Влюбленный Дракула - Эссекс Карин (книги без сокращений .TXT) 📗
Отдышавшись, он перекатился на спину и растянулся рядом со мной. Я заметила, что он избегает смотреть мне в глаза. Взгляд его был устремлен вверх, на балдахин кровати. Мы не погасили лампу, поэтому я могла хорошо разглядеть отсутствующее выражение, застывшее на его лице. Раздосадованная и обиженная, я натянула ночную рубашку.
— Что, я сильно проигрываю по сравнению с твоими прежними женщинами? — спросила я, со страхом ожидая услышать утвердительный ответ.
— Господи боже, Мина, как ты можешь такое говорить. Ты лучше всех на свете. Но я… я не имел права прикасаться к тебе после того, что совершил. Нет, нет, речь сейчас не о моих похождениях в Стайрии, — поспешно добавил он, заметив мой удивленный взгляд. — Произошло нечто еще более гнусное.
Брови его страдальчески взметнулись наверх, рот исказила гримаса отвращения.
— Годалминг твердил, что Люси не умерла, — проронил он, закрыв глаза. — Но это не так. Мы были в склепе, где она похоронена.
Внутренности мои сжались, к горлу подкатил ком тошноты. Я села, обхватив руками колени и набросив на плечи одеяло.
Теперь Джонатан смотрел прямо на меня, и взгляд его был полон отчаяния.
— Идея, разумеется, принадлежала фон Хельсингеру, — сказал он. — Этому типу ничего не стоит внушить другим все, что угодно. Он ведь последователь Месмера! Может загипнотизировать человека, чтобы подчинить его своей воле.
— Но он должен был хоть как-то объяснить, зачем вам идти в склеп?
— После того как ты ушла из кабинета, фон Хельсингер заявил, что вполне вероятно, слова Годалминга — вовсе не бред. По его словам, Люси могла ожить благодаря мужской крови, которую получала во время переливаний.
Мне оставалось лишь сожалеть о собственной уступчивости, благодаря которой мужчины получили возможность беспрепятственно предаваться своим чудовищным измышлениям.
— Почему ты так хотел, чтобы я ушла? — напустилась я на Джонатана. — Наверное, вы начали строить свои кошмарные планы еще до моего прихода?
— Нет. Но когда я услышал, как Артур описывает Люси… то, как она приходит по ночам и стоит возле его кровати…
Джонатан осекся и несколько секунд молчал, собираясь с духом. Потом он заговорил вновь, медленно выговаривая каждое слово:
— Мина, прошло уже много времени с тех пор, как я вернулся из Австрии, но те женщины… они до сих пор преследуют меня. Мне не хотелось говорить об этом тебе, но это так. Иногда мне даже казалось, что ты одна из них. Фон Хельсингер, когда я признался ему в этом, заявил, что у меня паранойя. Прости меня за эти грязные беспочвенные подозрения. Теперь, когда мы действительно стали мужем и женой и я убедился в твоей невинности, я понимаю, что страдал помрачением рассудка.
Он понурил голову, я заметила, что в темных его волосах прибавилось белых нитей.
— Фон Хельсингер утверждал, что посещение склепа поможет мне избавиться от моих фантазий, если только это фантазии, — продолжал Джонатан. — «Как знать, Харкер? — сказал он. — Возможно, перед нами откроется иной мир, реальность которого мы отказывались признавать прежде. Лишь отважные исследователи способны докопаться до истины. Вы станете новым Персеем, нашедшим и обезглавившим коварную Медузу». О, как горько он ошибался! — тяжело вздохнул Джонатан. — Я не только не избавился от прежних страхов, но и стал пленником новых.
Окажись здесь фон Хельсингер, я бы, наверное, набросилась на него с кулаками. Мысль о том, что этот ученый монстр втянул моего мужа, человека, чье душевное здоровье и без того было расшатано, в свои мрачные эксперименты, способные повредить самую крепкую психику, приводила меня в ярость.
— Прошу тебя, без утайки расскажи все, что произошло, — взмолилась я.
— Не могу, — покачал головой Джонатан. — Ты не должна такое выслушивать.
— Сними с души бремя, и тебе сразу станет легче, — настаивала я. — Открой мне все, а после забудь.
Ободренный моими словами, Джонатан заговорил, с усилием воспроизводя все кошмарные подробности минувшего вечера. Кучер лорда Годалминга привез их на улицу, расположенную неподалеку от кладбища Хайгейт. На этой улице находилось несколько публичных домов, и джентльмены сообщили кучеру, что намерены провести вечер в одном из них. Приказав заехать за ними в полночь, они вышли из кареты, но направились отнюдь не в притон разврата, а в обитель мертвых. Войдя в кладбищенские ворота, они двинулись к Ливанскому кругу по аллее, освещенной лишь тусклым светом луны.
— Когда мы подошли к огромному кедру, я услышал, как птицы, притаившиеся в его ветвях, испуганно чирикают, — сказал Джонатан. — Мне пришло в голову, что это дурное предзнаменование, указание на то, что мы замыслили кощунство. Я просил своих спутников еще раз подумать, стоит ли нам проникать в склеп и тревожить покой умерших. Сивард был склонен меня поддержать, но двое остальных твердо стояли на своем, и мы были вынуждены с ними согласиться. Наверное, мне тоже хотелось убедиться, что Люси действительно мертва, и Годалминг оказался во власти галлюцинаций. Уж если лорды не могут противиться безумию, какой спрос с меня, простого адвоката, рассуждал я.
С помощью молотка и резца, захваченных из Линденвуда, они открыли мраморную дверь склепа.
— Годалминг подошел к гробу, намереваясь его открыть. Фон Хельсингер стоял рядом с ним, подбадривая его, точно бывалый наставник. Мне казалось, прошла целая вечность, пока Годалминг возился с крышкой гроба. Меня бросало то в жар, то в холод, в точности как в разгаре мозговой лихорадки. Больше всего я боялся, что на позор себе грохнусь в обморок. Наконец Годалминг вывинтил последний болт и поднял крышку.
Джонатан смолк. Я затаив дыхание ждала, когда он заговорит вновь.
— То, что мы там увидели, до сих пор стоит у меня перед глазами, — донесся до меня его осипший голос. — Страшно подумать, что после смерти всех нас постигнет подобная участь. Природа так жестока.
Взглянув ему в лицо, я увидела, что взгляд его одновременно исполнен отвращения и печали.
— Кожа ее была невероятно бледной, нет, даже не бледной, а голубоватой, как подтаявший лед. На губах еще сохранились остатки краски, которую нанес гример, и они казались пугающе алыми. В некоторых местах кожа лопнула, словно мертвое тело пыталось разорвать себя изнутри.
Джонатан несколько раз тряхнул головой, отгоняя тягостные воспоминания.
— Готов поклясться, фон Хельсингер был разочарован, обнаружив тело Люси в гробу, — произнес он. — Похоже, он и в самом деле верил — хотел верить, — что переливание крови способно оживлять мертвецов. Чувствуя, что мне отказывает выдержка, я спросил у Годалминга: «Вы удовлетворены, сэр?»
Джонатан смолк, заново переживая случившееся. Лицо его исказилось, словно от нестерпимой боли.
— Годалминг скользнул по мне отсутствующим взглядом и процедил: «Нет, Харкер. Я не удовлетворен». Потом он вытащил из своей сумки кожаный чехол и извлек из него нож. Здоровенный острый нож с лезвием длиной около девяти дюймов. Таким ножом можно убить крупного зверя. Я инстинктивно выставил вперед руки. Вид у него был такой, словно он собрался меня заколоть. Но тут Сивард встал между нами и произнес своим спокойным бесстрастным голосом: «Артур, этот нож очень хорош для разделывания убитого оленя. На охоте он незаменим. Но зачем он вам здесь?»
Годалминг хрипло расхохотался и ответил: «Что это ты так всполошился, Джон? Разве ты не хочешь, чтобы я избавил тебя от Харкера? Разве он не мешает тебе соединиться с твоей великой любовью?»
Джонатан выжидательно взглянул на меня. Я поняла, что должна что-то сказать.
— Да, Джонатан, доктор Сивард питает ко мне определенные чувства, и я это знаю. Можешь не сомневаться, со своей стороны я никоим образом его не поощряла и уж конечно не испытываю к нему ответных чувств.
— Он… он тебя домогался?
— Нет, разумеется, нет, — солгала я. — Мы с ним познакомились в Уитби. Люси отвергла его ухаживания, и, пытаясь заглушить горечь разочарования, он вообразил, что влюблен в меня. Для Артура увлечение приятеля служило постоянным объектом насмешек.
