Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Через несколько минут, когда Лебедева полностью закрыта, я поднимаю на руки Громову и отношу к себе в спальню. Проделываю с ней все то же, что и с Дашкой, стараясь гнать от себя мысли о том, что случилось в сером нигде.

На самом деле получается прям хреново. Прям очень хреново.

Огонь, ее фигура в языках пламени, слова, все еще звучащие в голове похоронным колоколом. Не понимаю, почему сознание так упорно за них цепляется, почему они продолжают всплывать.

Эли – адский пес, читает в душах. Она считала меня с поразительной легкостью, потому что я касался уродливой собаки, потому что последнее, о чем мы говорили, было прошлое. Этот самый голос, этот самый костер, площадь, мощеная камнем, толпа, как вороны на погосте.

Память – странная штука. Я не помню лица человека, не помню даже цвета его волос, а вот голос и слова помню. Каждое его слово, смех.

Башка трещит.

То ли от злости, то ли от растревоженных воспоминаний. Я бросаю на Громову последний взгляд и выхожу, спускаюсь вниз, вытаскивая телефон.

Сообщение от Клима искушает, манит и зовет, но… До того, как я навещу северный ковен, мне надо закончить еще одно дело.

Неплохо бы, конечно, еще заглянуть к смотрителям и посмотреть на тела, но… Проблемы надо решать в порядке очередности. А с учетом произошедшего на первом месте Дашка и ее безопасность, не только от северного ковена, но и от любых других ведьм. Поэтому я оставляю коту – сладко дрыхнущему на моей подушке – пожрать, а сам мерцаю в «Безнадегу».

К моему удивлению в баре – битком. Вэл зашивается, носятся между столиками девчонки, за дряхлым, как моя совесть, пианино - Мэри. Снова пьяна вусмерть, снова просто сидит и пялится на клавиши, не в силах к ним прикоснуться.

Еще полчаса и начнет реветь, еще через час Вэл под громкие протесты отправит красотку домой, чтобы через неделю я нашел ее на этом же месте в точно таком же состоянии: с размазанной помадой после спешного минета и мелкими смятыми купюрами в сумочке.

Мэри…

После смерти мужа немного тронулась головой, несчастная Мэри – Мария Колесникова по последнему паспорту – живет в своем мире так давно, что уже, кажется, и не помнит, когда жила по-другому. В бар она приходит по пятницам, заказывает бутылку водки и пялится на чертово пианино. Ратмир любил слушать, как она играет, Ратмир действительно любил свою жену. Любил так, как только мог человек любить иную. И она любила его. До сих пор любит.

Человек – самый отстойный выбор для иного, полная задница.

Вэл обеспечивает Мэри водкой, зал бара – третьесортным сексом в подворотне, «Безнадега» делает блеклые, отрывочные воспоминания картинками с дополненной реальностью. В баре светлая разговаривает с мужем, в баре ей кажется, что он сидит рядом с ней за дряхлым, чихающим пианино, кажется, что отвечает на вопросы, смеется пьяным шуткам, гладит волосы и улыбается…

Человек – очень хреновый выбор. Визиты сюда – тоже выбор, но уже другого сорта. И не менее хреновый, должен заметить. Воскрешать из мертвых я не умею, увы и ах, жизнь – иногда полный отстой.

- Босс? – отрывает меня от разглядывания девушки голос Вэла, - я думал…

- Подумай в обратную сторону, Вэл, - качаю головой. – Оставь вместо себя кого-нибудь из девчонок и поднимись в кабинет, надо поговорить, - я перегибаюсь через стойку, подхватываю бутылку бренди и мерцаю к себе.

Почему-то пьяная, потасканная иная все еще стоит перед глазами, вызывает горечь на кончике языка. И мне приходится прилагать усилия, чтобы отогнать этот навязчивый, прилипчивый образ. Помогает простая необходимость связаться с Советом. И я должен успеть как раз до появления бармена тут. Надеюсь, что звонок будет коротким, мне не особенно улыбается сегодня разговаривать. Даже челюстью шевелить больно: каждое движение отдается в воспаленных мозгах.

К удивлению, у Саныча срабатывает голосовая почта, и я выдыхаю с облегчением. Автоответчик точно сэкономит мне время, а главе Совета – нервы.  Я быстро надиктовываю голосовое и прежде, чем мужик успевает поднять трубку, отключаюсь. Вытаскиваю из тумбочки бокал, наливаю в него бренди и следующие пару минут наслаждаюсь напитком. Вдыхаю запах, катаю на языке.

Давлю воспоминания. И головную боль.

В основном воспоминания, конечно, класть мне на трещащую башку. А они лезут, как тараканы в темноте кухни, как крысы, как мясные мухи на падаль. Подробности, детали, даже запахи и звуки. Все то, что я считал давно погребенным под слоем новых лиц, лет, веков, других деталей и событий, вдруг отряхнуло пыль и пепел, комья тысячелетней земли и протянуло ко мне изъеденные временем, но сильные руки, вонзило отравленный кортик через левую глазницу прямо в мозг.

Я помню теперь дом у леса и шум моря, вкус вина на губах и запах цветущей вишни. Середина весны на севере Франции: краски и стрекот, щебет, клекот, сошедшие с ума от запахов и звуков соловьи. Первые дикие травы. Почему-то помню, как пахло смятой, сочной травой. Помню темный, потрепанный плащ в заплатках на внутренней стороне и длинные пальцы, тянущиеся за яркими синими цветами. Горечавка.

Но…

Горечавка… это уже середина лета, так ведь?

Помню ландыши, незабудки, змееголовник. Слишком много цветов для середины весны. Слишком много запахов даже для Альп.

Я помню все, но лицо травника вспомнить не могу. Наверное, он был высоким, наверное, жил не один. Но и лица его семьи, хоть какой-то намек на них, тоже стерлись из памяти, как и название города. А вот костер и мощеная камнем площадь, пепелище… Все это яркими вспышками, болезненно-острыми черными мазками засело, как иголка, в памяти.

Я пришел на ту площадь потом, видел черные бревна, тлеющие угли, видел, как кружится в воздухе пепел, видел обугленное тело, расплавленный кулон на шее.

Я пришел туда, потому что Он мне позволил…

Кулон.

Что-то простое, какой-то оберег, переплетение линий, на толстой серебряной цепочке. Что-то…

- Босс, о чем вы хотели поговорить? – голос Вэла заставляет тряхнуть головой, оторвать взгляд от бокала, вынырнуть.

- У нас на сегодняшний вечер, - кошусь я на часы, - часов на восемь назначена закрытая вечеринка, Вэл.

- Закрытая?

- Самая что ни на есть. Вход закрыт для всех, кроме ведьм.

- Но как…

- Просто не пускать, - пожимаю плечами. – Я об этом позабочусь. Твоя задача – предупредить девчонок. У них выходной. Оставишь только Майю.

- Да, босс, - растеряно бормочет бармен, опускаясь в кресло напротив. Смотрит испуганно, почти затравлено.

Пока он переваривает информацию, я достаю из тумбочки еще один бокал, наливаю бренди, подталкиваю к Вэлу.

Он делает один большой глоток, морщится, зажмуривается.

Мальчишка… Совершенно не умеет ценить хорошие напитки. Я даю ему еще немного времени на продышаться и уложить все в голове. Когда серые глаза наконец-то снова фокусируются, я доливаю в бокал еще бренди и перехожу к главному:

- А теперь расскажи мне, как выглядела ведьма, которая приходила сегодня. Вспомни все, о чем говорила, вспомни, во что была одета, когда появилась и когда ушла.

Камер в «Безнадеге» нет и никогда не будет. Приватность клиентов – одно из главных условий процветающего бизнеса. Вместо камер у меня Вэл и девчонки.

И бармен мне сейчас обязательно обо всем расскажет.

- Да обычная совершенно, - Вэл делает еще один жадный глоток, тянет себя за левую мочку уха, силится вспомнить. – Платье белое ниже колена, куртка кожаная, волосы русые, рюкзак за спиной, лет двадцать пять, шарф кра…

- Погоди, - поднимаю я руку, обрывая бармена, - ты испугался двадцатипятилетней девчонки?

Я воскрешаю в памяти наш короткий телефонный разговор. «Я прошу об услуге. Для ковена», - ну или что-то типа этого. И да… по голосу ей вряд ли можно было дать больше тридцати.

- Аарон, - хрустит Вэл шеей, - она – ведьма, ты знаешь, что я их терпеть не могу. И она не производила впечатление просто ведьмы. Ты знаешь…

- Знаю, - киваю согласно, - ты их чувствуешь.