Порочные (СИ) - Вольная Мира (лучшие книги TXT) 📗
И снова он все понял без слов, коротко меня поцеловал и ссадил с собственных колен.
— Завтракай, Эм, а потом я хочу с тобой на тот остров…
— На какой остров?
— На котором ты пряталась ото всех, — слегка склонил он голову, — куда сбегала, потому что хотела побыть одна, — и добавил, глядя на мое вытянувшееся лицо: — Мне Арт рассказал.
— Болтун, — проворчала. — У вас нет секретов, да?
— На самом деле о тебе он всегда мало распространялся, я долгое время даже не знал, что вы общаетесь… Я видел фото… Там ты и он, едите мороженое, тебе лет пятнадцать, где вы были?
— Арт приехал ко мне в Льюистон, потому что я не смогла вырваться… В то лето, когда должна была… — я замолчала, хмурясь, откусила от сэндвича, прожевала, стараясь не отрывать взгляд от тарелки.
— Участвовать в своей первой охоте?
— Ага, — кивнула. — Но у меня была учеба, экзамены и… в общем, было не до охоты.
— Ты многое пропустила в своих частных школах, Эм, — голос Джефферсона звучал мягко, почти глухо. Не знаю, о чем он думал, что имел ввиду, но мне вдруг отчаянно захотелось оправдаться, хотя, по идее, оправдываться было не за что.
— И многое узнала, не только о формулах и строении волчьего тела, — улыбнулась, жуя и делая глоток кофе. — Первую свою бутылку пива я выпила в Карстоне. Ее для меня пронес на вечер Зейн Гузман. Мы пили под лестницей сцены в актовом зале, а потом сжевали почти по пачке жвачки, чтобы преподаватели не учуяли запах. В Нешвилле я научилась плести африканские косички и наконец-то поняла, в чем кайф видеоигр. В Дэнтоне со мной в комнате жила настоящая ведьма, она гадала на чайных листьях и рунах. А в Бернаби я впервые села за руль. Это был разваливающийся бьюик, он вонял бензином и маслом, руль был слишком жестким для меня, а передачи приходилось переключать чуть ли не обеими руками, но в целом… В целом мне понравилось.
— А твой первый поцелуй, Эм? — вдруг тихо спросил Марк.
— На той вечеринке, в доме на утесе. С тобой, — я все еще пребывала в собственных воспоминаниях, поэтому ответила даже не задумываясь. И тут же захлопнула рот, сообразив, в чем призналась.
— Ты тогда совершенно не походила на девчонку, которая не умеет целоваться, — чуть насмешливо выгнул оборотень бровь.
— Ну… — протянула, проглотив остатки сэндвича. — Я знала теорию, остальное… Ты выбесил меня, Марк. Выбесил так, что до зуда хотелось поставить тебя на место, вот и… — я не договорила, только развела в стороны руками, признавая инфантильность собственного поступка.
Джефферсон несколько секунд просто смотрел на меня, ничего не говоря, а потом расхохотался. Заливисто и громко, заставляя и меня смеяться, потому что… потому что все это было ужасно глупо, на самом деле.
Мы закончили завтракать минут через десять, убрали со стола и отправились к озеру. Мне нужна была эта прогулка, пожалуй, даже больше, чем я могла себе представить, мне нужно было присутствие Маркуса рядом. Именно такого Маркуса: очень знакомого, расслабленного, веселого, надежного.
Волн практически не было, качка на катере не ощущалась, я сидела рядом с Джефферсоном, ловила лицом брызги и солнечные лучи и вдыхала запах воды. Мыслей не было, было просто хорошо и невероятно красиво. Я начала забывать, каким красивым может быть это место, каким по-настоящему завораживающим: темнеющий малахитовый лес, горы, на вершинах которых никогда не тает снег, скалы, становящиеся багряно-оранжевыми на закате, и прозрачная вода озера. Такая прозрачная, что дно видно даже на глубине десяти метров.
Мы оставили катер у причала, а сами ушли на другую сторону, жарили маршмэллоу и колбаски, пили сладкую газировку, валялись на одеяле на берегу, пускали блинчики по воде. Маркус рассказывал про стаю, про новеньких волчиц и волков, про вчерашнюю охоту, про своих родителей. Я была рада за Джефферсонов-старших, за то, что им удалось сохранить отношения, за то, что сейчас они наконец-то нашли время друг для друга и, судя по словам Маркуса, не собирались останавливаться.
— Ты не могла, — хохочет Марк над моим признанием, лежа на боку на одеяле, подпирая голову рукой.
— Я была маленькой, — улыбнулась, разглядывая другой берег озера. — И считала, что Шазе очень красивый.
— Не Тимберлейк? — вскинул волк насмешливо брови.
— Фу-у-у, — протянула, поморщившись. — Он даже тогда казался мне слишком… сладким. А в Шазе было что-то… — я неопределенно крутанула пальцами в воздухе, — интересное.
Смех Маркуса теперь еще громче, он почти заливается, прикрывая рукой глаза.
— Мне было десять, Маркус Джефферсон, — сказала, стараясь удержать серьезное выражение на лице. Но Джефферсон только громче расхохотался. — Смейся-смейся, — кивнула строго, отвернувшись от оборотня, снова возвращая взгляд к лесу на другой стороне, вдыхая запахи этого места полной грудью, прикрывая глаза.
— Сам, наверняка, тайком слушал Бритни Спирс, тащился от нее, как…
Договорить я не успела, Маркус опрокинул меня на спину, подминая под себя, заглянул в глаза.
— Нет, — прозвучало хрипло. — Я слушал Энимал Джаз и Эминема. И уже не важно, по кому я тащился, потому что сейчас я тащусь от тебя, — прошептал на ухо. — Тащусь больше, чем когда-либо мог представить, чем кажется, что могу выдержать. Ты невероятная, Эм. Ты очень сильная, умная, дерзкая, смелая, красивая и сексуальная, и я хочу тебя.
И его губы накрыли мои, вызывая дрожь, вырвав тихий стон. И большие горячие ладони на все еще влажной ткани купальника, гладят бедра, талию, грудь. Его кожа под моими пальцами — бархатная, дико стучит сердце, мышцы рук и спины снова напряжены. Я растворяюсь в этом поцелуе, в движениях его губ и языка, в поглаживаниях и ласке, в звуке чужого сердца. Маркус целуется так, что хочется еще. Больше и глубже. Сильнее и горячее, чтобы совсем перестать осознавать реальность и время…
Чертово время, которого совсем нет…
Солнце садится, а значит, нам пора возвращаться, мне пора в лабораторию. И я первая разрываю поцелуй, слегка прикусив губу Маркуса. Мне отчаянно не хочется этого делать, но надо. Очень надо. И очень не хочется, почти до стона разочарования.
— Нам пора, — шепот в его губы получился хриплым.
— Ага.
— Тебе — в стаю, мне — в лабораторию.
Он продолжал нависать надо мной, сильный и упрямый, грудь тяжело вздымалась и опускалась, глаза блестели, билась вена на шее.
— Марк, — сглотнула судорожно, понимая, что нам действительно очень надо остановиться.
— Прости, — он тряхнул головой, застыл на миг, будто пытаясь осмыслить, а потом кивнул, но так и не разжал рук, сел только, устраивая меня у себя на коленях, положил подбородок мне на макушку, замолчал, смотря куда-то вдаль.
— Марк? — снова позвала, не до конца понимая, что происходит, только чувствуя напряжение, исходившее от него.
— Нам надо поговорить.
— О, обычно с этой фразы начинается какое-нибудь дерьмо.
— Новости и правда не особенно радостные, — отвечает с коротким, каким-то нехорошим смешком Джефферсон. — Я попросил одного знакомого найти информацию на Арта и твоего лаборанта.
Я не удивлена, но как реагировать не знаю. Вопрос не в Артуре, вопрос в Реми, потому что… Ну, потому что это сильно попахивает попыткой провернуть все у меня за спиной, но злости нет, даже раздражения нет. Поэтому я киваю, давая понять, что слушаю, и Маркус начинает рассказывать, а когда заканчивает, я понимаю, что ни хрена не понимаю.
— Какая-то чушь, — бормочу неверяще. — Зачем Стеф это делать?
— Не знаю, зануда, — руки Маркуса крепче обвиваются вокруг моей талии, он ощущает мое напряжение, мою злость, мою растерянность. — Но я хочу, чтобы ты вернулась в стаю, хочу, чтобы ты была под моим присмотром, Эмили. Ни журналистам, ни активистам не понадобится много времени, чтобы тебя найти.
— Мне надо собраться, — киваю. Киваю и сжимаю руки в кулаки, потому что… сегодня я буду делать, что угодно, но только не собираться. Я не хочу и не могу больше откладывать. — Заберешь меня завтра.
