Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ) - Южная Влада (читаем книги TXT) 📗
Но это был Ян, вместе с тем понимала она, и у Яна имелись свои представления о верности и чести. Он не мог делать что-то за спиной друга. И, видимо, только такой способ посчитал наиболее подходящим для себя.
— Любишь? — как-то по-особенному вкрадчиво переспросил Димитрий, и Северина увидела, как потемнело его лицо.
Смотреть на Яна он все еще избегал. Да он же тянет время, догадалась она. Димитрий мог бы уже тысячу раз убить Яна за эти несколько минут, не говоря уже о том, чтобы обернуться волком и просто прыгнуть. Достаточно было лишь повернуться, посмотреть — и выполнить обещанную угрозу. Но Димитрий не смотрел. И не шевелился.
— Я не знаю, что такое любовь, — задумчиво проговорил он.
— Знаешь, — отозвался Ян, — и теперь знаешь, что чувствовал я, когда отбирал твою женщину. Но мне пришлось. Ты сгорал рядом с ней. Ты бы умер.
Обычные ледяные улыбки Димитрия не шли ни в какое сравнение с той, что играла на его губах теперь.
— Может, тебе стоило дать мне умереть? Может, я желал такого исхода?
— Может, — согласился Ян и замолчал, обдумывая что-то. — Но я не мог позволить тебе умереть. Я понимал, что ты возненавидишь меня, но твоя жизнь была важнее твоего счастья. И нашей дружбы тоже. Прости меня.
— Простить? — Димитрий повернул голову и впервые за столько лет посмотрел на старого друга. Сидящей на полу Северине на миг показалось, что его холодные черты слегка оттаяли, но скорее всего ей просто хотелось так думать. — У тебя была сытая жизнь, как я погляжу.
Шли секунды, но даже теперь он не бросился на своего заклятого друга. Просто стоял и смотрел, и в его глазах разливалась столь знакомая Северине белоснежная пустыня. Она не понимала, почему он не двигается.
— Мы много работали вместе, чтобы жить сыто, братишка, — кивнул Ян с виноватой улыбкой.
— Много, — подтвердил Димитрий равнодушно и перевел на Северину взгляд, под которым та невольно съежилась. — Что ж, предоставим выбирать нашей прекрасной лаэрде. Выбор, которого у меня никогда не было. Кого ты хочешь, дорогая? Выбирай.
— Яна, — ответила она дрожащими губами, прежде чем успела подумать. — Я хочу уйти к Яну.
— Это хорошо, — он ласково погладил ее по лицу, взял за плечи и поднял на ноги. — Тогда докажи это. Поцелуй меня на прощанье и повтори это снова.
Ян, все еще замерший на пороге, издал протестующий звук, но Димитрий одним жестом остановил его возражения.
— Это ведь добровольное решение. Она может не целовать. Ты можешь не целовать, Северина.
"Ты можешь не целовать, Северина". Зеленые глаза Жулии смотрели на нее в упор. "Ты можешь не целовать. И тогда он убьет его тоже. Чудовища не умеют любить. Чудовища не умеют прощать". Димитрий — не тот человек, чтобы мило улыбнуться и пожелать им совместного счастья, раз уж так все сложилось. Она поняла, что сглупила. Ей надо было изначально выбрать мужа. В конце концов, он прав — она выбрала его один раз и на всю жизнь, как можно тешить себя надеждой, что удастся сбежать?
— Я поцелую.
Северина обвила руками шею Димитрия и прикоснулась к его губам. И ощутила, как тонет. Это то, о чем она говорила Яну, когда пыталась признаться в любви. Глупое, неумелое признание глупой, неумелой девчонки.
Она на миг расслабилась… и осознала, что сидит на собственном письменном столе. Ее руки сдирали рубашку с мощных плеч Димитрия, стоны рвались из груди. Он целовал ей шею, терзал соски и гладил бедра, словно они остались лишь вдвоем. На какой-то миг для Северины действительно исчезло все остальное. Она распахнула глаза, увидела напряженное лицо Яна. Он не отворачивался, смотрел, и от этого ей захотелось кричать, но теперь не от удовольствия, а от того неясного, невыносимого чувства, что выворачивало ее наизнанку.
— Так кого ты выбираешь, дорогая? — с усмешкой прошептал ей Димитрий.
— Никого, — заорала она, отталкивая его и хватаясь за виски. — Убирайтесь оба к темному богу. Оставьте меня в покое.
— Ты слышал, Ян? В покое, — Димитрий одернул рубашку, обнаружил оторванную пуговицу и с сожалением прищелкнул языком. — Как ты там сказал? Теперь я знаю, что чувствовал ты? Нет. Это ты теперь имеешь хоть какое-то представление о том, что чувствовал я.
Он прошел мимо Яна, толкнув плечом. Тот поморщился, но ничего не ответил. Северина спустилась со стола и обхватила себя руками. Она уже достаточно простояла голой, ее начала раздражать собственная нагота. И собственная беспомощность.
— Убирайся, — хрипло повторила она Яну. — Ты сам все видел.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, затем развернулся и вышел. Северина выпрямила спину и сделала глубокий вдох. То, что ей оставалось, требовало определенного мужества, но если она не выполнит задуманное, то закончит жизнь еще хуже. У Димитрия отобрали его любовь, и это сделало его беспощадным и жестоким монстром. Она не хотела себе такой судьбы, она боялась ее, а еще она так сильно устала… Кто знает, что станет с ней, если Димитрий продолжит отбирать у нее любовь снова и снова?
С каменным выражением лица, стараясь не смотреть на тело Жулии, ставшей безмолвным свидетелем этой отвратительной сцены, Северина пошла в ванную комнату. Там она долго сидела под горячей водой и терла себя щеткой, понимая, что все равно не смоет всю ту грязь, что налипла на нее за столько лет — и за те несколько минут, в течение которых она страстно желала заняться сексом с Димитрием на глазах у Яна. И занялась бы, если б тот продолжил. И занялась бы даже теперь, если б он вошел и заставил ее. Никогда еще Северина так не ненавидела свою волчью половину, как сейчас.
Разодрав себя до крови, она вытерлась и пошла в гардеробную. Здесь еще мерещился звонкий смех Жулии и валялись разбросанные украшения — Северина в сердцах схватила и порвала жемчужную нить. Белые перламутровые бусины вскачь разлетелись по полу. Она заставила себя успокоиться, села за туалетный столик и взялась за макияж.
Говорили, что мать Димитрия выглядела великолепно в тот день, когда сошла с ума. Кажется, Северина начинала в это верить. Она тщательно выбрала наряд — темно-зеленое платье с золотой вышивкой по вырезу и бокам — и украшения к нему. Только волосы лишь высушила и расчесала, не потрудившись уложить. Может, они прикроют то безобразие, в которое превратится ее лицо… а оно наверняка превратится.
Закончив с приготовлениями, Северина встала и окинула себя в зеркале критичным взглядом. Там, в отражении, она все еще оставалась молодой, красивой и полной сил. Внутри она ощущала себя мертвой старухой.
Никто из слуг или прочих обитателей резиденции не встретился на пути, пока Северина поднималась на самый верх. Дверь на чердак ютилась в конце лестницы и отворилась легко. Большое пустое пространство было серым от пыли и полутемным: свет поступал сюда лишь через редкие щели меж досок, в них же свистел сквозняк. Вторая дверь, которая вела на крышу, примерзла, ее пришлось хорошенько подтолкнуть плечом. Наконец, Северина вырвалась наружу.
Ее легкие домашние туфли тут же утонули в снегу, который ровным нетронутым слоем покрывал все видимое пространство. Ветер подхватил волосы и бросил в лицо. Крыша была плоской, с невысоким, по колено, но широким парапетом по краю, Северина подошла к нему и поставила ногу. Парк внизу походил на великолепную зимнюю сказку. Деревья, кусты и клумбы стояли, припорошенные белым. Серовато-жемчужное небо над ними хмурилось. Она перенесла вес и поставила на парапет вторую ногу. Раскинула руки, чтобы сохранить равновесие — ветер железным кулаком бил в грудь и толкал в спину.
Как красиво. И как страшно.
Северина подняла голову и закрыла глаза. Еще секунда, одна маленькая секунда — и она возьмет себя в руки и шагнет в бездну. Ей следовало сделать это давным-давно, еще в детстве, когда она влюбилась не в того парня и предала подругу. Но как же страшно… и как хочется найти себе тысячу оправданий, чтобы жить…
— Подожди, волчица, — раздалось за ее спиной, — мы сделаем это вместе.
