Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша (полная версия книги txt) 📗
Петр Андреевич взглянул на застывшего рядом с Верой Михалыча.
— Что произошло? — выдохнула Вера, чувствуя, как напряжение постепенно утекает из рук.
— Идемте, выясним детали, — сказал страж, пропуская вперед даму. — Не беспокойтесь, пострадавшей помощь не нужна. Травмы не совместимые с жизнью.
Вера обернулась на Михалыча и невролога, все еще пребывавших в странном трансе, и зашла в корпус.
— Он… — заговорила было Вера, но страж, поднимавшийся следом за ней по лестнице, перебил.
— Иннокентий обо всем докладывал, — сказал Петр Андреевич. — Управление в курсе, и я здесь, чтобы утрясти формальности. Ваш психиатр в порядке, честное словно, Вера Павловна, возьмите себя в руки!
Хранительница рывком обернулась к стражу. Он понятия не имел о том, что Иннокентий значил для нее. Не пошел бы он со своими советами! Петр Андреевич прочел это выражение в ее глазах и усмехнулся.
— Вы видимо не в курсе, — сказал страж, поднимаясь по лестнице.
Бессмертных окружали люди: кто-то бежал вниз по лестнице, кто-то кого-то звал, словом, творилась суматоха, но сейчас, благодаря не до конца понятной Вере силе стража все кругом замерло. Хранительница и ее спутник поднимались в тишине.
— Стражам позволено… наказывать живых, в отличие от хранителей. Конечно же, только в особых случаях. Когда душа натворила уже такого, что если ее не остановить еще при жизни, после смерти это будет крайне гадкий выродок. Вчера Иннокентий доложил в Управление о таком вот случае. Признаюсь, я вообще не ожидал того, что он когда-нибудь станет использовать свои силы в этом ключе. Вы бы видели его на учениях, так много желчи в свой адрес я давно не выслушивал. Его можно понять.
Страж вздохнул.
— Лет двадцать в начале прошлого века с ним были крайне не любезны, используя словно цепное животное в поединках. Мы надеялись, что он покажет свою истинную сущность и потеряет защиту высших сил. Мы могли покончить с очевидной угрозой, прижившейся прямо в центре Москвы, в одном из лучших стационаров. Вздохнуть спокойно. Но Иннокентий мне кое-что другое доказал. Что он человек. Вам теперь ясно, почему он так нас не любит?
Страж заглянул Вере в глаза, и та кивнула.
— Я никак не ожидал доклада от него и отложил его в сторону. Думал, это какая-то изобретательная шутка. Но с утра выяснилось, что я ошибался. Мы бросили его одного, юного неопытного стража. Поэтому пролилась кровь. Такое случается у новичков.
С этими словами Петр Андреевич отворил дверь процедурного кабинета.
— Его никто ни в чем не обвиняет, — произнес страж, взглянув на хранительницу. — Я дал разрешение на то, что он сделал. Поздновато, конечно.
Психиатр сидел на кушетке и прижимал к правому глазу обернутый в марлю пакет со льдом. В углу замерла медсестра, вынимавшая бинт из упаковки. Заморозка времени на хранителя тоже не действовала. Иннокентий поднял голову.
— Вера?
Хранительница едва преодолела первый порыв броситься к нему. Такая демонстрация привязанности была бы сейчас лишней.
— Почему ты не сказал ни слова? — сорвалось с ее губ.
Иннокентий молча убрал лед, и Вера к своему ужасу разглядела рану у внутреннего края правого глаза. Верхнее веко отекло и полностью закрыло белок. Похоже, кто-то пытался всадить Иннокентию в лицо острие.
Психиатр дернулся, осознав, что напугал Веру и отвернулся.
— Прости.
Хранительница выронила принадлежности для реанимации и подошла к возлюбленному, схватив его за руку.
— Как? — на новом свитере Иннокентия были капли крови.
— Он не смог отказаться от денег, как и в прошлый раз, — выплюнул психиатр. — Фотографии из психиатрической клиники появились по той же причине. Он покрывал тех, кто поставил на поток это дело. В итоге ему удалось выйти сухим из воды. Когда я узнал об этом, то собрал на него компромат, я это умею. Пожалел его потому, что у него было тяжелое детство.
Психиатр фыркнул.
— Какое-то время я считал, что Береговой послушно ходил в узде. И ошибался. Он остался точно таким же гнилым человеком. Это не я, это он со мной играл!
Психиатр задохнулся от злости. Вера могла его понять. Он, человек, умевший видеть чужие душевные порывы, так ошибся. Все из-за того, что видеть не хотел, не мог допустить мыслей о такой жестокости. Судил по себе.
— Вер, у него еще несколько жертв, — признался Иннокентий, и вид у него был такой, словно хранителя от этой истины мутило.
— Они ведь живы? — шепотом уточнила девушка.
— Я этим займусь, — сказал психиатр выглядел он так, словно собирался в чем-то признаться. — Я был идиотом. Мнил себя всемогущим из-за этих очков.
Вера обернулась к стражу. Петр Андреевич привалился к дверному косяку и всем своим видом показывал, что готов слушать дальше. Иннокентий поморщился, приложив лед к глазу, и снова обернулся к Вере.
— Это мне… повод задуматься. Я полагал, что никогда теперь не ошибусь. Ты мне показала, что жизнь куда более многогранна, чем я долгое время себя убеждал. Ты вновь открыла мне ее светлую сторону, которую я игнорировал, а Береговой… продемонстрировал тьму. Боль и жестокость никуда не исчезают, если просто закрыть на них глаза. Я хранитель, Вера, нечто куда более могущественное и мудрое, чем обычный человек. Я не должен был допустить того, что происходило…
В этот миг заговорил Отверстчик.
— Ты обладаешь двойной природой. Работа хранителя оставаться наблюдателем, наша — защищать. Именно поэтому ты сейчас чувствуешь раскаяние. Хорошо, что ты наконец-то начинаешь понимать, каково это. Я думал, в тебе никогда не проснется сила.
Взгляд Иннокентия блеснул, и Вера поняла, о чем говорил Петр Андреевич. Наверное, впервые за долгое время он мог не оставить у собеседников сомнений в том, что способен постоять за себя.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет вбежал Михаил Петрович.
— Ты в порядке! — выдохнул он первым делом, посмотрев на Иннокентия, и тут оглянулся на главу стражей. — Что, решил забрать первенство у Веры по сумасбродству?
С этими словами патологоанатом коснулся висков Иннокентия, и психиатр отпустил лед, который прижимал к глазу. Увечье затянулось само по себе.
— В последнее время тут скандал на скандале, — проворчал профессор, словно бы извиняясь перед Отверстчиком. — У меня ощущение, будто я руковожу яслями. Надеюсь, в Управлении не станут предъявлять претензии к нему?
Петр Андреевич покачал головой.
— Он сделал то, что был должен. Не ругайте его. Юным стражам тяжело даются первые схватки. Бремя морального выбора нелегкое.
Лицо патологоанатома вытянулось, но он быстро совладал с удивлением, хмыкнул, и с облегчением посмотрел на Иннокентия.
Психиатр шумно вздохнул.
— Теперь о том, что произошло, — проговорил Петр Андреевич. — Для протокола.
Он вытащил из кармана блокнот и приготовился вести запись. Иннокентий набрал воздуха в грудь и заговорил.
— Вчера… я же уведомил вас по всем правилам.
Отверстчик вздохнул.
— Это мой промах. От такого как ты, Иннокентий, я ожидал насмешек, никак не отчета после того, о чем мы всю прошлую неделю проговорили.
Глаза психиатра блеснули.
— Полагаю, в Управлении еще хорошо помнят мой острый язык.
Отверстчик кивнул.
— Ты имеешь право злиться, после того как в Управлении поступали с тобой.
Психиатр посмотрел на свои пальцы.
— Через что мне только не пришлось пройти, чтобы доказать, что я человек!
Может, еще поэтому психиатр не горел желанием идти на контакт с какой-либо живой душой. Бессметные были убеждены в том, что он чудовище и доказывали это ему, время от времени заставляя вытаскивать наружу скрытую сущность. Сейчас Вера еще больше гордилась спутником оттого, что он преодолел такое без ее помощи. От хранительницы потребовался лишь последний толчок. Смогла бы она так же? Он, странно было это признавать, был сильнее ее. Вера, наконец, обрела человека, который был равен ей по духу и… даже крепче.
— К делу! — поморщился психиатр. — Я не получил от вас ни слова и еще раз убедился в том, что у стражей крайне неэффективная организация. Я был неспособен приложить его сам без разрешения, иначе пострадал бы…
