Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная (читаем книги .txt) 📗
И голос из коридора.
– Нас вызывали на труп…
Труп. Кондрат всмотрелся в мертвого Стаса, на лице того застыла пугающая посмертная улыбка.
Глава 5
Домой он шел уже под утро.
Можно было вызвать такси, но не хотелось. От дневной духоты не осталось и следа. Пахло озоном, тянуло влагой и прохладой – не осенней, ночной. Кондрат запахнул легкую куртку, в очередной раз поблагодарив самого себя за предусмотрительность. Еще месяц назад закинул в кабинетный шкаф куртенку, так, на всякий случай. Вот и пригодилась.
Леший свернул в переулок. В который раз посетовал на отсутствие освещения. Вернее, освещение должно было быть. По крайней мере, здесь высились столбы и круглые фонари, и лампочки в них регулярно меняли. Вот только загорались они раз-два в неделю, остальное время, улочку по которой каждый день проходил Леший, освещали только окна близлежащих домов, да пара фонарей у здания психушки. Те горели всегда, и днем и ночью, освещая железные ворота и высокий кирпичный забор. Отчего это здание находилось в центре города? Кто его знает… Собственно, когда его строили, в далекие совдеповские времена, Первомайский район еще центром не считался, скорее быстро разрастающейся окраиной. Окраина после стала центром Яндыря, а больничку так здесь и оставили. Может, не предлагалось другого здание администрацией города.
А может строить по-новому больницу подобного типа, со всеми её профилями, никому не хотелось. Короче, психиатрическая больница стояла в центре, если не считать того, что чтобы пройти к ней, нужно было вырулить на узкую улочку, пересечь полквартала, и свернуть под арку кубика пятиэтажек. Сразу за ними небольшой парк, еще одна арка и тянувшиеся с одной стороны сталинки и с другой та самая больница. К слову, перед высоким забором вытянута аллея деревьев нависающих над широким тротуаром с уютными скамейками. Если кто не знает, что находится за высоким, кирпичным забором, то очень милое и уютное местечко.
Дом майора Лешего выходил аккурат на аллею, и он много раз наблюдал прогуливающихся по тротуару молодых людей, мамочек с колясками, старушек с авоськами и старичков с газетками. Последние здесь бывали постоянными гостями. В пиджачках, с тросточками, они сидели на скамейках, редко читали, но свернутую газету неизменно держали в руках. Чаще разговаривали с такими же старичками или молоденькими мамочками с колясками и гомонящей малышней. Совсем уж редко какой-нибудь одинокий старик сидел оперевшись на трость, смотрел на старые деревья и высокую кирпичную стену. В такие моменты вся аллея казалась старой, одинокой, задумчивой. Было в них некое единение: аллея с древними дубами и высокой стеной, и старички с неизменной газеткой в морщинистых руках.
Среди ночи, после проливного дождя ожидать кого-то на аллее глупо. Так думал Кондрат, выходя из парка и прогулочным шагом, двигаясь к своему дому. Но он ошибся. Парочка дюжих молодцов вводили в ворота больницы бледного человека, тот шел, чуть волоча ноги и шаркая ими по тротуару. Руки его были позади скованы слегка позвякивающей цепью с темными наручниками. Длинные одеяния висели на худом теле. Кондрат остановился, смотря на мрачную процессию. Человек остановился всего раз, посмотрел мимо Лешего диковатым взглядом. Конвоир ткнул его в спину рукой, тот покачнулся, и в этот момент посмотрел на Кондрата. «Чур, меня», – непроизвольно вылетело у последнего, и рука уж было потянулась перекреститься. Тощий мужичонка смотрел золотистыми глазами с тонкими полосами, на вытянутом лице можно было различить кошачьи черты. Конвоир глянул на Лешего подозрительно искоса и сильнее ткнул мужичка, тот усмехнулся совсем по-кошачьи: обнажив передние зубы с мелкими клыками, и вошел в приоткрытые двери психбольницы.
Кондрат выдохнул, опустил занесенную в крестном знамении руку, торопливо свернул под вторую арку, и, пройдя по аллее, повернул к своему дому. На детской площадке перед домом, разнося скрип по всему району, покачивались качели. В полутьме ночи было видно восседающую на ней тень человека. Кондрат хотел пройти мимо, но свернул и подошел к раскачивающемуся мужчине.
– Не спится, дядь Вась?
– Да как тут спать? – поднял голову мужичок пожилых лет с небритой мордой, но добрыми глазами, обремененными темными кругами. – Пенсия не скоро, бабка пилит. Всё забрала, ни копейки не дает. Веришь Кондрат, даже на пятьдесят грамм нет. Вот вышел покурить, думаю авось…
– Так только рассвет забрезжил, дядя Вася…
– Ну, рассвет – не рассвет, вон видишь, тебя встретил, – и он подмигнул. Так хорошо подмигнул, по-доброму. Кондрат полез в карман, достал мелочь и отсыпал старику с полтинник.
– Вот спасибо, вот помог, – заулыбался дядя Вася. – Слушай, ты шёл, там Машка за углом открыта?
– Не смотрел, дядь Вась. Сходи, может и открыта.
Мужичок бодренько спрыгнул с качели, та пронзительно скрипнула.
– Ну, давай, – махнул дядя Вася и направился к ларьку тети Маши.
Кондрат вздохнул, посмотрел ему вслед. В эту секунду, на улочку вырулила машина. Осветив Кондрата, она медленно проехала мимо и завернула к соседнему дому. В ночи Леший только успел заметить косые фары и услышал гремящий звук. Тачке явно уж давно пора было на покой и отдых, а не бренчать старыми запчастями по спящим районам.
«Не одному мне не спится», подумал Леший и направился к своему подъезду.
***
– Утро доброе, тетя Зина! – голос разлетелся по темной прихожей. Кондрат зевнул и потянулся. Бросил мимолётный взгляд на кухонные часы. Время близилось к обеду.
Полная женщина в ярком клетчатом переднике и цветастом платке на голове, выглянула из-за двери кухни.
– А ты во сколько вчера пришел? Я и не слыхала, – она вытерла руки о передник. Помнится, такой же был у мамы.
Мама.
Родителей уже давно не было. А тетя Зина была. Можно сказать, единственная родственница, проживающая у черта на куличках в захолустном домишке. Потому, когда Кондрат прибыл в поселок Севольное Яндырской области и заскочил в гости к тёте Зине, которую не видал с детства... пожилая женщина сидела на косой лавочке и тоскливым взглядом провожала заглянувшего на минутку племянника. Решение пришло быстрое, в течение двух минут. Кондрат наскоро скидал нехитрый скарб тётушки и перевез в свою холостяцкую, пыльную, но довольно большую четырехкомнатную квартиру – оставшуюся в наследство от родителей. За первый день проживания, пока Леший был на работе, тётушка привела в порядок всю квартиру и хлебосольно встретила племянника пирогами и борщом. С тех пор прошло полгода, а отношения Кондрата и тетушки не были ничем омрачены. Скорее мужчина даже радовался такому соседству. В доме чисто и прибрано, всегда приготовлено поесть, в то же время тетушка отличалась крайней культурой и цивилизованность. Никогда не лезла с расспросами и тем лишних не заводила. Приятная во всех отношениях пожилая женщина. Странное дело, называть тетю Зину старушкой, от роду которой исполнилось более шестидесяти, у Кондрата язык не поворачивался. Всегда подтянутая, в отглаженной чистой кофточке с накрахмаленным воротничком, и свободного покроя брюках. Когда-то еще отец рассказывал, что тетя Зина работала шофером на местной мебельной фабрике, после водителем тамошнего деревенского управы. С тех пор привычка носить брюки осталась.
– Заходи, Кодя. Я блины пекла. Тебе со сметаной или сгущенкой?
– И того и другого и можно без хлеба, – процитировал Леший.
Тетя Зина засмеялась открыто, по-родному.
– Лика звонила.
– Знаю, – кивнул Кондрат. – Она и мне вчера звонила. Просит Тайру забрать, снова.
