Медь в драгоценной шкатулке (СИ) - Архангельская Мария Владимировна (книги бесплатно без .TXT) 📗
Как говорит местная пословица, народ для государя, что вода для лодки — может нести, а может и утопить.
Тянущая боль внизу живота отвлекла меня от размышлений на политические темы. Я старательно прислушалась к себе, забыв жевать, но через несколько секунд меня отпустило. Однако к концу трапезы боль вернулась. И когда я поднялась…
На светлой подушке моего сиденья виднелось красное пятно. Пока ещё небольшое.
— Что такое? — донёсся до меня голос его величества. Я молча указала на след крови — слов у меня не было. Император взглянул, после чего быстрым шагом прошёл к двери и распахнул её.
— Лекаря! — потребовал он громовым голосом. За дверью ахнули, послышался топот ног. Я продолжала стоять, в оцепенении глядя на подушку и уже чувствуя, как намокает бельё и что-то стекает по ноге. Но как? Как?! Мы же пытались… Этого не должно было случиться!
— Боги милостивы, — император обнял меня. — Будем уповать на помощь Неба. Всё будет хорошо.
Я заторможено кивнула.
Интерлюдия 2
К рассвету суматоха стихла, и император, проведший бессонную ночь, расхаживая по кабинету, встретился с выскользнувшим из спальни хозяйки врачом.
— Ну, как?
— Нам не удалось спасти ребёнка, ваше величество, — с поклоном доложил Гань Лу. — Но кровотечение остановилось. Если оно не возобновится, жизнь госпожи Драгоценной супруги вне опасности. Однако ей нужен постельный режим как минимум в течение недели, а также покой и продолжение лечения до конца следующего месяца.
— Делайте всё, что нужно, — махнул рукой Иочжун. — Отвечаешь за её здоровье головой, понял?
— Слуга принял указ. Ваше величество, дозвольте сказать ещё несколько слов?
— Ну?
— Когда госпожа Драгоценная супруга оказала недостойному слуге честь и решила воспользоваться его скромными умениями, она поделилась своими подозрениями. Госпожа Луй опасалась, что на её дитя могут покуситься, и решила принять меры безопасности, — император нахмурился, но перебивать не стал. — Она крайне тщательно с помощью недостойного следила за тем, что ест и пьёт, не пользовалась ни косметикой, ни благовониями, и даже воду из колодца набирали исключительно под присмотром. Беременность протекала хорошо, и ничто не предвещало несчастья. Но вчера днём, оставшись наедине с её величеством, госпожа впервые попробовала чай, приготовленный без её или моего присмотра. И меньше чем через пять часов началось кровотечение.
— На что ты намекаешь? — император был мрачнее тучи.
— Ваше величество, я сохранил чай, который пили госпожа и её величество. Буквально вырвал его из рук принёсшей его служанки. Всё дело в нём.
— Это что же ты хочешь сказать? — вкрадчиво спросил император, но уже на следующий фразе его голос загремел подобно грому: — Ты смеешь утверждать, что кто-то покусился на моего — моего! — ребёнка?! И кого ты в этом обвиняешь? Императрицу?!
— Слуга никого не смеет обвинять без доказательств, — врач упал на колени и ткнулся лбом в пол.
— Хочешь выслужиться? Показать свою незаменимость? А знаешь ли ты, что бывает за клевету на вышестоящих?! — император резко выдохнул и в который раз прошёлся от стены к стене. Гань Лу молчал, не меняя позы, и когда его величество снова заговорил, его голос прозвучал мягче: — Говоришь, Соньши подозревала, что её кто-то травит? Тебе ли не знать, что беременные женщины частенько плохо соображают. Тебе не стоило идти у неё на поводу.
— Ничтожный заслуживает смерти за то, что прогневал ваше величество и осмеливается настаивать на своём, — Гань Лу наконец поднял голову. — Однако в чай госпожи была добавлена материна трава, и я могу это доказать.
Глава 22
От гнева императора сотрясался дворец. Придворные ходили на цыпочках, а слуги и вовсе забыли, как дышать. Среди императорских наложниц ходили самые невероятные слухи, передаваемые исключительно шёпотом и с оглядкой. И, выходя на прогулку в сады, либо пробегая по Внутреннему дворцу по делам, все старательно отводили взгляды от дворца Полдень, окружённого плотным кольцом дворцовой стражи.
После того, как сначала состоящий при императоре личный лекарь, а потом и лекарь, приглашённый из города, один за другим подтвердили наличие в заварке материной травы и то, какое действие она производит на организм беременной женщины, говорят, началось что-то неописуемое. Императрица со всей своей свитой была арестована тотчас же. Император орал на неё так, что, по слухам, кое-кто из дам и служанок сразу же попадал в обморок, да и самой Эльм Илмин потребовалась помощь всё того же императорского лекаря. Но сердце его величества не смягчилось ни на йоту. В столицу полетел указ об аресте гаремной Службы врачевания в полном составе, а также всех оставшихся во дворце слуг императрицы, и о начале следствия. А следом за врачами под арестом оказались и ван Эльм со всеми чадами и домочадцами — эти уже просто по факту родства с преступницей. И когда император вернулся в Таюнь, его уже ждали первые признательные показания.
Но всё это я узнала позже, ибо большую часть грозы провалялась в постели во дворце Успокоения Души. Отравители не поскупились — через некоторое время уже остановившееся было кровотечение возобновилось, и к тому же у меня начался бред. То мне казалось, что я блуждаю по Украшенному Цветами Светлому дворцу, пустому, холодному и тёмному. При этом с меня градом течёт пот, но я всё никак не могу найти выхода из перетекающих друг в друга залов. То я вдруг отрывалась от пола и прямо сквозь крышу взмывала в тёмные грозовые облака с ледяным дождём. Я видела черепичные крыши дворца под собой, они кружились, или это я кружилась, словно листок в торнадо. А потом я начала падать, опять провалилась сквозь черепицу и оказалась в большом зрительном зале со сценой и бархатными креслами. На сцене стоял человек в маске, чёрном камзоле европейского кроя и белых чулках на всю длину ноги. В руках у человека был череп.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — патетически вопрошал человек, обращаясь к черепу. Ворот одежды вдруг сдавил мне горло, мои ноги опять оторвались от пола, и я не сразу поняла, что это гигантская минутная стрелка подцепила меня за шиворот и тащит вверх, к цифре «двенадцать» огромного циферблата. На неподвижной часовой стрелке у цифры «три» сидел облачённый в фиолетовый халат гном, болтал ножкой и мерзко хихикал. Его хихиканье отдавалось в ушах, смешиваясь с назойливым тиканьем. Тиканье ещё долгое время преследовало меня, даже когда циферблат уже давно растворился в мокром тумане.
