Рыжая племянница лекаря. Книга 3 (СИ) - Заболотская Мария (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— О, нет, Йель никогда не предаст меня, — я почувствовала, как рука Хорвека погладила мои волосы, и поняла, что он склонился надо мной. — Неужели ты не видела, что ради меня она даст себя изрезать на куски? Йель любит меня. Так сильно, как только способен любить человек, при этом не понимая своих чувств. Оставь мне ее, Уна.
Рыжая ведьма задумалась. Я смотрела на ее лицо, с которого постепенно исчезали все краски. О чем она размышляла? Наверняка, о том, что убить меня можно только один раз, а вот если оставить при себе, чтобы я каждую секунду и минуту помнила о ее победе, чтобы видела ее восхождение к власти, чтобы знала о перемирии, навеки связавшем ее с Хорвеком — о, это будет долгая и изощренная пытка… Она говорила, что для нее я — всего лишь игрушка, а теперь оказалось, что такой же игрушкой я была и для Хорвека. Любовь, в которой я не смела сама себе признаться, была безжалостно вытащена на свет и бесстрастно препарирована, как нечто бесконечно жалкое и глупое. Я любила Хорвека! Да, я его любила! Но теперь ненавидела и себя, и его. «Мне не нужна такая жизнь! Пусть она откажет ему и убьет меня!» — взмолилась я неизвестным богам, но Уна, разгадав мои мысли, уже улыбалась, тонко и ядовито.
— Я согласна, — произнесла она, блаженно жмурясь, как кошка, греющаяся на солнце. — Перемирие!
— Вот и славно, — я наконец-то смогла увидеть Хорвека. Он подошел к Уне и подал ей руку, помогая встать. Рядом с ним она выглядела маленькой и хрупкой, но голос ее звучал повелительно:
— Не будем тратить время зря! Мало ли что еще тебе взбредет в голову, хитрец. Вернее было бы отрезать язык твоей девчонке, но ты просишь лишить ее голоса с помощью магии — и, конечно же, держишь в уме то, что эти чары обратимы. Не знаю, что ты задумал, но я сделаю вид, будто отныне верю тебе, как самой себе. Ее голос будет спрятан так, чтобы любой, кто решится его выкрасть, сгинул от моего проклятия. Мике!..
Раб Рыжей Уны мгновенно откликнулся на призыв, и, метнувшись стремительной тенью, тут же упал к ее ногам, склонив голову.
— Принеси мою шкатулку, — коротко приказала чародейка, ничего не поясняя, и я подумала, что там, должно быть, хранятся самые страшные ее тайны, раз уж ее хранителем сделали самого преданного из слуг.
Шкатулка оказалась простой черной коробкой, без единого украшения или знака. Уна приняла ее бережно, и откинула крышку так, чтобы никто, кроме нее, не увидел содержимого.
— Что же сумеет вместить ее голос? — говорила она, едва заметно хмурясь. — Турмалин слишком прозрачен и нежен для такой неблагородной работы. Изумруд — о, не каждый голос достоин того, чтобы храниться в этом изумруде. В камне такой чистоты можно заточить разве что голос морской сирены. Сердолик чересчур прост, аквамарин ненадежен… О, пожалуй, знаю! Если этот кусочек янтаря тысячи лет хранил навозную муху, то и голос этой наглой девчонки сохранит как нельзя лучше!
И в ее пальцах медово засиял огромный сгусток янтаря, внутри которого застыло черное пятнышко — большая муха, давным-давно погибшая в смоле древнего дерева.
— Приподними ее, — приказала она Хорвеку, кивнув в мою сторону. — Не думаешь ли ты, что я встану перед ней на колени? Я достаточно сегодня пачкалась в грязной крови.
Я почувствовала, как он берет меня на руки — голова безвольно запрокинулась, и мне подумалось, что ведьма наверняка сейчас воображает, как легко и быстро лезвие кинжала перерезает мое горло. Однако вместо этого она со вздохом приложила янтарь к моей груди. Я услышала быстрое певучее бормотание, и что-то жгучее принялось ворочаться глубоко внутри, задевая и без того едва бьющееся сердце. Янтарь медленно двинулся вверх, к горлу, и огненный комок, дрогнув, последовал за ним.
— Молчи до скончания века! — прошептала Уна торжествующе. — И горько оплакивай тот миг, когда ты решила, что можешь мне помешать!
Огонь опалил мой рот, от боли я дернулась, одновременно кашляя и выплевывая нестерпимо горячий уголек, обжегший мой язык. А затем, когда перед глазами прояснилось, я увидела, что ведьма показывает мне янтарь: рядом с мухой теперь застыла крохотная бабочка с невзрачными пятнисто-рыжими крылышками.
— Твой голос, — сказала она. — Я думала, из него получится какой-то ничтожный червь или мерзкая сороконожка, но магия сочла, что он не настолько уж отвратителен. Утешайся хотя бы этим, жалкая Йель!
И она бережно положила янтарь в шкатулку, отвернувшись от нас с Хорвеком, чтобы мы даже краем глаза не смогли увидеть содержимое черного ящичка. С негромким щелчком закрылась крышка. Я думала, что она тут же отдаст шкатулку Мике, но Уна продолжала держать ее у груди, поглаживая и что-то тихо воркуя, как счастливая певчая птичка.
— Перед тем, как мы заключим перемирие, Хорвек, — промолвила она, взглянув на него исподлобья хитро и серьезно, — я поставлю тебе одно условие, как это сделал ты, попросив у меня свою Йель. Ты поклянешься, что никогда не прикоснешься к этой шкатулке и не попытаешься расплести заклятия, ее охраняющие. Голос твоей девчонки будет моим и только моим. Со всем остальным забавляйся, как пожелаешь.
— Клянусь, — ответил он, не раздумывая.
— Ты на удивление сговорчив! — воскликнула Уна. — Думаешь, это убедит меня в твоей честности? Я верю тебе все меньше и меньше, Хорвек. Ты что-то задумал! Дело не в девчонке, ладно. В чем же тогда?.. В чем ты опаснее всего? Ах да, Темный Двор… Ты сказал, что не желаешь туда возвращаться. С чего бы это? Разве это не позволило бы тебе отомстить мне сполна? Разве не вымолил бы ты у своего отца прощение? Его магия сильнее моей — он бы продлил твою жизнь и отдал бы сердце любого из своих подданных…
— Раз ты желаешь это знать… — Хорвек чуть заметно покачивал меня, словно убаюкивая, и его голос казался все более глухим и далеким, уплывая куда-то во тьму. — Ты наверняка слышала историю короля Виллейма-Ведьмоубийцы, отправившего на костер Белую Ведьму, сыном которой я когда-то назывался. Теперь мне известно, как это произошло на самом деле. Мне пересказали каждое слово, прозвучавшее в ту ночь у камня, где астоланской колдунье отрубили руки. Ни один смертный не смог бы научить короля тому, что он потребовал у моей матери. Теперь я знаю, кто вел Ведьмоубийцу к дому ведьмы и кто нашептывал советы.
— Ах вот оно что… — протянула Уна, и глаза ее блеснули. — Стало быть, твои отец и мать не смогли мирно поделить сына между собой, и Темный Двор решил вернуть принца-полукровку хитростью…
— Видишь, Уна? Если мне и следует избрать путь мести и прочих долгов чести, то лучше уж я замахнусь повыше, — я слышала голос Хорвека далеко-далеко, и не различала лица чародейки. — Вновь наши цели совпадают, не так ли?.. Не будем терять время, пусть Йель унесут отсюда, а нам пора заключать мир, ибо под сегодняшней луной нет других созданий, так схожих устремлениями, как мы с тобой…
Я не видела и не слышала, как заключали перемирие рыжая ведьма и полудемон — от беспамятства я очнулась лежа в кровати, укутанная теплым одеялом. Искалеченная рука была умело забинтована чистым полотном, окровавленная дорожная одежда сменилась чистой рубашкой, и даже от волос исходил запах чистоты и пряных трав. Комнату мягко освещали свечи, за окном угадывалась беспросветная ночная тьма.
На краю кровати, спиной ко мне, сидел Хорвек.
Я помнила все, что произошло, но все равно попыталась закричать — слишком сильны были горе и ненависть, составлявшие отныне всю мою сущность. Но теперь на мою долю остались только слезы — вместо крика у меня получился хриплый протяжный стон.
Он услышал его и медленно повернулся, словно заставляя себя смотреть на то, во что я превратилась этой ночью. С горечью я подумала, что голос мне и вправду не нужен — кто, как не Хорвек мог угадать мои мысли с точностью до последней капли отчаяния?
— Мне жаль, что я не успел вовремя, — сказал он, глядя на мою забинтованную руку.
