На осколках гордости (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (серия книг TXT) 📗

— Но я жива. Они не успели меня убить.

— И если ты жалеешь об этом, то я рад. Хоть в чем-то мы с тобой сошлись во мнении.

Он порывисто поднялся с кресла и подошел к окну, складывая руки за спиной.

— Вы ненавидите людей, — прошептала я, рассматривая силуэт на фоне дневного света.

Акеон услышал, ответил:

— Терпеть не могу, но тебя приходится.

— Метка, — я притронулась к коже под глазом. — Если бы я не бросилась на защиту Тиналь, все могло бы быть иначе?

Он повернулся и, хмуро разглядывая меня, проговорил:

— Она, Мертвец, единица. Не сближайся с теми, кого ценить не за что. На всех не хватит.

Я посмотрела в пол, на толстые нитки темно-зеленого ковра.

— Зачем бросилась на ее защиту?

— Она напомнила мне брата и… в моем мире…

Нужно ли продолжать?

— У вас не убивают? Не приговаривают к казни? Дети не умирают? Ты им как-то помогала, защищала? Каждому, кто попадался на пути?

Я молчала. Даже Волтуара до того, как он полюбил меня, я не могла уличить в такой же жестокости, но одновременно правильности рассуждений. И даже никого похожего вспомнить не могла. Хотя… один все же на ум приходил.

— Вы сами мертвы, — несдержанно выпалила, мгновенно зажмурившись и втянув голову в плечи.

У Кейела хотя бы оправдание есть — он Вольный. Только учится эмоциям. Тишина затягивалась, меня никто не ударил, громкие крики не заполнили комнату.

— Кто говорил с тобой, пока ты была в своей комнате?

— Никто.

— Дариэль?

— Предупреждала, что войдет, и здоровалась.

— Дворцовый целитель?

— Был чуть более разговорчив: интересовался моим здоровьем.

Акеон снова сел, но теперь на подлокотник кресла.

— На меня посмотри, — потребовал, чем немыслимо удивил. И жестко добавил: — В глаза.

Посмотрела. Светло-зеленые. Кошачьи ли? Неважно. Неприятно прожигают холодом.

— Что бы ты не делала, ее бы все равно казнили. Она преступница. Старшая единица может была невиновна, но ровно до того момента, пока не попыталась обмануть правителей.

Я нахмурилась.

— Не понимаешь? Забыла? — сразу же спросил Акеон, склоняя голову набок. Его волосы, убранные назад, будто даже не шелохнулись. — Она брала вину на себя.

— Всего лишь попыталась уберечь младшую сестру.

— Непростительный обман небесных.

— За это казнят?

— Изгоняют. Тогда за что казнили? Я виновна?

— Сиелра воспользовалась твоей оплошностью. Ты, да, виновна. Это что-то сейчас меняет?

— Многое.

— Например?

И снова молчала, не зная, что ему ответить.

— Твоя метка под глазом не исчезнет. Даже не надейся.

— А как же заслуги перед духами?

— На тебя возложена не твоя вина, а вина старшей единицы. Она пыталась ввести в заблуждение небесных, оправдать убийцу, покусившуюся на жизнь почтенной, приближенной к небесным. Такую вину придется нести всю жизнь. Духи небесных не потерпят, чтобы над ними насмехались, а тут…

Он хлопнул в ладоши, приподнимая подбородок и уставившись в потолок.

— Сейчас вы со мной говорите так, будто… Вы знали, что за всем стоит Сиелра?

— А кому еще точить на тебя клык? — снова вскинул бровь.

Я не удержалась: облокотилась на колени и опустила голову на руки, закапываясь пальцами в волосы.

— В своем мире ты научилась сравнивать смерть с цифрами, но была далека от политики?

— Статистика, — пробормотала я.

— Громче. Я не буду разбираться в твоем лепете.

Я подняла голову и отчетливо произнесла:

— Я знаю статистику, хорошо считаю, анализирую, делаю выводы, прогнозирую, планирую… Да, меня учили переводить и смерть, и жизнь, и… что угодно в цифры. Отдаленно я знакома с политикой, но со смертью, стоящей в полуметре от тебя, познакомилась впервые в Фадрагосе.

Выдохнула, стараясь унять дрожь в руках.

— И вправду знаешь? — кажется, заинтересовался Акеон.

Я едва слышно рассмеялась, потирая виски.

— В Фадрагосе я вспыльчивая дикарка, — неожиданно для самой себя стала проговаривать мысли, мучающие последние дни. — На Земле — любимая дочь, старшая сестра, верная девушка, прилежная студентка и привлекательный молодой специалист, хоть и без опыта работы. Я привыкла видеть выгоду, — стала загибать пальцы, глядя перед собой, на окно, — рассчитывать, анализировать, планировать… Планирование, расчеты — выгода фирме, семье, себе… На деле привыкла к теории. На практике же научилась считать только сдачу в магазине и деньги в чужих кошельках, сейфах, на банковских счетах. И что теперь я считаю? Даже не звезды на небе, а имена тех, чьи смерти на моей вине. Что мне делать?

Акеон долго смотрел на меня, сцепив руки в замок, а затем коротко ответил:

— Приспосабливаться.

Я разогнула пальцы и посмотрела на ладонь, на протянутые линии по ней, на мелкие дорожки вен, хорошо скрытых под кожей. Приспособиться легко на словах. Светка много лет бросает курить, а Витек, партнер и друг Женьки, много лет отключает телефон перед застольем, чтобы, напившись, не позвонить бывшей, но потом напивается и включает мобильный, или просит его у других. Мама всю жизнь обгрызала ногти под корень, засиживаясь с контрольными допоздна, а папа каждый вечер включал новости, чтобы поругаться на чиновников и сказать, что СМИ всегда врут. Когда мы с Егором советовали ему отключить телевизор или переключить канал, он почему-то обижался. Можно ли избавиться в короткий срок от всех привычек разом?

— Знаешь, как выбирают правителей? — разрезал затянувшуюся тишину Акеон.

— Как и мудрецов — духи указывают?

Он кивнул и сразу же стал объяснять:

— Потом ребенка забирают у семьи, а семью награждают титулами, поместьями и дополнительными слугами. Правители отходят от власти спустя долгие периоды безупречной службы своему народу, и тогда их продолжают содержать вдали от дворцов, в собственных домах. Окруженные любимой семьей, они также вынуждены уделять внимание чужим детям, потому что передают знания будущим правителям.

— Постоянный круговорот, — пробормотала я. Двигатель мироустройства, видимо, во всех мирах неизменно — цикличность.

Акеон будто не обратил на мое бормотание внимания, продолжая говорить:

— И если бы Волтуар потерял метку, то… круговорот — пусть будет так. Он бы приостановился. Произошел бы маленький сбой в этом механизме. Правители приходят к власти поочередно. И уходят так же. Когурун — старший. Сначала уйдет он, а на его место придет подготовленный правитель. Как и ты, умеющий считать лишь в теории. Практике его будем обучать тут, мы с Волтуаром. Обвинив Сиелру, ты подставила весь регион Цветущего плато. Волтуара могли сместить досрочно, а регион прогнуть так, как выгодно всем высшим гильдиям Фадрагоса.

— Но она же виновата, — опустила я плечи. — Не девчонки виноваты, а Сиелра. Да, и очевидно ведь, что ее слуги получили дорогущий яд не на улице. Протащили его во дворец, прошли в зал во время торжества. Неужели непонятно, кому они могли принести клятву, и кто все организовал?

— Сиелра — жена выдающегося представителя высшей гильдии Фадрагоса — гильдии Справедливости. Они гораздо влиятельнее любого региона — за ними стоит весь народ Фадрагоса. Распри с ними никогда не бывают выгодными.

Понятно. Что-то вроде ООН. А неплохо же меня привлекла мировая общественность, когда все было завязано на Кейеле. Может, он кому-то перешел дорогу? Кому-то неимоверно влиятельному…

— Весь народ Фадрагоса, кроме северян, — нахмурилась я.

— О северянах тебе говорить не положено, — тяжело вздохнул он, роняя голову на грудь и продолжая говорить: — Как и об остальном. И если бы не просьба Волтуара быть с тобой помягче, я бы давно велел страже сбросить тебя с утеса.

Я замолчала. Разговор с Акеоном оказался совсем не таким, как я себе представляла. Он не жалел меня, не юлил, желая уберечь. Терпимо, но прямо и хорошо пояснял все мудреное, сложное. Я даже не осознала, как стала поддерживать разговор и делиться с ним мыслями, будто ждала от него понимания. И кажется, получала его. Просто какое-то иное, пропитанное неприятным снисхождением.