он. Я почувствовала себя отвергнутой. Так нелепо, что захотелось дать самой себе пощечину. – И я бы никогда не заставил никого жить в этом практически вечность.
В этом.
Он выплюнул эти слова, словно говорил о Бездне. Мгновение ничего не понимала, но я ведь многого не знала об Илизиуме и его устройстве, о богах и Первозданных, которые переходят границы дозволенного, и какими могут быть последствия, помимо тех, что я видела по пути в замок.
И тем не менее это тоже было не важно. Мне не нужно, чтобы он меня возносил. Только чтобы в меня влюбился.
Нервничая, я подняла на него взгляд.
– Есть еще правила, ваше высочество?
На его лице опять появилась эта полуулыбка, выводя меня из себя.
– Почему меня возбуждает, когда ты меня так называешь?
– Потому что ты надменный и властный женоненавистник? – предположила я прежде, чем смогла остановиться.
Эш рассмеялся, и поле моего зрения, казалось, начало заволакивать красным.
– Я надменный и иногда могу быть властным, но я не испытываю ненависти к женщинам, и мне не нужно контролировать их больше, чем мужчин.
Я бесстрастно уставилась на него и повторила:
– Есть еще правила?
– Ты злишься… нет, я не читаю твои мысли. Это очевидно.
– Да, я злюсь. – Я отвернулась от него и двинулась вдоль полок. – То, что ты называешь договоренностями, – это правила, а я не люблю правила.
– У меня и в мыслях не было, что ты их любишь, – заметил он.
– Мне не нравится, что ты решил, будто можешь устанавливать правила, словно у тебя есть…
Здравый смысл наконец вернулся ко мне и заставил замолчать.
Эш выгнул бровь.
– Словно что, льесса? Словно что у меня есть? Власть? Это ты собиралась сказать? И замолчала, когда до тебя дошло, что так оно и есть?
Я сжала губы. Не поэтому, хотя, наверное, следовало замолчать именно по этой причине.
– У меня есть власть. Над тобой. Над всеми здесь и над всеми смертными в этом царстве и за его пределами, но эти условия я ставлю не поэтому, – сказал он, а я как раз дошла до конца полок и остановилась у портретов. – А чтобы помочь тебе оставаться в безопасности.
– Мне не нужна такая помощь.
Я подняла взгляд на портреты. На одном был изображен мужчина. На другом – женщина.
– Один из самых смелых поступков – принять помощь других.
– А ты так поступаешь?
Я рассматривала женщину. Красивая. Розовая кожа, ярко-рыжие волосы, почти как у Эйос, обрамляли овальное лицо. Густые брови, пронзительные серебристые глаза. Высокие скулы и полные губы.
– Ты часто принимаешь помощь других?
– Не так часто, как следовало бы. – Его голос раздался ближе.
– Тогда ты, возможно, не знаешь, смело это или нет.
Я перевела взгляд на мужской портрет. Хотя я предполагала, чьи это портреты, но оказалась не готова к тому, как сильно он похож на Первозданного, стоящего позади меня. Черные волосы до плеч – чуть темнее, чем у Эша, и такая же бронзовая кожа. Те же черты лица. Мощная челюсть и широкие скулы. Прямой нос и полный рот. Это было как смотреть на постаревшую версию Эша, не такую утонченную благодаря более мягким чертам, которые тот унаследовал от матери.
– Это твои родители?
– Да. – Он стоял прямо за моей спиной. – Это мой отец. Его звали Эйтос.
Я мысленно повторила имя.
– А это моя мама. – Эш остановился рядом со мной, и прошло долгое мгновение. – Я помню отца. Его голос. С годами воспоминания тускнеют, но я все еще вижу его, когда закрываю глаза. Благодаря портрету я знаю, как выглядела мама.
Горло обожгло, и, стараясь подавить это ощущение, я скрестила руки на груди.
– Это трудно… видеть ее мысленно, правда? Когда ты не стоишь перед портретом?
– Да.
Я чувствовала на себе его взгляд.
– В личных покоях мамы висит портрет моего отца. Единственный, который сохранился. Это странно, потому что портреты других королей висят в пиршественном зале. – Я сделала глубокий вдох, надеясь смягчить жжение в горле. – Я решила… что маме больно смотреть на него. Она его любила. Была в него влюблена. Когда он умер… наверное, он забрал с собой какую-то часть нее.
– Могу себе представить. – Эш помолчал. – Любовь – это ненужный риск.
Мое сердце тяжело заколотилось. Я посмотрела на него.
– Ты в самом деле так думаешь? – Я подумала об Эзре и Марисоль, и с моих губ сорвалась правда – только не наша правда. – Я думаю, что любовь прекрасна.
– Я это знаю. – Эш смотрел на родителей. – Мама умерла, потому что любила моего отца, умерла, когда я был еще в утробе.
Я застыла, услышав эти слова. Мое сердце замерло.
– Вот почему меня назвали Благословленным. Никто не понимает, как я пережил такое рождение.
Мне сдавило грудь.
– Любовь стала причиной их смертей задолго до того, как оба испустили последний вздох. Еще до того, как отец познакомился с матерью. Любовь – прекрасное оружие, которым часто пользуются, чтобы управлять другими. Она не должна быть слабостью, но становится ею. И платят за это невинные. Я никогда не видел от любви ничего хорошего.