Хищное утро (СИ) - Тихая Юля (читаем полную версию книг бесплатно .txt, .fb2) 📗
lxvii
Следующий день был длинным и ужасно сложным, и последним тяжелейшим аккордом в нём была беседа с вдовой погибшего. Я выдавила из себя правильные, участливые слова, я обещала ей поддержку, а она смотрела мимо чёрными провалами глаз и молчала.
Её мучил этот разговор. И сказала она всего одну фразу:
— Я не стану вас благодарить.
А потом потушила зеркало.
Я с силой растёрла лицо, спустилась во двор и скурила четыре сигареты подряд.
— Приходи ко мне, — прожурчала Мирчелла, глядя на меня сочувственно, — мы можем спеть с тобой о любви.
— О Тьма! — Меридит закатила глаза. — Как может, как только может достойная дочь Рода Бишиг быть такой легкомысленной! Я запрещаю тебе являться Пенни. Ты совсем испортишь девочку.
— Ситуация очень непростая, — согласно кивнула Урсула. — Нужно как можно скорее…
К счастью, хотя бы Бернарда не было видно: я бы не выдержала сейчас, наверное, новой лекции о туберкулёзе.
Бульдог привстал на задние лапы, вытянулся и уткнулся носом в раскрытую ладонь. Я погладила холодную голову, почесала за сварочным швом, запустила пальцы в горящие силой чары. Они сплелись в сплошной клубок из тысяч знаков: кластеры и подсистемы, нити взаимосвязей, ядро искусственной «памяти», свёрнутой в мембранную спираль. Нашла кусок, отвечающий за движения морды; присела на корточки — и принялась доплетать в него новые описания, собирая Бульдогу умение угрожающе щерить капкан-пасть.
Чары всегда меня успокаивали.
Я так увлеклась, что заметила Ёши только тогда, когда моих рук коснулись обласканные ветром ткани халатов: он стоял на крыльце, сжимая в руке объёмный бумажный пакет с синим штампом какой-то незнакомой мне компании.
Поймав мой взгляд, Ёши отсалютовал мне этим пакетом и кивнул в сторону дома.
— Пойдёшь со мной?
— Что это?
— Бомбочки для ванны.
Наверное, лицо у меня сделалось очень глупое. Ёши смотрел на меня, как обычно, очень серьёзно и невозмутимо, и только на самом дне его глаз плескались смешинки.
Бомбочки. Для ванны. Какие, право слово, глупости!..
Меридит сунула в пакет свой длинный нос, сморщила его гадливо, поджала губы, — и даже садовый ручей и забота о «достойном впечатлении» были, кажется, забыты:
— Ты же взрослая женщина, Пенни! А не хулиганка, сбежавшая из яслей!..
Но то ли Меридит переоценивала мою взрослость и сознательность, то ли взрослые женщины всё-таки совершают иногда детские, глупые поступки, — так или иначе, Бульдогу пришлось и дальше обходиться без умения пугать людей страшной рожей, потому что уже через десяток минут я брякнула кольчугой о пол, а Ёши, одетый только в домашние штаны, перемешивал горячую воду с холодной.
Я давно перестала стесняться наготы, и своей, и его, — тем более что Ёши уделял моим сиськам так много внимания, как будто они всё-таки существовали; когда он устроился в ванне, я тронула пальцами воду и залезла внутрь, подтянула повыше колени, опёрлась затылком на его плечо.
Ванна была тесной и горячей — поднятая телами волна едва не перекатила за борт. Ёши целовал мою шею, а я рисовала у него на боку загогулины, расслабляясь и слушая гулкое, громкое сердце. Иногда мне казалось, что он умеет как-то замедлять вокруг себя время, — потому что оно не текло, кажется, так, как времени положено течь.
Потом Ёши всполз по скользкому дну чуть повыше, протянул руку и вручил мне бумажный пакет.
Бомбочки были детские, сделанные в форме корявых цветных зверей. «Выбирай», — щедро предложил Ёши и спросил, кто из них на какую горгулью похож. Я рассказывала ему иногда про своих созданий, про чары, про библиотеку заготовок и всякое другое; он слушал с интересом и восхищённо, как что-то инопланетное, рассматривал картотеку и огромные схемы из родовой библиотеки.
— Не знаю даже, что это такое, — фыркнула я, повертев в руках зелёную фигурку — от мокрых пальцев на ней оставались тёмные пятна. — С морды вроде как лошадь, а сзади вроде собака?
— Химера? — предположил Ёши.
— Какая-то бестолковая.
Ёши перехватил мои пальцы, сплёл их со своими, — ласковое движение отозвалось внутри теплом, — сложил ладони лодочкой, посадил в неё «химеру». В воде она взбухала, пенилась, рассыпалась мерцающей пахучей крупкой, и мутные круги расходились в ванне волнами.
У создания с шипением отвалилась голова — мыльные пузыри собрались на поверхности объёмной горой. Я высвободила руку, зачерпнула их и мазнула Ёши по носу.
Какое-то время мы баловались, пачкая друг друга мылом и собирая из блестящей пены усы и дурацкие причёски. Потом целовались, вжимались друг в друга, и у меня замирало что-то в груди, сжималось до невозможности сделать вдох; взгляды сплавились, сцепились.
— Я не ожидал, — хрипловато сказал Ёши, глядя мне в глаза и обводя пальцами ухо, — что мне может быть хорошо с тобой.
Я нахмурилась.
— Почему?
— Я не хотел этого. Я женился для крови и Рода.
— Ну и что? Я тоже. Всегда можно договориться, прийти к компромиссу, обсудить подходящее решение и…
— Бесполезно.
— Бесполезно? С чего бы это? Любые отношения строятся на взаимном уважении, и когда ты начал со мной разговаривать…
Ёши фыркнул и поцеловал мочку моего уха, а я начала снова:
— Разговоры позволяют…
И, пока он не отвлекал меня нежностями, бодро изложила теорию коммуникации, нарисовав схему пеной на кафельной стене. Но Ёши только тряхнул головой и выбрал из пакета другую бомбочку, фиолетово-розового ежа с впрессованными в мыло лепестками.
Он раскрылся в воде густым розовым запахом.
— Разговоры могут сделать неплохое, — тихо сказал Ёши рукой закручивая водоворот, в котором качались лепестки. — Терпимое. Это не стоит таких усилий, я так думаю. Чтобы вышло хорошее, нужен импульс, искра, чтобы было от чего гореть, чтобы было на что смотреть, чтобы что-то отзывалось. Искру либо даёт вселенная, либо не даёт, даже лучшие из актёров не могут сыграть её из пустоты, а я многих из них рисовал. Должно быть что-то настоящее, и только тогда…
— Я настоящая, — хмуро сказала я.
Вода остывала, и волшебство рассеялось. Пар осел в лёгких тяжестью, капли воды били набатом. Я покрывалась гусиной кожей, и от горячей руки по телу расходилось почему-то холодное, тяжёлое оцепенение.
— Да, я теперь это вижу. Ты чудесная, и я…
Я отвернулась.
— Этого недостаточно, да?
— О чём ты?
— Искры не было. Мы её вымучили еле-еле. И она какая-то получилась, чахлая и едва тлеющая. Лучше, чем ничего. Так?
— Я не понимаю, Пенелопа.
— Ничего не было, — выдавила я, глядя, как лепестки качаются в оседающей мыльной пене. — Ничего не было, и ничего нет. Один суррогат из плохих решений и желания сдохнуть, и теперь мы связаны кровью. Навсегда.
— Пенелопа…
Я зябко дёрнула плечами.
Я могла закрывать на это глаза, — но это не значило, что я не замечаю. Так же, как раньше я старалась заставить его разговаривать и изображать семью, теперь я старалась сделать вид, что в наших отношениях появилось какое-то чувство. Я говорила ему о любви и сама себе верила, а он отвечал только: «я тебя тоже» или «ты чудесная».
Это даже почти не задевало: я привыкла встраиваться в чёткие статусы и готова была быть хорошей женой. Но иногда неприятные, скользкие мысли выплывали на поверхность и отравляли собой кровь.
— Ты всё ещё любишь её? Сонали.
— При чём здесь?.. Она давно в прошлом.
Я вздохнула.
— Да. Именно поэтому она тебе снится.
— Тебе тоже… снятся.
Будь моей, Сонали, — шептал Ёши из моих снов, и эти слова и голос, которым они были сказаны, нельзя было просто вытряхнуть из ушей. — Будь моей хотя бы завтра, а завтра я спрошу снова.
Зря я заговорила об этом.
— У нас была искра, — тихо сказал Ёши. — Больше ничего не было. Это плохая история.
И — я почувствовала спиной — потёр пальцами страшный шрам на груди, от чего вода показалась ледяной, невыносимой.
