Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ) - Южная Влада (читаем книги TXT) 📗
— Но ты ведь следила, — подколол ее Крис, — знаешь, что и к семетерию я ходил, и на площадь.
— Черезчур ты благородный, чтоб понимати, — отделалась она своей любимой фразой и умолкла.
Таверна, куда Ласка его привела, располагалась неподалеку от доков, и контингент тут собирался соответствующий: матросы с рыбацких сейнеров, портовые грузчики и кое-какой подозрительный сброд. Столы тут были дубовые, крепко пропахшие пивом и сельдью, а скамьи — им под стать, под потолком висела огромная тусклая люстра, на стенах красовались поднятые со дна ржавые якоря и остроги. За стойкой хозяйничал одноглазый детина в белом фартуке и повязанной на лысом черепе женской косынке.
Ласка чувствовала себя тут, как дома. Она потащила Криса в дальний угол, усадила за стол, а сама плюхнулась напротив, довольная, как слон. Детина подозрительно прищурился, глядя на него, сидящие за другими столами — искоса набычились, но Крис решил, что не станет обращать внимания на то, что ему тут не рады. Тем более, Ласка уже погладила его по руке в знак поддержки, а потом махнула детине, чтобы скорее нес выпить. Тот презрительно сплюнул на пол, но достал две высокие кружки и наполнил их густым темно-коричневым напитком из бочки.
Когда кружки стукнулись о столешницу перед Крисом, и белая пена плеснулась через край, сползая по запотевшим стеклянным стенкам, Ласка улыбнулась:
— Плати.
— Ты же вроде говорила, что угощаешь? — хмыкнул он, поглядывая на детину, сложившего свои могущие ручищи на груди и ожидавшего денег.
— Угощаю, — согласилась Ласка и подвинула к Крису кружку. — Вот. Угощайси на здоровье. И плати.
Она была неисправима. Крис заплатил за сидр, понимая, что глупо улыбается при этом, а Ласка вдобавок зашипела на него:
— Кто ж так деньги достает? Все ж видят, что ты прыссованный. По одежде их раскладывать надобно, а не в одным месте хранити. И доставать тихонечко, по мелкой купюре.
— Да всем и так понятно, кто я, — успокоил ее он. — Не волнуйся, я тебя в обиду не дам.
Ласка фыркнула, покачала головой и свысока на него посмотрела, но спорить больше не стала, и они приступили к выпивке. Сидр пах яблоками и оказался таким ядреным, что мгновенно ударил в голову. Крис выдохнул, моргая, чтобы прийти в себя, а Ласка хохотала над ним и пила сидр, как воду.
— Нравится тебе здеся? — спросила она чуть позже, когда они заказали по второй, и таверна вместе со всеми посетителями начала медленно вращаться вокруг Криса, напоминая парковую карусель с деревянными лошадками.
Он обвел взглядом портовых, которые уже пообвыклись с его присутствием и перестали таращиться, вдохнул рыбный смрад и прислушался к монотонному гулу голосов, коверкающих слова как придется. На самом деле здесь пахло свободой, и говорили тут о свободе, и только теперь Крис начал понимать, что имела в виду Ласка, когда толковала ему о ней. Здесь он мог стать кем угодно: грузчиком или матросом, податься за океан вольнонаемником или же пуститься в путешествие до Нардинии с обозом контрабандистов. Он мог видеть мир не из окна кара, который везет его в школу и домой. Мог чувствовать жизнь во всем ее многообразии красок, мог даже сам придумывать себе новые жизни и проживать их, как лицедей в театре. А если надоест — он всегда мог вернуться домой и снова стать лаэрдом. Ведь свобода — это быть тем, кем хочется.
Это напомнило ему о мечтах, которыми он когда-то делился с Эльзой.
— Нравится, — только и сказал Крис, стараясь прогнать мысли о сестре и ее несвободе.
— Это потому что ты родилси не в том теле, — засмеялась Ласка, — тебе надобно было родитси свободным. — Она посмотрела на него, хитрая, как лисица, лукавая, как кошка, и добавила: — Но мне нравитси и то тело, которое у тебе есть.
Кровь мгновенно застучала у него в висках, и похлеще, чем перед дракой, но в этот момент за другими столами запели, и Ласка тоже подняла кружку и подхватила мотив:
— Когда в моря я уходил, была пузатой жинка,
Я год и два там проходил, мальца родила жинка,
Спустя три года вот он я — опять пузата жинка,
Так от кого ж ты понесла? — От святыго Матвея.
Она знала много похабных песен и пела их не хуже, чем рассказывала стихи про хрен, и на какой-то момент Крис все же забыл, что он — лаэрд. Они пели вместе под глухой перезвон тяжелых кружек, и таверна вращалась все быстрее и быстрее перед глазами.
Он понял, насколько пьян, когда они вышли на улицу. Ливень хлестал вовсю — кости старой Геллы не обманули. Крис сделал шаг, схватился за стену, чтобы не упасть, и ощутил, что мгновенно промок до нитки, а Ласка скинула туфли, прыгала босиком по лужам и хохотала, как сумасшедшая. Он смотрел, как движется ее грудь, как мокрая юбка прилипает между ногами, и то ли пьянел еще больше, то ли просто терял рассудок.
Его карманы были пусты, но на этот раз она не брала его денег — он спустил их сам, все спустил на ветер. Детина в косынке на прощание едва ли не побратался с ним, и те, кого он угощал выпивкой, поднимали за него тосты. И никто, ни единая живая душа не вспомнила, что он не принадлежит к их миру. Миру, в котором монеты работали правильно, и исправно, и просто, очень просто, так что Крису не приходилось ломать голову, сработают они или нет. И законы этого мира оставались для него простыми и понятными.
Ласка схватила его за руку и потащила в наполненную косыми струями дождя темноту. Они пробежали мимо речного порта к причалам, а оттуда — в самый дальний конец пристани, пока не забрались в какую-то смотровую беседку, украшенную барельефом и колоннами на дарданийский манер. На воде шум дождя казался еще сильнее, гремели водостоки и скрипели снастями парусные яхты, стоявшие на якорях, но под крышей беседки было сухо, хоть и достаточно прохладно из-за отсутствия стен.
Одним движением Ласка сорвала с себя легкую блузку, стянула с бедер юбку и сняла белье. Она разбрасывала одежду куда попало, волосы стали темно-красными, как ядовитые змеи, и липли к ее плечам и груди. Ее кожа белела, а ореолы сосков так и манили взять их в рот. Крис так и сделал. Он вдыхал запах ливня на ее коже, водил по ней ладонями, от груди к животу, затем к бедрам и на спину, пьяный от вкуса ее губ, от ее гибкого тела и от самой ночи. Ласка толкнула его на деревянную скамью, содрала с него футболку, рванула пояс джинсов, погладила внизу рукой, вынуждая втягивать воздух сквозь стиснутые зубы.
— Это тебе тоже понравытся, — пообщала Ласка и оседлала Криса, встав коленями на скамью. Вся она была холодной и мокрой от дождя, а внутри оказалась тоже мокрой, только очень горячей. Он погрузился в нее до конца, не встретив никакой преграды, и от этих ощущений земля ушла из-под ног.
— Нравытся? — она плавно двинула бедрами, заглядывая ему в лицо, и улыбнулась, когда он смог только застонать в ответ. — Прыятно?
Капли дождя летели на них с каждым порывом ветра, блестели на щеках и губах, сползали вниз по ключицам. Непогода надежно укрывала от чужих нескромных взглядов. Ласка откинула голову, сама похожая на бурю в своей искренней страсти, ее живот плотно прижался к его животу, еще раз, и еще раз, и еще. Крис схватил и стиснул ее бедра, не позволяя вырваться, насаживая на себя и хватая ртом ее соски, ощущая, что нет больше шума и холода, а есть только она, его Ласка, со всей ее необузданной дикостью и неподдельной лаской. Она обвила его шею тонкими белыми руками, выгнулась, рвано двигаясь на нем, и только изредка шептала:
— Ниже… а теперича выше… а теперича губами… сильнее… глубже еще… да-а-а…
И Крис любил ее на пределе сил, на пределе возможности. Губами, и пальцами, и языком, и всем телом. Он зарылся лицом в ее мокрые волосы, содрогаясь от каждого толчка семени, которое выплескивал в нее, а потом она со вздохом обмякла и сползла ему на грудь, и в этом тоже имелось свое удовольствие — нежно обнимать друг друга после того, как было хорошо вдвоем.
— Мне очень понравилось, — прошептал Крис в ее мягкую влажную макушку.
— Ты и трахалси не как благородный, — Ласка тихонько засмеялась в его руках, — мне понравылось тоже. Я научу тебе, как найтить меня, если захочышь еще. И свободным быти научу, ежели захочышь.
