Уровень: Магия (СИ) - Мелан Вероника (книги без регистрации .txt) 📗
И все же…
Ричард оказался прав. Нет, не Ричард, но те его слова, что вытянули на поверхность правду: Марика любила Майкла. По-своему, нежно, трепетно, от сердца, как любят святого для себя человека, до которого далеко и не добраться. И не потому, что расстояние.
Она полюбила его, наверное, тогда, сидя вечером у летнего коттеджа, когда на веревках сохла мокрая от ливня толстовка, когда искрилась влагой трава, когда котелок все никак не хотел сварить кофе… или чай? Нюхая очередную порцию переливаемого в кружки алкоголя, Майкл смеялся.
Она полюбила его за то, что он оказался единственным человеком, который протянул ей руку в тот момент, когда она меньше всего этого ждала. Не посмеялся, не стал укорять, не прогнал, но подарил шанс на размышления о новой себе. О возможной новой себе. Но стала ли она ей?
Вино пришлось все-таки налить. Не в алюминиевую кружку, но в фарфоровую — в бокал не хотелось, — хотелось снова мысленно побыть на Магии, а ощущение тонкого хрусталя под пальцами отвлекало.
Марика плеснула чего-то из первой попавшейся бутылки, села напротив картины, на которую, как она думала, научилась смотреть спокойно, и едва не расплакалась. Очень хотелось вновь попасть обратно. До чего же сильно… Ничего не прошло…
Она любила Майкла с таким теплом и светом, как любят далекий образ с незнакомой картины: вроде бы близкий — стоит лишь коснуться, — но такой же далекий. Недостижимый. Учитель. Красивый мужчина. Спокойный, ласковый, понимающий. Как хотелось бы зарыть свои ладошки в его руки. Она бы все слушала и понимала, по крайней мере, старалась понять, шагала бы в ногу, смотрела бы туда, куда он указывал, и делилась бы своими наблюдениями, она бы…
Она бы…
Что?
Она бы хотела любить его не только как Учителя, но и как мужчину. Возможно ли такое? Позволил бы он? Каково это было бы — сидеть с ним вечерами на крыльце? Думать о мире, о жизни, одновременно купаясь в счастье? Не слишком ли обширный запрос? Но ведь у Пилона именно это и было попрошено, разве не так?
Нет, не так. У Пилона она попросила вторую половину, но не Майкла, хотя ведь хотела именно его. Марика сжала одновременно фарфоровую ручку и зубы. Не имела права выбирать за другого, поэтому пришлось ограничиться пространной формулировкой о счастье в личной жизни. Не загубила ли она тем самым возможность быть по-настоящему счастливой с тем, с кем хотела?
Какой смысл теперь думать? Какой?!
Надо забыть, привыкнуть к городской жизни, отпустить прошлое! Оставить, разжать ладони, отпустить вожжи.
Нет Магии, нет Майкла. Есть Нордейл, эта квартира, есть картина и молчащее зеркало.
Есть усталое тело, разбитая душа, работа, которую нужно делать. Есть вещи, к которым нужно привыкнуть.
Марика отставила кружку прочь и пошла закрывать балконную дверь, по пути надеясь, что этой ночью ей не будут сниться сны. Ни плохие, ни хорошие — никакие. Пусть не терзают сердце.
Перед тем, как сделать это, он попросил разрешение у Золотого леса.
И заодно прощения. Объяснил — сбивчиво, путано, но искренне: этот подарок ей очень нужен. И ему нужен — другой не подойдет; Лес прошелестел одобрительно — так Майклу показалось, и теперь ценная вещь, завернутая в тряпицу и стиснутая с двух сторон кожаными перегородками, лежала в сумке. Осталось только прорвать кордон Изольды — задача сложная, но решаемая, если подойти с правильной стороны.
— Почему именно ее адрес, Майки? — Хмурила седые брови над очками бабка. — Я вообще ничей дать не могу — не имею права, — но удивляюсь, почему ЕЕ? Вот уж где стервочка.
— Я должен передать ей важные документы.
— Какие?
— Бумагу на подпись о совершенном походе.
— Ее не обязательно заполнять, ты же знаешь.
— Вернуть потерянную варежку.
— Это не ее варежка. Это моя варежка.
— Сказать, что…
— Майк… — Изольда перевела взгляд от экрана, на который смотрела, на стоящего у стола мужчину. — Ты мне врешь. И это удивительно. Ты вообще врал когда-нибудь? Кому-нибудь?
Морэн комкал в руках найденную замусоленную варежку — жесткую от влаги и пересыхания, всю в разводах и сжимал губы. Врал ли? Нет, он не мог такого припомнить. Но также не мог припомнить и ощущения, что стоит словно школьник перед вахтершей, которая не хочет вернуть ему куртку — стыд и срам.
— Изольда, мне нужен ее адрес. Сильно нужен. Очень.
Администраторша долго и пристально вглядывалась в глаза, в их дно, в его душу. Неодобрительно кряхтела, громко дышала, возила кончиком карандаша по столу — думала.
— Ладно, — сдалась в конце концов. — Ради тебя. Хоть и…
— Хоть и что?
Морэн хмурился и напряженно ждал, настроив память на мгновенное запоминание произнесенных букв и цифр. Ждал адреса.
— Хоть… Хоть и… Ну, не мог ты выбрать кого-то другого?! — с негодованием всплеснула руками та. — Кого-нибудь повежливее, потактичнее, пообразованнее…
— Не мог, — отрезал ровно, но предельно жестко. — Не мог.
— Эх… — единственное, что произнесла администраторша с неподдельной грустью, прежде чем отложила карандаш и начала нажимать на кнопки.
День не задался с самого утра.
Нет, скорее, с обеда, когда она вошла в кабинет к Арнольду и принялась излагать ему суть нового проекта — великолепного, по ее мнению, проекта, изумительного, не имеющего аналогов в истории.
— Вы только подумайте, такого никто и никогда не показывал на экранах телевизоров! Прорыв, совершенно новая информация, которая заставит людей думать. Думать о них самих, об их жизнях, о целях. Заставить пересматривать отношение к обыденным вещам, поможет сменить приоритеты, заставит заглянуть внутрь себя! Я уже набросала сценарий для первых двух передач, придумала вступления, даже набросала логотип для заставки, осталось только отдать дизайнерам…
Директор долго молчал. Смотрел на разложенные перед ним листы, но не читал, по крайней мере, Марика не видела, чтобы его глаза скользили по строчкам; взгляд, скорее, тонул сквозь них, сквозь стол, сквозь бетонные этажи — расфокусированный взгляд, совсем не тот заинтересованный, которого она ожидала.
В кабинете густела тишина. Липкая, вязкая, неодобрительная.
— Ну, пожалуйста, подумайте… — предприняла Марика еще одну попытку; голос сделался хриплым, просительным. — Такой проект может поднять рейтинг канала до невероятных высот. Этому нет аналогов.
— Или опустить его до неприемлемо низких отметок. Вы едва ли понимаете, что предлагаете.
— Я? Наоборот! Я очень хорошо понимаю…
— Мы годами исследовали зрительские предпочтения: анализировали, собирали статистику, подбирали нужный ассортимент программ. И опросы ни разу не показали, что люди хотят задумываться и познавать себя. Опять же, неужели вы думаете, что все из того, что мы транслируем, не дает никому пищи для размышлений? Ничему не учит?
— Нет, конечно же, учит…
Арнольд становился все жестче, как стремительно пересыхающая без влаги почва.
— Да, возможно, мы немного пережевываем, размягчаем и размалываем, чтобы еда ложилась в рот легче, но то, что предлагаете вы, не проглотит никто!
— Вы ошибаетесь!
— Очень редко.
— Дайте шанс… Всего лишь шанс! Запустите в эфир первую передачу и посмотрите на отклики. Если люди не примут, я отступлюсь…
— Боюсь, что вам придется отступиться раньше. — Арнольд с видом подписываемого приговора сложил листы в стопку и отодвинул от себя. — Я бы тут не сидел, если бы по-дурацки рисковал каждый раз, когда мне представится шанс.
Ее ногти впились в кулаки — с отодвигаемыми прочь листами, он отодвигал в сторону ее мечту, ее первый по-настоящему важный и ценный проект. Ее вдохновение, ее позывы привнести в этот мир что-то прекрасное и нужное. Не мог рассмотреть пользы, гасил внутреннюю лампу — единственный источник внутреннего света.
— Ну… хоть почитайте. Хоть подумайте, присмотритесь.
Было видно: она начала ему надоедать. Как мошка, что кружит у лица: вроде бы жаль сразу отмахиваться и давить, но придется, если не перестанет лезть в глаза.
