Матушка Готель - Подгорный Константин (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
- Нам пора, - прощалась она, снимая с прилавка корзину, и растворялась столь же бесследно, как и являлась.
- Ты не понаслышке знаешь, как опасно общаться с малознакомыми людьми, - отчитывала Готель по дороге, - да, месье Моро - хороший человек, но, всё равно, ты не должна быть столь легко доверчивой.
Наступала зима, но вместо снега чаще просто шел дождь. И у подножья башни, меж высоких кольев, Готель сооружала небольшой навес и ставила там корзину. Корзину, от которой она не отходила ни на шаг с того самого момента, как получила её из рук Ордена в Париже. Но теперь девочка едва помещалась в ней, и Готель выкладывала ребенка на расстеленное одеяло, каждый раз, когда стирала или мыла посуду.
- Дождь, - констатировала она, закончив у ручья и усевшись под навес рядом с девочкой.
- Гу, - произнесла малышка.
- Не иначе, - задумчиво согласилась Готель.
И они возвращались в башню, где было тепло, сухо и чисто. Идеально чисто. Ребенок начинал ползать.
- Я знаю, мы раньше не говорили об этом, - отвернувшись лицом к кухне, толковала Готель что-то в ступке, и девочка внимательно и сосредоточено следила за мамой, пока та не подошла и не села рядом, - но мы так устроены, - добавила она, разведя руками, и облизала палец испачканный остатком чего-то вкусного.
Малышка смотрела на неё большими, удивленными, зелеными глазами. Готель провела по губам девочки большим пальцем, оставив на них немного ещё незнакомого вкуса, и та сделала несколько легких движений ртом, пробуя сие новшество.
- Вкусно? - спросила Готель, на что девочка лишь поморщила лоб и размазала остатки яблочного пюре по лицу, - кисло, - кивнула Готель и вскочила обратно к кухне, - надо не забыть купить сахар, - добавила она оттуда.
К весне в деревню стали ходить реже. Ежеминутная потребность в молоке падала, и покупали фрукты, овощи и игрушки. В основном это были фигурки животных, чаще утки, лошади и птицы.
- Мария! Какая ты стала красавица! - качая головой, восклицал месье Моро.
Он доставал из кармана новую лошадку и вкладывал её в ладошку девочки.
- Это очень быстрый конь, он летит как по полю ветер, потому держи его в руках крепко, - говорил затейливым голосом он, и у малышки в коллекции появлялась очередная лошадка, такая же, как и остальные; похоже, он делал их сам.
Что мешало Готель называть девочку по имени? Неизвестно. Может быть то, что противопоставить было нечего. Она хотела быть матерью и уже решила быть ею, но что-то внутри её тому сопротивлялось; она не знала, сможет ли слышать желанное "мама" и отвечать, и будет ли эта иллюзия любовью - королевская дочь, укрытая в тайной башне женщиной, мечтавшей вовсе не о заточении своего счастья, но спрятавшей его ото всех.
И Готель не могла себе в этом признаться и не хотела. Не хотела принять себя такой. А окликнуть ребенка Марией, значило еще раз напомнить себе о правде.
- Нам пора, - говорила она и, буквально, вытаскивала девочку из рук месье Моро.
Слишком воспалена была её ревность, слишком больно отдавалась в сердце каждая мелочь. Каждое слово, каждый случайный взгляд в сторону девочки делал лицо Готель бледным от едва сдерживаемого негодования; и она сдерживала себя, через натянутую улыбку, через суетливый расчет монет. И чем старше становилась девочка, тем большим стрессом становился для Готель каждый следующий поход в деревню, последней чертой чего стал случай по осени, когда они в очередной раз отправились за покупками, и девочка, увидев месье Моро, издала столь радостный крик, что его звук прошел ледяной стрелой через всё тело Готель. Разве она заслужила этого? Разве месье Моро заслужил такой почести? Разве месье Моро жертвовал Богу столько, сколько жертвовала она? Разве месье Моро ездил в осажденный Мон Сен-Мишель? Разве ждал он этого ребенка триста лет? Разве бросил он всё что любил до этого?
- Иди к маме, - уводя ребенка, сказала уверенно Готель; и теперь уже определенно, с резными лошадками и прочими совместными выходами было покончено.
По возвращении, Готель спустилась этажами в поисках ненужных лоскутков, цветных обрезков и разной нитки, оставшихся от шитых ею в прошлом платьев. От минувших мыслей, всё ещё не отпускающих, она с трудом могла сосредоточиться, а потому долго перебирала на полках одни и те же вещи. Много здесь осталось еще от астронома: ножи и прочие предметы домашнего обихода, старое огниво, пустые мешки под пшеницу, два пакетика с семенами рапунцеля; Готель заглянула внутрь и подумала, что, должно быть, они были уже мертвы, поскольку пролежали на полках целую вечность. Готель взяла мешки, семена и поднялась наверх.
Это было время, когда Марии уже исполнился год, и наступала пора учиться оставаться одной, пока мама будет отлучаться из дома. И обычно Готель предпочитала выходить утром, совсем рано, например, набрать хвороста для камина; торопливо обходила округу и возвращалась еще до того, как малышка проснётся.
День всегда проводили вместе, чаще у подножья башни, на траве, под ласкающими лучами солнца. Когда же предстояло выйти вечером, до деревни, Готель укладывала девочку пораньше и была с ней особенно внимательна и нежна. Каждый раз, покидая башню, она знала, что ребенок может проснуться в любой момент, и тогда рядом должен быть хотя бы кто-то.
- Познакомься, милая, это Софи, - показала она только что законченную тряпичную куклу, - можно она сегодня послушает сказку с тобой?
Тогда начались сказки. Поначалу совсем простые: о потерянной горошинке, о бравом птенце и солнечных лепешках. Частенько Готель выдумывала такие истории на ходу. Понимала ли их девочка, неизвестно, но совершенно точным было одно, что она очень любила их вечерние чтения, ласковый голос своей матери, верила ему всей душой и доверяла всем сердцем. На её лице отражалась каждая прочитанная строчка, каждое незначительное переживание заставляло вспыхивать её глаза от радости и крепко сжимать Софи от волнения за крошечные судьбы маленьких героев в их увлекательном приключении.
Потому, сколько бы долго Готель не размышляла о целесообразности и нравственности называть друг друга своими именами, когда девочка просыпалась, она неизбежно звала "маму", и объяснять в такой момент ребенку, что всё не так как выглядит, по крайней мере, жестоко и уж тем более глупо.
Возможно, не что иное, как эта неизбежность стала их первым шагом навстречу друг к другу. В этой девочке было гораздо больше разумного, чем Готель успевала взять, и иногда казалось, что именно ребёнок ведёт её за руку, а не наоборот. Страшные истории об избалованных детях тоже оказались неправдой. Девочка ходила по дому так тихо, словно боялась побеспокоить мамину внутреннюю меланхолию или в святости её берегла, как если бы она стала воздухом, наполняющим их маленький мирок. Она сжимала свои губки и смотрела на маму, в ожидании её теплого голоса.
- Софи не спит? - спрашивала та ребенка, держащего за руку свою куклу, и девочка отрицательно мотала головой, - ну пойди, полежи с ней, пока она не заснёт, - говорила тогда Готель.
Девочка ложилась на кровать и впадала в послеобеденный сон, как и во всякий другой раз, доставляя куда меньше хлопот, чем её кукла. В такое время Готель открывала окно, садилась на подоконник и, наслаждаясь солнечным небом, доедала остатки детского пюре.
Ещё одна зима прошла за книгами из библиотеки астронома, коих, впрочем, оставалось не много. Большинство были прочитаны, другие попросту не интересны, и теперь, когда разгадка её цветка мирно спала в другой комнате, а необходимость греть друг друга с приходом весны прошла, здесь можно было устроиться самой, а девочку оставить в прежней, нарочно превратив её в детскую.
Сперва Готель перебрала книги, полностью разгрузив один из двух шкафов; разложила понравившиеся во втором, а остальные отнесла на двадцать четыре ступени ниже. Потом положила опустевший шкаф передом вниз, из чего получилась достаточно прочная и широкая кровать, которую оставалось лишь застелить.
