По образу и подобию (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна (читать книги полные .txt) 📗
— Нет, я, — растерялась Алёна. — Я…
Олмьезовский понимающе кивнул. Вынул из кармана тонкий плисс визита, протянул:
— Возьмите. Здесь прямой код вызова, надумаете обратиться — прошу…
— Спасибо, — поблагодарила Алёна, пряча визит к себе в сумку.
Он встал, но Алёна задержала его внезапным вопросом:
— А скажите…
— Да?
— Тим — знает? — спросила она.
— Тим предупреждён. Но двойной контроль лучше контроля одинарного, согласитесь.
Позже, узнав нового приятеля получше, Алёна оценила дипломатичность учёного. Профессор не назвал Тима чёртовой бестолочью исключительно из врождённой вежливости и обретённой на первом телепатическом ранге железной привычки сдерживать свои эмоции.
— Последний вопрос, простите, — заторопилась девочка. — Вы не подскажете, где можно Тима найти? А то мы как-то не договорились, а я искала сегодня, и вот…
— Он работает на Третьей энергостанции, — любезно подсказал Ольмезовский. — Подойдёте к проходной, спросите, его позовут. Что ж, благодарю за вопросы.
Алёна кивнула. На том и простились.
Позже, уже сворачивая на дорогу к родной Белой улице, Алёна аж остановилась, восприняв наконец слова профессора: Тим работает на Третьей энергостанции! Значит, не такой уж он сопляк, каким пытается — и не без успеха! — выглядеть! Не четырнадцать ему и даже не шестнадцать.
Однако!
Дом встретил темнотой и безмолвием. В слепых провалах окон переливались оранжевые блики уличных фонарей, лили жемчужно-золотое сияние точечные светильники вдоль дорожки. Ночной туман наплывал прозрачными языками, оседая капельками влаги на траве, цветах, на камнях под ногами. А на кухне горел свет. Приглушённый красно-жёлтый, с фиолетовой трещинкой внизу, шарик детского ночничка, сохранившегося из тех, давних, времён безмятежного малышкового счастья. Алёна вздохнула и поплелась к лестнице.
Девочка осторожно проскользнула в дверь. Тихо сняла обувь, поставила сумку, вынула свой терминал из кармана. Чёрт, как поздно! А завтра снова вставать в семь…
В холле нарисовался этот… Огнев. Один. Сложил на груди могучие лапищи, сверлил взглядом, что твой бронебойный лазер.
— Что? — не выдержала Алёна. — Вы же обещали нервы не трепать!
— Тише, — поморщился он. — Рита спит, разбудишь.
Алёна заткнулась. Сунула терминал в карман, нацелилась в кухню. Надо что- нибудь сожрать, огневская стряпня тоже сгодится, к чёрту гордость, а то как-то в животе совсем пусто. Не догадалась в Экспо поесть.
— Иди сюда, — Огнев поманил её пальцев.
— Ну, что ещё…
— Иди, иди, — глаза его обратились в дула, Алёна почти почувствовала на лбу алую точку лазерного прицела.
Огнев показал её на дверь её же комнаты. Дверь была распахнута, внутри царил бардак и раскардаш, а самое главное, домашний терминал был включен и демонстрировал итоговую таблицу с индивидуальным рекордом одиннадцатой локации аэросладжа. Алёна мысленно застонала. Кося-а-ак! Слишком спешила утром, опаздывала, и вот нате вам, пожалуйста.
— Именно, — подтвердил её мысли Огнев. — И ладно бы ещё результат какой- никакой был, а то — так, — он прищёлкнул пальцами.
— А вы бы сами попробовали! — возмутилась она. — Там же такое…
— Тише, — поморщился он, — не ори… Поскольку ты первой нарушила уговор, теперь очередь за мной.
— Очередь? Какая ещё очередь? — не поняла она.
— Трепать тебе нервы, — пояснил Огнев. — Пойдём, поешь. И получишь на десерт.
Ничего не оставалось, кроме как признать его правоту. Нарушила уговор? Нарушила. Теперь получай…
— Я понимаю, — с отменным ехидством говорил воспитатель, — что сообщение в личку через мессенджер прислать иногда адски трудно. Но геолокацию-то зачем отключать?
Алёна молча жевала картошку с мясом, не ощущая вкуса. Геолокацию терминала она выключила, когда моталась в аэросладже. Ради анонимности. А включить обратно забыла. И возразить на упрёк было нечем: сама дура, сама виновата.
— Пришлось нашего диспетчера-второрангового просить, — продолжал Огнев. — Чтоб через инфосферу на тебя вышли. И я ей теперь должен. Зверски не люблю такие долги!
Значит, пока она дрыхла в лектории, диспетчер военной базы по просьбе Огнева посмотрел на неё глазами профессора Ольмезовского. А Огнев уже пересказал маме, что с непутёвым чадом всё в порядке. Зараза…
— Я интернатский, — сказал Огнев. — У меня не было матери. То есть, биологические родители были, конечно же, но они подписали контракт с Институтом без обязательств по воспитанию. Нормально. Я их не искал ни тогда, ни потом. И не хотелось. А вот большинство моих одногруппников росли в семьях. Я им отчаянно завидовал, но иногда жестоко не понимал. Однажды мой приятель, Сашка Белоглазов, нахамил в моём присутствии своей матери… Я тут же набил ему морду до кровавых пузырей, — он невольно потёр кулачище, вспоминая. — Никаких оправданий, что она сама виновата, лезет не в своё дело и постоянно командует, я не принял. Мать есть мать. Даже если она тебя сама не рожала.
Алёна угрюмо молчала. Как-то не получалось пропускать мимо ушей речь Огнева. Мораль в них наличествовала, причём аж скулы от неё сводило, но забить, как раньше, не получалось. Может быть, потому, что в словах маминого мужчины содержалась изрядная доля правды, неприглядной, как нечищеная картошка. Могла ведь сообщение кинуть, объяснить, где и почему, когда вернётся. И геолокацию включить. И по ночам не шарашиться в сетевых игрушках, хотя вот этого, наверное, не могла. Но хотя бы скрыть! Чтобы маме было спокойнее.
— Любят не словами, — подвёл итог Огнев. — Любят — делами. Слово, не подкреплённое делом, — пустой трёп. Имей в виду. Пригодится на будущее. Всё, спокойной ночи.
Он отлепился от стены, которую подпирал, и вышел из кухни. Алёна скорчила ему в спину рожу, но больше по инерции, чем всерьёз.
ГЛАВА 2
Тим нашёлся, как профессор Ольмезовский и говорил, на территории Третьей Энергостанции. Вообще, это были такие дальние выселки, монорельсовый поезд шёл два часа с лишним. Здесь уже значения окружающему пейзажу не придавали: ухоженными были только лужайки перед комплексом станции, а дальше тянулись косогоры, засыпанные гранитными обломками, между которыми пробивались упрямые цветы. Алёна узнала сальвию, аптекарскую ромашку, вездесущие ночные фиалки…
Тим появился из проходной почти сразу, словно ждал её визита. Всё такой же растрёпанный, руки в брюках. Но на бейджике под логотипом Объединённых Энергосистем значилось: Флаконников Тимофей, ведущий инженер. И золотая молния психокинетической паранормы. Знаки паранорм в служебное время обязаны были носить все, за исключением телепатов: эти не имели права вообще скрывать свой ранг и внутриранговую ступень никогда. Злые языки говорили, что, мол, даже в борделе…
— Привет, — жизнерадостно сказал Тим.
— Ага, привет, — отозвалась Алёна.
Они пошли по узкой дорожке вдоль обрыва, из которого поднималось смешное лиловое облако, похожее на пузатого человечка в шляпе-колпаке. Станция находилась на изрядной высоте, здесь даже воздух был другим, — прозрачным, холодным и резким, со вкусом целебных трав высокогорных лугов…
— А что у тебя за паранорма? — полюбопытствовала Алёна. — Я в справочнике не нашла никакого «о-нор»'а!
— Линия неограниченного психокинеза, — коротко объяснил Тим.
— Та самая, с побочными эффектами, которую перестали разрабатывать двадцать лет назад? — уточнила Алёна. — Вот это да. Так тебе двадцать с хвостиком, так, что ли? А выглядишь как пацан.
— Это один из побочных эффектов, — хмыкнул Тим, — внешний вид. Довольно безобидный эффект на фоне прочих, — он поддел носком камешек, подбросил его в воздух.
Камешек — осколок серого гранита, — взмыл вверх, перевернулся несколько раз и пролился на землю сверкающим дождём. Простучали по земле тяжёлые капли, выжигая траву и тонкий слой почвы до скалистого основания…
— А обидные — какие? — спросила Алёна, рассматривая проплешины, от которых отчётливо потянуло горелым.
