Не принц, но сойдёшь (СИ) - Каминская Лана (полная версия книги .txt) 📗
Три свечи догорели, и Ланс поставил свежие. Зажёг, и в гостиной сразу стало светлее.
– Не знаю, как благодарить тебя, Макс, – прохрипел Эйгон, сверля взглядом так и не снятый с пальца рубин.
– Да брось! – Лавиндер неожиданно бодро похлопал друга по плечу. – Я сунул ему янтарь, купленный три года назад на базаре в Королевстве-за-Морем. В нём пара застывших пауков и одна ракушка – пусть любуется. А вот мою сестрёнку ты просто обязан расцеловать за столь драматичный крик. Признаюсь, у самого кровь в жилах застыла.
Эйгон выдохнул, дрожащей рукой подлил себе янтарки и выпил залпом.
– Расцелую, когда протрезвею, – улыбнулся он Шеле.
– Не торопись, – пропела та, кутаясь в накидку. – Я запишу поцелуй тебе в долг; отдашь, когда не будешь так влюблён.
– А если Флинн прознает про подделку? – Эйгон развернулся к Максу.
– Пф-ф. Чтобы доказать подлинность камня-основателя, Флинну придётся прибегнуть к помощи архивариуса самого Квирла. Засветит камушек – привлечёт к себе внимание Совета. Где это видано, чтобы маг, пусть и пятого ранга, держал притон и надувал обывателей? Прижучит его Квирл, заведение прикроет, и тот мигом лишится всего, чем набил подвалы.
– В твоих словах есть смысл, – после некоторых раздумий ответил Эйгон.
– Ну, нам пора, – Лавиндер помог сестре подняться, взял с кресла золотую трость. – Не буду пытать тебя расспросами, зачем тебе понадобился этот долг, но верю, что не просто так. И кстати, мы ждём тебя к нам на среднелунье. Первые морозы, сам понимаешь. Даже в Солнечной бухте.
– Приеду. Старая Виейра ещё жива?
– А то! До сих пор помнит, как мы натравили саранчу на её урожай вместо заклинания против нашествия кротов.
– А ведь искренне хотели помочь, – Эйгон снова улыбнулся.
Когда за Лавиндерами закрылась дверь, в каменном замке вновь стало мрачно и холодно. Будто лучик солнца, раздразнивший всех своим теплом, теперь вдруг скрылся за тяжёлыми тучами и пропал навеки, уступив место вечному ветру и колючему дождю. Барабанивший по окнам, тот окончательно перешёл в снег, завалил всё в округе, окрасив привычное серое в ослепительный белый. Завтра снег уже растает, и вернётся грязь, но этой ночью на улице творилось настоящее сказочное чудо.
Рука коснулась двери в спальню и толкнула её от себя. Дверь еле слышно скрипнула и отворилась. Эйгон сделал несколько шагов вперёд, остановился у края кровати и перевёл дыхание.
Арлина спала крепко: одну руку сунула под голову, другой – обнимала край воздушного одеяла. Ресницы слегка подрагивали, длинные волосы разметались по подушке, а лицо было безмятежным и таким красивым, что Эйгон не удержался, резко наклонился, но так же внезапно остановился в дюйме от бледно-розовых губ и отпрянул обратно. А ведь казалось, всё так просто: лишь вторгнуться в её сон, накрыть её порывом страсти, который было бы уже не оставить, и вулкан в душе утихомирится. Но разве этого он хотел?
Эйгон опустился на колени рядом с кроватью, осторожно разжал пальчики Арлины, которыми она сжимала одеяло, и поцеловал каждый. А после достал из левого кармана камзола кольцо с настоящим бриллиантом и надел его на безымянный палец девушки. Завтрашним утром она будет долго и нудно расспрашивать его о том, что случилось ночью. Будет выдумывать мыслимое и немыслимое, продолжать задавать вопросы о кольце и обвинять в равнодушии только потому, что он не расскажет ей абсолютно ничего. Но всё это будет завтра, а сегодня… Эйгон ещё раз нырнул рукой в карман своих одежд и выудил серебряное защитное колечко. Надел его на палец девушке и встал.
– Так спокойнее, – прошептал он, а пожар в сердце всё не унимался.
___________________________
*аналог бренди
Глава 22. Поймать бесхвостую птичку
– Сдалась вам эта курица, милорд! – воскликнул Грибо, подавая плащ. – Своих навалом, чтобы ещё за чужими гоняться.
Тайернак промычал что-то нечленораздельное в ответ, а горгулья продолжал нудеть:
– День за днём проходит, а мы топчемся на месте. Так к сроку не поспеем, и ходить вам с такой, простите, рожей, до скончания дней.
Подперев кривой лапой весь в бородавках подбородок, Грибо изучал хозяина.
– Хоть бы мазь какую от морщин наваяли... Глядишь, стало бы их меньше. Или настойку.
– Не ворчи, – было ему ответом. – Что есть, то есть. Не поспеем к сроку – запрусь до самой смерти в замке, стану нелюдим и для всех страшен. А то и сосватаю с горя себе деревенскую старуху, и поделом мне.
– Так успели бы, – не унимался горгулья, – не трать вы драгоценное время зря. То в карты режетесь, то в притонах зависаете. Теперь вот к Лавиндерам намылились. Ещё два дня жабам под хвост. Мало Лавиндеров в нашем замке было. Так нет же. Надо обязательно к ним ехать. Курей щипать. Будто больше щипать некому.
– Это старая добрая традиция – на первые заморозки в Солнечной бухте из-за курей в пыли барахтаться. Деревенский народ традиции чтит, и мы должны проявлять к тому уважение.
– Вот и чтил бы Максимилиан один. Его рожа ему поперёк горла не встаёт, а вы каждый день вздыхаете.
– Как обстоят дела с эликсиром? – внезапно сменил тему Эйгон.
– Говорю же, топчемся на месте. Уже почти дошли до алой кувшинки, но всё не идёт и не идёт. То ли руки у неё кривые...
– ...то ли предсказание Лачтны – ошибка, – закончил за Грибо Эйгон.
– Карты Лачтны не врут.
– Тогда почему они отвернулись от меня в игре против Флинна? Не знаешь, что ответить? То-то.
Эйгон щёлкнул застёжкой плаща, надел перчатки.
– Ничего не выйдет, Грибо. Если бы Арлина действительно была той, кто сможет разгадать тайну зелья, она бы давно это сделала, а не взрывала котлы и не прожигала полы едким коровяком.
– Вот как... Выходит, вы опустили руки.
– Я маг, Грибо, но в чудеса не верю. За то время, что мне отпущено, волшебства не произойдёт. Подай трость.
Горгулья приковылял к хозяину и протянул белую палку.
– Арлине передай, вернусь нескоро.
– Тут такое дело, милорд, – Грибо чертил когтём узоры на ковре, – ваша супруга прознала о ваших планах и собирается с вами.
– Кто ей сказал?
Грибо продолжал рьяно чертить узоры и сверлить виноватым взглядом сапоги хозяина.
Свежий снег скрипел под ногами.
Как и полагалось, первый растаял в то самое утро, когда Эйгон мучился с головной болью, причиной которой было вовсе не количество выпитой накануне янтарки, а непрекращающиеся вопросы Арлины о найденном кольце. Все попытки соврать потерпели фиаско – во всех комнатах, наобум названных Эйгоном, Арлина кольцо искала и ничего не нашла. Осознав, что чем дальше в лес, тем сильнее по бездорожью, Эйгон брякнул про купальню, на что тут же получил такую гневную тираду, что просто прикрыл глаза и молча терпел, пока в висках пульсировало.
Когда успокоилось, за окном опять пошёл снег. Хлопьями, крупными и пушистыми, он ложился на подмороженную грязь, перекрашивал унылую серость в блистательный белый и оставлял сказочные узоры на окнах. Нападало столько, что карета еле тронулась с места, но по мере того, как неслась на юг, снежный покров редел, сходил на нет и выставлял на обозрение голые поля и монотонный чёрный лес, среди деревьев которого нет-нет да и мелькал рыжий лисий хвост, будто капля оранжевой краски падала с кисти живописца и разбавляла унылый пейзаж толикой жизни. Потом и скучные просторы сменились тёплой охрой песчаных насыпей, ночью тронутых инеем, но днём продолжавших нежиться под ещё тёплыми лучами солнца.
Те земли не зря назывались Солнечными: возле каждого дома обязательно росли подсолнухи; на крышах в качестве флюгеров стояли петухи, первыми встречавшие рассвет, а там, где заканчивались деревни и начинался замок графа Лавиндера, неуёмные волны – то тихие, то буйные – лизали скалы, шуршали голубовато-серой галькой, а потом убегали обратно в самое сердце бескрайнего моря, туда, где оно встречается с небом и где распухшее солнце каждый вечер садится в воду, окрашивая её в алый цвет.
