Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Айями кивнула.
— Это хорошо. У него власть, полномочия. А если забеременеешь?
— Вряд ли, — ответила Айями, сгорая от стыда. — У меня с лета нет циклимов. Зоимэль сказала, это аменорея из-за потери веса.
— Может, и к лучшему. Подумай вот о чем. Когда-нибудь господин А'Веч уедет на родину, или его переведут в другой гарнизон. А с чем останешься ты?
— Не знаю. Вы… бросите нас? — голос Айями дрогнул. — Из-за меня у вас возникнут проблемы.
— Куда ж я от Люни денусь? Нам еще алфавит изучать и письмо с арифметикой. Не расти же ребенку неучем, — сказала Эммалиэ бодро и добавила тише: — Нужно привыкнуть… сжиться с этим. Тебе, мне… Всем нам троим. И не прятать голову в песок, хотя будет трудно. Ты готова?
Айями с трудом уложила в кровать взбудораженную дочку. Приглушила свет нибелимовой лампочки, и Люнечка уснула, слушая сказку и глядя безотрывно на голубой огонек в матовой сфере.
Со светом хорошо. Уютно и комфортно. Можно читать и писать, не боясь ослепнуть. Не нужно заготавливать лучины и следить, чтобы угольки падали строго в плошку с водой. Не нужно собирать бережно парафин от сгоревших свечек и переплавлять, используя многократно.
"Выключив" светильник, Айями взяла с комода свадебную фотографию и забралась под одеяло. Бездумно водила пальцем по черточкам любимого лица, а потом прижала рамку к груди.
Она могла бы о многом рассказать Эммалиэ.
О пыльной шершавости потертой обивки и о гладкости холодной стены. О его руках, наглючих и бесстыжих. О широких плечах и о многочисленных шрамах. И о шепоте, который забирается в уши и растекается волной жара по венам… Оказывается, он умеет не только приказывать.
И о клановом знаке могла бы рассказать. О морде пятнистого зверя, оскалившегося со злобным шипением. О рассерженной кошке, демонстрирующей острые клыки и когтистую лапу, занесенную для удара.
И о том, что он волнует Айями, пора это признать.
Она могла бы рассказать о том, что её немало удивила решимость, с коей А'Веч собрался убить соплеменника из несуществующего клана. И спокойствие в голосе, заставившее её помертветь от страха: господин подполковник способен на всё.
Айями могла бы рассказать и о смелости, проснувшейся на выходе из кабинета господина подполковника.
Он решил, что купил её так же, как летом, когда Айями пришла продавать себя в клуб. Амидарейки — шлюхи, они сначала отрабатывают, а уж затем получают заработанное. И он заплатил, но на этот раз щедрее. Подготовился и нанес удар. Отвесил полновесную оплеуху, баш на баш. Кто бы подумал, что он забыл пощечину в машине?
Айями могла бы рассказать, что на крыльце ратуши её потряхивало от гнева, а в машине — от страха. Она едва не покалечила даганского офицера. Попала бы банкой по голове и убила. И, выбравшись из автомобиля на нетвердых ногах, захватила трясущимися руками горсть снега, чтобы умыться, охлаждая горящие щеки, но постеснялась шофера, сопровождавшего до двери.
Она могла бы рассказать, что тщательно разглядывала себя в зеркале, что висит в ванной, и не нашла во внешности ничего завораживающего и прекрасного, чем мог бы увлечься даганский офицер вроде господина А'Веча. Заурядное лицо, заурядная фигура. Правда, ключицы теперь менее выпирают и ребра спрятались под слоем жирка.
Айями могла бы рассказать, что по возвращению домой собиралась встать на колени перед образами и молиться, молиться, молиться. И просить прощения: у Микаса — за измену его памяти и утрату верности, у Эммалиэ — за то, что она окажется втянутой в "холодную" войну с горожанами, у Люнечки — за то, что по мере взросления у той появится повод упрекнуть мать в слабости и беспринципности. И у Амидареи — поверженной и умирающей страны, которая не скоро поднимется с колен, — просить прощения. За потерю национальной гордости и за симпатию к чужаку, который был, есть и останется врагом отчизны.
Айями могла бы откровенничать до утра, но вместо этого повернулась на бок и, прижав к себе спящую дочку, обхватила маленькие пальчики. Уткнулась носом в русую макушку, вдыхая аромат детства.
Что сделано, то сделано, и жизнь продолжается.
Память о Микасе навечно вытравлена в сердце. Он — первый и единственный мужчина, которого Айями любила.
И если Эммалиэ не разочаруется в Айями, то вдвоем или нет, втроем с Люнечкой они выдержат любые тяготы и невзгоды.
________________________________________________________
Мехрем* (даг.) — содержанка, проститутка
Echir, эчир* (даг.) — покровитель
Кемлак* (даг.) — мужская половина дома,
Ойрен* (даг.) — слабоалкогольный шипучий напиток, похожий на квас
Масурдал* — суп из чечевицы
Тамаринд* — растение семейства бобовых. Мякоть зелёных плодов используется в приготовлении острых блюд.
Калган* — пряность, на вкус резко пряная, жгучая, горьковатая.
Bohor*, бохор (даг.) — драка, потасовка. Жарг. — мочилка, буча, схлёст.
Cercal — (церкал, на амидарейском — церкаль) — населенный пункт в Даганнии.
Длев* (даг.) — мелкая медная монетка в Даганнии
Нибелим*(даг.) — фосфоресцирующая горная порода. При особой обработке дает яркий свет в течение нескольких десятков лет в зависимости от естественного освещения. Чем темнее, тем сильнее разгорается нибелим.
31
Утро расцветило вчерашний день в иные краски. Палитрой неуверенности и неопределенности. И смелости, истаявшей как снег. Вопросительным выражением на лице Эммалиэ, проворочавшейся полночи без сна. Сгорбленными фигурами женщин, набиравших воду у речной полыньи. Взглядом исподлобья встречного прохожего, окинувшего Айями единственным сохранившимся зрячим глазом. Воодушевлением Айрамира.
— Ну как, пообломали рога козлам? Пусть знают, что мы не сдадимся. Эх, жалко, меня там не было, — сказал он, уплетая кашу с тушёнкой.
— Так ведь есть убитые и раненые, и наверняка среди наших, — сказала Айями. — А в тюрьме нет воды. Но когда-нибудь насосную отремонтируют. Какой смысл в нападении? Рисковать жизнями — и ради чего?
— Хотя бы ради тебя и твоей мамани, — отозвался Айрамир. — Пусть сволочи не думают, что мы поднимем лапки. Это наша земля! И мы будем мстить за родину, за наших матерей, жен и сестёр.
— У тебя же нет ни сестры, ни жены.
— Это я образно сказал. Если наши устроили диверсию, выходит, они готовились и где-то укрывались. Я их найду. Осточертело маяться бездельем.
— Не суетись. Сначала вылечись. Вот, почитай книжки на досуге, — Айями показала на остатки букинистики, составленные жалкой стопкой в углу.
— Стишки? — поморщился Айрамир. — Слюнявая романтика. Тьфу! Огнестрел хорошо заживает. Я каждый день тренируюсь: отжимаюсь и качаю пресс, — похвастался он, согнув руку в локте. — Если так и дальше пойдет, скоро отчалю.
— И куда пойдешь?
— Придумаю что-нибудь. Но житья даганским ублюдкам не дам. Мне с ними за руку не здороваться.
Непримиримость парня повысила градус тревожности Айями. Вчера вечером всё было просто и понятно. Мужчина и женщина. Взаимное влечение. Взаимные уступки и готовность идти на жертвы. А сегодняшний тусклый рассвет напомнил о разных сторонах баррикад: амидарейской и даганской. И о двух удивительно непохожих странах — победившей и проигравшей.
Эммалиэ, провожая на работу, нервно мяла передник. Видно, хотела что-то спросить, но не решилась, и её неуверенность передалась Айями, уменьшившись в свете пасмурного зимнего утра до размеров напёрстка.
Вчера господин подполковник дал ясно понять, что рассчитывает на развитие отношений — как мужчина, заинтересовавшийся женщиной. Ей могла бы польстить кутерьма из-за выдуманного даганского клана. И ревность А'Веча потешила бы самолюбие, и его готовность лишить жизни любого, в ком он видел угрозу своим планам.
Но почему-то не льстило и не тешило. Зато беспокоило.
Какое будущее ждет впереди? Когда-нибудь даганны покинут завоеванную страну и вернутся на родину. А соотечественники не простят предательства амидарейкам, согласившимся на связь с оккупантами. Сотоварищи Айрамира, рискуя жизнью, борются за честь страны и амидарейских женщин, а те добровольно ложатся в койки чужаков-захватчиков. Пусть борьба патриотов по большей части бессмысленна, однако ж они нашли в себе силы не прогибаться под обстоятельствами, а пытаются их изменить. А Айями — как та лягушка, которая предпочла утонуть в кувшине с молоком, не поверив, что дрыганьем лапок можно выбраться на свободу.
