На краю одиночества (СИ) - Демина Карина (лучшие книги txt) 📗
От желания любви.
Той любви, в которой ей было отказано.
Чудовищная трагедия в родной семье. И чужая, куда Елена была отдана на воспитание. Строгость сестры, равнодушие брата. Ранний брак и жестокость мужа, который оказался вовсе не таким, как Елена рассчитывала. И вновь же… непонимание.
Безразличие.
Разве… разве можно судить несчастную за то, что она хотела стать чуть более счастливой? А что любовник обманул, так… разве она могла догадаться о том?
…попытка отравления?
Помилуйте… она всего-то надеялась сбежать. Знала, что брат не одобрит ее выбор…
Всхлип.
И кружевной платок.
…а ей так хотелось семью. Нормальную. Чтобы дом и дети… счастье женщины в детях… и вот оказывается… Димочка передал ей снотворное.
Она убеждена была, что именно снотворное…
Таржицкая держалась куда как хуже. Она побледнела, осунулась. И постоянно мяла в руках платок, глядя исключительно на него.
Отвечала невпопад.
И выглядела жалкою. А еще виноватой.
…были и другие. Хмурый купец, искренне недоумевавший, как вышло так, что он, человек многоуважаемый, вдруг оказался на скамье подсудимых. Он шевелил густыми бровями, оттопыривал губы и кривился, кривился…
Нет, он не желал доводить дело до смертоубийства.
Он лично вот вовсе никого не убивал. И свидетели есть, что проклятой той ночью он чаевничать изволил в компании супруги и собственной троюродной сестрицы, которая в доме приживалкою обреталась. А что уж там приказчики говорили…
…нанимал?
Нанимал, как есть нанимал… попугать думал и только. А как уж оно пошло… наемники говорят? Они, чтоб срок скостить, и не такое выдумают…
…худощавый нервный господин неопределенного рода занятий морщится. Он тоже не испытывает ни чувства вины, ни раскаяния.
Подстрекал к бунту?
Разве ж возможно. Он лишь говорил с людьми о делах нынешних, а что там эти самые люди придумали, так он не отвечает за чужие выдумки.
Сам он вилы в руки не брал.
И вовсе отбыл из города. А разговоры… разве ж можно за разговоры сажать-то?
Молчаливый мастеровой, глядевший исподлобья, упрямо, будто не желавший признавать, что был неправ. Он потерял подмастерье, мальчишку пятнадцати лет, и смерть эта заставляла его лишь сильней стискивать кулаки, потому как виноваты в ней были маги.
Маги и только они.
А люди честные, они же правды хотели… и в это человек верил.
Кто-то плакал.
Каялся.
Кто-то крестился широко, размашисто, заверяя, что больше никогда…
…и Анна терялась, не понимая, как вышло так, что все эти, столь разные по сути своей люди, вдруг объединились в желании убить людей других, с которыми, если подумать, они и знакомы-то не были. А главное, что суд этот, о котором вновь же поползли слухи и весьма неприглядного свойства, заставил город замереть.
Насторожиться.
И в настороженности этой Анне виделась все та же ненависть.
– Не понимаю, – она с наслаждением вдохнула горячий воздух, который обнял, согрел, утешая Анну. – Почему они винят вас?
Люди, которым было разрешено присутствовать на процессе, покидали здание суда неспешно. Кто-то останавливался, завидев Анну и ее мужа, кто-то, напротив, спешил убраться подальше и от судейских, и от некромантов, кто-то плевал под ноги.
Смотрел исподлобья, и во взгляде этом Анне мерещилось обещание.
– Потому что в ином случае придется признать, что виноваты они сами, – Глеб спускался медленно, опираясь на трость. Ноги его еще слушались плохо, правая и вовсе отказывалась сгибаться, отчего походка Глебова стала нехорошею, ковыляющей. – А это тяжело. Куда проще найти врага…
Алого монстра, которого не задело ни разломом, ни огнем, люд спешно огибал, будто опасаясь, что мотор причинит им вред.
Не причинит.
Уже завтра его отправят в Петергоф, чтобы там прицепить к составу, который пойдет на Север.
Их ждут.
И ждут, как виделось Анне с немалым нетерпением. Письма вот едва ли не каждый день приходят.
…дом готов.
…и планы на строительство тоже. Земля расчищена, фундаменты залиты, и стены будут возведены в кратчайшие сроки…
…новые оранжереи, которые, как Анне обещали, будут не хуже императорских, а то и лучше, просторней…
…дома для наставников.
…и темные, что заглядывали в полуразрушенный дом с явною опаской, чтобы после покинуть его весьма и весьма поспешно. Они повиновались Деду, но сами не слишком верили в успех затеи, а Глеб устал кого-то убеждать. Приезжали и люди. Кого-то присылал Никанор, и эти были мрачны, полны решимости совершить невозможное. Кто-то сам решался, чтобы после уверить себя же, что отступить всегда можно. Кто-то…
…не важно.
Главное, что им будет, где жить.
И детям тоже.
И Анне… и надо лишь дождаться окончания суда.
Недолго уже.
– Видишь, – Елена сбежала по ступеням, чтобы остановиться в шаге от Глеба. Он ощутил резковатый запах ее духов, и подумал, что совсем не знает эту женщину, что, пусть связанная с ним узами крови, она все же чужда настолько, насколько может быть чужд пониманию другой человек. – Я и сама справилась.
Она сдернула шляпку, тряхнула головой, будто желая избавиться сразу от всех шпилек в прическе.
– Что? Ты и вправду думал, что меня посадят?
– Нет.
Она обмахивалась шляпкой и чего-то ждала. Смотрела. Хмурилась. Постукивала ножкой. А люди огибали их, то ли опасаясь приблизиться, то ли брезгуя.
– Слышала, ты собираешься на Север? И охота тебе в такую глушь переться?
– Я открыл счет в банке.
– Это хорошо. Хоть до чего-то ты додумался. И каково содержание? Надеюсь, ты понимаешь, что молодой женщине необходимо отойти от всего этого… кошмара.
Дрогнула нижняя губа, а в руке появился белоснежный платочек, который поймал слезинку.
– Полтора миллиона. Это треть от всей суммы, которую я получил после смерти отца. Еще треть уйдет Наталье.
Светлые глаза полыхнули радостью.
– Однако, пользуясь своим правом главы рода, я отказываю тебе и твоим детям в праве наследовать, как титул, так и прочее имущество, движимое и недвижимое. Вместе с деньгами ты получишь договор, который подпишешь.
– А если нет? – слезы исчезли.
И взгляд стал цепким, внимательным.
Как Глеб не замечал прежде?
– Если нет, то, вновь же, пользуясь своим правом главы рода, я выдам тебя замуж. И передам право распоряжаться твоим имуществом, включая ежемесячное содержание, твоему же супругу. И уже он подпишет договор с отказом. А пока я буду искать кого-то в достаточной мере стесненного, чтобы закрыть глаза на твой характер, ты поживешь в какой-нибудь тихой обители. Думаю, Наталья поспособствует.
А вот теперь черты ее лица исказила ярость.
Первобытная.
Дикая.
– Ты не посмеешь…
– У тебя есть выбор.
– Глеб, – она справилась со злостью, чтобы вцепиться в рукав, прижаться всем телом, дохнуть в лицо сладким запахом духов. – Ты… ты же понимаешь, что я совершила глупость. С кем не бывает?! Или это она? Твоя жена? О да… как же… великая княжна… кто бы знал… в какой грязи и княжны… она все равно не сможет родить тебе наследника! Я ведь знаю, что проклятья выжигают в женщинах все, что ни один целитель не рискнет. Не возьмется. И что… у тебя не будет своих детей, если ты, конечно, не рискнешь сменить жену.
Высвободиться из цепких рук ее оказалось непросто. И Глеб лишь порадовался, что Анна не видит этого. Ей было бы неприятно.
– Что еще? Наталья? О да… матушка –настоятельница… на нее рассчитывать не стоит. И выходит, род прервется?
– Выходит, прервется.
– Вот так просто? И титул, и… остальное? И ты позволишь?
– Позволю.
Елена сделала шаг назад. И остановившись, покачала головой. Она прижала сцепленные руки к сердцу, вздохнула.
– Ты злишься, я понимаю. Но пройдет время и ты поймешь, что просто не имеешь права поступить так. Ладно я, но наш род… предки… дать ему исчезнуть лишь из-за своей злости?